– Подруга моя что-то долго гуляет в саду. Возчик у меня очень сердитый, а теперь, должно быть, еще больше злится, что приходится долго ждать. Пойду, как-нибудь успокою его! Она быстро побежала к воротам. Камбарджон уже ждал ее. Он посадил Ойсулу в арбу, а сам сел вместо возчика и стегнул лошадь нагайкой. Лошадь помчалась вперед и бежала до тех пор, пока не устала.

Выбившись из сил, она остановилась в урочище Тугдок. Сорок мулов, которые бежали вслед за арбой, тоже устали и встали. Сорок арб, которые ехали сзади, тоже остановились. Все слезли с лошадей, мулов и арб, умылись, вымыли головы, руки и сели отдыхать.

Ойсулу села рядом с Орзиджон и рассказала ей обо всем, что произошло.

– Вот ваш любимый друг, я сберегла его: он жив, здоров и невредим, резвится, как рыбка в воде ручейка! – сказала она, указав на Камбарджона, словно передавая подруге бесценное сокровище.

Отдохнув, они все в веселом настроении отправились в страну Камбарджона, в столицу к его родному отцу. Семь дней и семь ночей ехали они без остановки, не ели, не пили и, наконец, утомленные, остановились в одном местечке.

Тут Камбарджон написал отцу письмо, в котором сообщил, что он едет в родной город вместе с царевнами Орзиджон и Ойсулу, остановился в таком-то месте, и просил выслать навстречу людей. Гонец повез письмо и вручил его отцу Камбарджона. Отец его был вне себя от радости. Он приказал визирю снарядить сорок арб. Немедленно запрягла лошадей в арбы, посадили на них девушек, трубачей с длинными медными трубами – карнаями, музыкантов с сурнаями, барабанщиков, комедиантов, острословов, затейников и отправили их навстречу Камбарджону. Разряженный караван торжественно двинулся через весь город.

Тем временем по приказу царя во дворец явились сорок трубачей и заиграли на карнаях, сзывая всех на торжественный пир, а во дворе соорудили очаги и поставили сорок больших свадебных котлов варить плов. По всем улицам толпой шел народ во дворец, всех угощали пловом, всем раздавали лепешки.

Между тем торжественный караван двигался навстречу царевичу. Трубачи гремели на карнаях, сотрясая воздух трубными звуками; звонко заливались сурнаи; барабанщики неистово били в барабаны; девушки громко пели веселые свадебные песни; плясуны и танцовщицы, окруженные молодежью, танцуя, шли впереди; клоуны, острословы и затейники смешили всех своими остроумными шутками. Наконец веселый караван подъехал к местечку, где отдыхали Камбарджон с Орзиджон и Ойсулу.

Все закричали:

– Добро пожаловать, как ваше здоровье? С благополучным прибытием! Не уставайте! Будьте здоровы!

Выехавшие навстречу смешались с прибывшими, и весь караван двинулся в обратный путь. Камбарджон и царевны выехали вперед, за ними с музыкой и песнями двигались остальные, и, наконец, все торжественно въехали в город. Все жители вышли встречать царевича. На улицах, на крышах, на деревьях народу было полным-полно. Впереди всех ехал царевич и обе царевны, разнаряженные, в роскошных платьях, сверкая жемчугами и бриллиантами. Обеих царевен с большими почестями повели во дворец.

Камбарджон быстро вбежал по ступенькам наверх и кинулся в палаты своей родной матери. Она сидела, прислонившись к колонне, убитая горем. Тоскуя по сыну, она столько плакала, что ослепла на оба глаза. Камбарджон обнял родную, мать, расцеловал ее.

У Камбарджона в кармане был олений мох. Он взял щепотку оленьего мха и потер им слепые глаза матери. Оба глаза ее вдруг открылись и засверкали. Она прозрела и увидела своего ненаглядного сына. Оба они не могли наглядеться друг на друга. Мать от радости и плакала и смеялась, они опять обнялись и расцеловались. Побыв у матери, Камбарджон направился к отцу. Они обнялись, расцеловались, расспросили друг друга о здоровье. Отец и сын от радости и смеялись и плакали, не могли наглядеться друг на друга, вновь обнимались и целовались. Затем Камбарджон привел Орзиджон и Ойсулу к отцу и матери и познакомил их:

– Вот это ваша молодая сноха Орзиджон, а это моя названная сестра Ойсулу. Мы с ней друзья на веки-вечные, – сказал Камбарджон. Царевны поздоровались с его родителями. Все были довольны, все были рады.

После этого царь устроил пир на весь мир. Сорок дней и ночей народ толпился во дворце, сорок дней и ночей никто у себя дома не разводил под котлом огня, никто не варил обеда, все угощались на свадьбе: ели плов, пили чай с лепешками и всякими сластями. Все веселились, все были довольны. Свадебные празднества закончились торжественно и радостно.

