— Ма-ароженое! Ма-ароженое! — По проходу двигалась полная продавщица в кружевной наколке и белом фартуке. Держала поднос с бумажными стаканчиками, из которых торчали плоские лучинки. — Ма-ароженое! Порция три рубля!..
— Ага. Где их взять-то… — надув и без того пухлые губы, сказал мальчик. То ли Васе, то ли просто так.
Вася вспомнил, что у него есть железный пятирублевик, подарок Акимыча. Недавно Вася по просьбе старика ездил в булочную, привез батоны и сдачу, и Акимыч сказал: «Возьми на мороженое». Вася взял — чего церемониться-то, свои люди… И сейчас он торопливо зашарил про накладным карманам на шортах. Достал монету.
— Дайте, пожалуйста!
Дальше случилось такое, чего он ну никак не ожидал.
Продавщица взяла пять рублей, замигала. Глянула на деньги, на Васю, опять на деньги Ее лоб под кружевным кокошником и пухлые щеки гневно зарозовели.
— Да ты что! За дуру меня принимаешь?!
— А… что? — замигал Вася.
— Ты чего даешь мне старинную деньгу! Сейчас тебе что? Дооктябрьская революция? — Оно сунула монету Васе в ладонь. — Бери и затолкай подальше, пока не позвала милицию!
— Это же нормальные деньги… — пробормотал Вася.
— Нормальные?! С двуглавым орлом?! Для сопливых буржуев они нормальные, таких, как ты! Ишь, рубаху надел американскую, родители, небось, в лимитном распределителе отовариваются, в культурных людях значатся, а сынок…
— Да хватит вам, — сказала крашеная женщина справа от Васи. — Что вы пристали к мальчику? Он просто перепутал, думал, наверно, что это полтинник двадцатого года.
— И за полтинник хотел трехрублевую порцию?! Далеко-о пойдет…
— Барышня, успокойтесь, — перебил пышущую тетю сосед крашенной женщины, тот, что в казачьей (или не казачьей?) форме. — Лучше дайте нам три порции… Вот так, благодарю… — Он ухватил стаканчики, один оставил себе, а два отдал женщине и что-то вполголоса сказал ей. Та улыбнулась и протянула стаканчик Васе.
— Возьми мальчик. Не обижайся на нее, все работники торговли сейчас такие нервные…
— Спасибо, — прошептал Вася. И подумал, что это очень хорошая женщина, хотя от нее чересчур крепко пахнет духами.
Колесо на коленях нервно задергалось:
«Я же тебя предупреждало, будь внимательней, учитывай обстановку…»
«Ничего ты не предупреждало!.. Я домой хочу.»
«Подожди до конца представления.»
«Ага, затащило неизвестно куда, а теперь подожди…»
Но Вася уже не очень хотел домой. По крайней мере не сию минуту. Надо было съесть мороженое, да и с мальчиком еще не кончен разговор. Вася протянул ему стаканчик:
— Хочешь? Давай по очереди.
— Ага… — заулыбался юный музыкант. — Спасибо. — И охотно зачерпнул закругленной дранкой изрядную порцию. Облизнулся. — А что у тебя за монета? Правда, старинная?
— Не знаю. Вот… — Вася протянул пять рублей мальчику.
— Ух ты! Я таких никогда не видел. Где ты ее взял?
— Да нашел случайно, недалеко от рынка, — соврал Вася как можно натуральнее. — Прямо на тротуаре…
— А зачем ты ее продавщице-то дал?
— Не знаю, — опять сказал Вася. — Что-то отключилось в мозгах. Она говорит «три рубля», а я подумал «у меня пять», ну и вот… Ешь еще, а то уже капает. — Ледяная капля из размокшего стаканчика ужалила Васю в колено.
Мальчик зачерпнул и отправил в рот мороженое, но весь его интерес был направлен на монету.
— Это не царская, а временного правительства, потому что орел без короны. А какой год?.. Ой, что это?
— Что?
— Смотри! Такого года не может быть! Это же будущий век!
— Я и не обратил внимания, — неловко сказал Вася. Надо было как-то выкручиваться. — Может быть… знаешь что? Когда эту деньгу отпечатывали на машине, просто ошиблись, поставили не ту цифру.
— Да, наверно… Или… могло еще вот как быть. Белогвардейцы, когда захватили власть, решили всем показать, что она на веки вечные, вот и начеканили свои деньги на много лет вперед!
— Да, конечно… — охотно согласился Вася. Мороженое между тем кончилось, стаканчик бросить было некуда, Вася облизал его и вместе с палочкой затолкал в карман. А мальчик все покачивал на ладони, все разглядывал пятирублевую монету 2002 года. И наконец со вздохом протянул Васе:
— Ты ее береги. Это нумизматическая редкость.
Вася знал, что такое нумизматика.
— Ты собираешь монеты?
— Я много чего собираю. Монеты, марки, военные значки…
— Тогда возьми ее себе.
— Да ты что! — В глазах мальчика зажглась и погасла недоверчивая радость. — Нет. Это же историческая ценность…
— Она для тебя ценность, а мне-то зачем? — убедительно сказал Вася. — Я же не собираю и нашел случайно, мог и не найти…
— Все равно… так нельзя… — В мальчике явно боролись желание и честность.
И Васю осенило:
— Тогда давай на что-нибудь меняться!
— На что? У меня ничего такого нет.
С тревожной догадкой Вася спросил:
— Тебя как зовут?
— Сережка… Сережа…
— А меня Вася… У тебя есть рогатка?
Сережа замигал.
— Рогатка… да, есть. Вот… — Он выволок из просторного вельветового кармана рогатку с распустившейся красной резиной. — Хорошая, дальнобойная. Но все равно же она самодельная. А монета, она же…
— Сережа, я очень прошу, — глядя ему в глаза, сказал Вася. — Давай поменяемся. Мне уж-жасно нужна рогатка и совсем не нужна монета.
— Честное пионерское?
— Что? Ну, да… Да! Честное…
— Ну… тогда спасибо… — И вдруг спохватился, как-то ощетинился даже: — А ты что? Хочешь из нее по птицам стрелять?
— Ты с ума сошел? — жалобно возмутился Вася. — У нас так никто… ни один мальчишка… никогда… Мы соревнования устраиваем, по мишеням…
— Тогда ладно…
Смущенно сопя, Сережа стал заталкивать поглубже в карман свое новое сокровище. А Вася — рогатку.
Вокруг стоял обычный, как во всех цирковых антрактах шум. Люди уходили и возвращались, наступали сидевшим на ноги, извинялись, доедали мороженое… Униформисты в это время ставили на сцене высокие стойки с растяжками, налаживали между ними толстую черную проволоку. Свет был приглушен, вразнобой пиликал оркестр. И вот лампы опять стали яркими. Трубы и скрипки снова сыграли кусочек марша из кинофильма «Цирк». Петр Федорович возник из-за алых бархатных штор и возвестил:
— Канатоходцы Елизавета Краух и Валентин Цибульский!
Вася глянул на Сережу. Тот снова надул толстые губы.
— По сравнению с Юленькой это чухня…
Вася и сам понимал, что зрелище будет не очень завлекательное (а Юленьки больше не будет). Одно только было забавно — клоун Поликарп Фомич, опять у всех на арене путался под ногами. И наконец оказался впереди тожественно вышедших канатоходцев.
— Поликарп Фомич, не могли бы вы пока постоять в сторонке! — сделал ему громкое замечание Петр Федорович.
— Ни в коем случае! Мне сегодня обещано выступление! Прежде Елизаветы и Валентина!
— Вот как?! И чем же вы собираетесь удивить наших уважаемых зрителей!
— Как чем! Я буду танцевать на проволоке! Это мой любимый номер!
— Да разве вы умеете?! По-моему вы хвастаете!
— Как вам не стыдно, Петр Федорович! Я никогда не хвастаю!
Петр Федорович вопросительно посмотрел на затянутых в костюмы с блестками канатоходцев. Те развели руками (что, мол, поделаешь) и жестами пригласили Поликарпа Фомича подняться по лесенке. Тот снял свой перекошенный полосатый пиджак, пошевелил плечами и полез на площадку, цепляясь за ступеньки огромными башмаками. Зрители восторженно выли (особенно мальчишки). На площадке Поликарп Фомич испуганно покачался и послал зрителям воздушные поцелуи. Бросил вниз свою громадную клетчатую кепку. Раскинул руки. Ступил на проволоку. Стало тихо. Поликарп Фомич сделал два шажка, закачался, громко сказал «ай!».
— Да он притворяется, — шепотом успокоил Сережа Васю. — Он умеет…
Возможно, Поликарп Фомич умел ходить по проволоке. Но сейчас он всячески показывал, что не умеет.
— Ай, мама! — заголосил он, сорвался, ухватился за проволоку и повис, болтая ногами. Один башмак упал на арену, под им оказался красно-белый полосатый носок. Униформисты подхватили неудачливого канатоходца, поставили на опилки. Зрители бурно веселились.
— Чего они хохочут?! — оскорбленно спросил Поликарп Фомич. Из глаз его ударили две сверкающие струйки слез.
— Вы сами виноваты, — объяснил рассудительный Петр Федорович. — Потому что взялись за дело, которому не учились!
— Да-а! Легко делать то, чему учился! А вот попробуйте сами, если ни разу ни ступали на проволоку. А? Ну! Попробуйте!
— Я не буду! — решительно сказал Петр Федорович. — И вам больше не советую. Смотрите, зрители смеются…
— Да! Смеяться легко! А вот пусть попробуют сами! А? Ну! Что, испугались?! Давайте! Кто хочет?!
— Я хочу! — услышал себя Вася будто со стороны.