Погуляв на свадьбе Камбарджона и своей подруги Орзиджон, прекрасная царевна Ойсулу отправилась в свою родную страну.

Таким образом, все, счастливые и довольные, достигли своих заветных желаний и целей.

Сказочник Хусанбай Расулов. Перевел С. Паластров.

Давно-давно когда-то жили старик со старухой. Семья у них была небольшая. Смолоду трудились они не покладая рук; постепенно обзавелись хозяйством и на старости лет жили в достатке. Муж и жена вдвоем растили и воспитывали единственного сына, исподволь приучая его к труду. Они его очень любили и нередко баловали. Сын во всем помогал родителям. У него была любимая игрушка – золотая сокка (сокка – ашичка, биток ). Он часто играл в ашички, очень метко бил соккой и мог одним ударом выбить с кона несколько ашичек. Он никогда не расставался с золотой соккой и, будучи уже подростком, всегда носил ее с собой.

Ежегодно в конце весны вся семья выезжала в горное ущелье на летнее пастбище. Старик перевозил туда юрту, разный домашний скарб. Мальчик, сидя верхом на лошади, гнал всякую скотину: корову, бычка, овец и коз. В ущелье было пастбище с густой и сочной травой. Старик ставил юрту, и они все лето жили на чистом воздухе, а скотина паслась на приволье. С наступлением холодов семья возвращалась в деревню.

Однажды старик задержался в горах на летнем пастбище дольше обычного. Лето уже кончилось, но погода все еще стояла теплая и сухая. Изредка перепадали дожди, но потом опять устанавливались теплые солнечные дни. Наконец, уже поздней осенью, когда стало уже холодно, старик сказал, что пора перебираться на зимовку в деревню. Вместе с сыном разобрал он юрту, навьючил все вещи на лошадь. Сын сел верхом на двухгодовалого жеребенка и погнал скотину. А про свою золотую сокку он совсем забыл, и она осталась на пастбище, там, где он в последний раз играл.

Потом, когда они уже приехали домой, мальчик хватился, сунул руку в карман, а золотой сокки там нет. «Где же она?» – думал он, но не мог вспомнить. Так он и заснул с мыслями о золотой сокке.

На следующий день утром он спросил у матери:

– Мама, а мама, ты не знаешь, где моя, золотая сокка?

Но мать не знала.

Парень пошел тогда к отцу и спросил:

– Отец, а отец? А где же моя золотая сокка?

– Эх, сынок! Да ты, должно быть, оставил ее на пастбище, – ответил старик. – Садись на жеребенка, да поезжай поскорей привези ее.

Сын тотчас же оседлал жеребенка, сел верхом и поскакал в горы, на пастбище. Только на закате солнца он подъехал к знакомому ущелью. Поднялся парень по склону горы к стоянке, смотрит – на том месте, где была юрта, сидит какая-то старуха, страшная-престрашная, нос у нее длинный, загнулся крючком, как у хищной птицы, глаза ввалились, лицо все в морщинках, зубы желтые, большие, как клыки, седые космы взлохмачены, руки длинные, костлявые, а на пальцах когти. «Да ведь это же ведьма Алмауз Кампыр!» – мелькнуло в голове у парня, и сразу мурашки забегали у него по спине.

А старуха сидит себе на корточках и подбрасывает его золотую ашичку вверх. Золотая сокка, падая на землю, все время ложится в положении «чикка» (чикка – проигрышное положение ашички), то есть вогнутой стороной вверх. «Не умеет бросать ашичку, – подумал парень. – Должно быть, никогда не играла. Вот бы сыграть с ней – я бы ее сразу обыграл. У меня – как ни кину, так олчи (олчи – выигрышное положение ашички). Но к старой ведьме нельзя подойти. Она сразу меня живьем проглотит!» Испугавшись старухи, парень хотел было уже повернуть жеребенка и скакать назад без оглядки, но ему жалко было бросить свою золотую сокку. «Она такая красивая и удобная! Бывало пустишь ее, она так метко бьет, прямо в цель!» – подумал парень и решил попросить старуху.

– Отдайте мне мою ашичку! – сказал он, не трогаясь с места.

– Ах, сынок! Я умираю! У меня сил нет не только подняться, но даже пошевельнуться! – прошамкала Алмауз Кампыр замогильным голосом. – Слезь с жеребенка, подойди поближе и возьми сам.

«Да как раз, я так к тебе и подойду! Если я только слезу, ты меня схватишь и сразу проглотишь! Вон у тебя какие когти! А зубы-то длинные, страшные!» – подумал парень и попросил уже более настойчиво:

– Ну, давайте же, говорят вам!