На следующее утро глухой рано разбудил слепого: «Вставай, вставай, нам в самом деле везет! Весь пол усыпан золотом и серебром». И действительно, у чудища были скоплены огромные сокровища, небрежно разбросанные по всему дому. Друзья принялись собирать их, набрали сколько смогли и связали их в четыре узла. Каждый из них взял себе по узлу, а остальные два взвалили на осла и выступили в обратный путь. Но чудище, которое они прогнали ночью, подкарауливало их недалеко от дома. Ему хотелось видеть, на что похож днем отец его, бакшас. И вдруг, что же он увидел? Слепого, глухого, и осла, нагруженных сокровищами!
Страшная злость разобрала ракшаса, но он не решился напасть один, а пошел созвать товарищей, и скоро они всемером неслись по следам дерзких пришельцев.
Глухой издали заметил их приближение и пришел в ужас. Семь огромных чудищ с длинными в аршин волосами и острыми клыками, как у слона! Слепой заметил, что глухой часто останавливается, и спросил: «Что это ты, дружище, отставать стал?» – «Ой, беда пришла», – простонал глухой: – Семь чудищ за нами гонятся, несдобровать нам!» – «Вот вздор!» невозмутимо отвечал слепой; он ничего не видел и потому ничего не боялся: «Спрячь только скорее сокровища и осла заведи в кусты, а сами полезем на дерево. Я полезу первый, а ты, как зрячий, за мной». Глухой решил, что совет недурен. Вмиг все было исполнено и оба друга полезли на высокую пальму. Только, так как глухой был потрусливее, да и похитрее, он полез первым, а слепого оставил за собой и таким образом очутился в относительно большей безопасности, чем товарищ.
Чудища подошли к дереву и увидели их над собой. «Давайте, встанем друг другу на плечи и сбросим их оттуда». Сказано – сделано. Второй полез на первого, третий на второго и так далее. Седьмой, как раз тот, который созвал всех остальных, только карабкался наверх, когда глухой, выглядывавший из-за плеча слепого, обезумел от страха и схватил за плечо товарища с громким воплем: «Лезут, лезут!» Слепой, ничего не подозревая о близости чудищ, сидел свободно, не в особенно твердом положении. От неожиданного толчка он потерял равновесие и слетел прямо на спину седьмому чудищу, как раз в то время, как тот взбирался на спину последнего товарища. Слепой никак не мог понять, где он находится, и вообразил, что сорвался на другой сучек. Он отчаянно взмахнул руками, чтобы ухватиться за что-нибудь, и с размаху вцепился в длинные уши чудища. Ракшас тоже не мог сообразить, что такое на него свалилось, а так как вес слепого сбил его с места, он тоже потерял равновесие и полетел, увлекая в своем падении шестого, шестой – пятого и т. д.
Некоторое время чудовищная куча копошилась у подножия дерева. Слепой кричал снизу: «Где я? Что случилось? Где я, наконец?» Глухой, усидевший на дереве и потому в безопасности, вопил сверху: «Славно, братец, славно! держи его, не бойся. Держи только крепче, бегу к тебе на помощь!» Нечего и говорить, что он нимало не спешил покинуть свое убежище. Он только продолжал отчаянно кричать: «Так, так, братец, держи его, держи, иду, иду!» И чем сильнее он кричал, тем сильнее слепой сдавливал и крутил уши чудища, принимая их за пальмовую ветвь. Остальным шести чудищам удалось, наконец, выкарабкаться из своего невыгодного положения. Они встали, встряхнулись и, решив, что довольно поплатились за желание услужить товарищу, бросились бежать без оглядки. А седьмой, видя их бегство, сообразил, что опасность верно действительно велика, если все бросают его. Недолго думая, смахнул он рукой странное существо со своей шеи и, даже не взглянув, что там такое было, пустился догонять товарищей.
Как только чудища скрылись из вида, глухой сполз с дерева. Он поднял слепого, обнял его и сказал: «Право, я не сумел бы так хорошо обделать дело. Ловко же ты справился с ними! Всех обратил в бегство! К счастью тут и я подоспел на помощь». Снова вывели они осла из кустов, нагрузились своими узлами и спокойно побрели дальше. На опушке чащи глухой сказал слепому: «Теперь и селение недалеко. Не лучше ли нам припрятать на время свои сокровища? Лучше всего, мне кажется, разделить их поровну и пусть каждый заботится о своей доле, а затем припрячем их в кусты или куда каждому из нас заблагорассудится». Слепой согласился и поручил глухому разделить сокровища на две равные части. Лукавый глухой совсем не намеревался делить поровну, и начал с того, что припрятал большую часть груза, а остаток разделил надвое и положил один узелок перед собою, а другой перед слепым: «Вот твоя доля, братец, пощупай». Слепой пощупал, кучка показалась ему чересчур мала. «Ну, уж не ожидал, что ты станешь надувать меня!» – крикнул он с досадой. «Ты верно все себе прибрал, а мне остатки подсунул!» – «Что за вздор, у меня не больше. Сам посмотри, если не веришь», – хладнокровно заявил глухой. Слепой пощупал кучку товарища: она была не больше, чем его. Тогда он совсем вышел из себя: «Так я и поверю!» – закричал он. – Ты думаешь, я слепой, так меня легко провести? Нет, братец мой, я слеп, да не глуп! Я нес большой узел, ты тоже, да на осле было два. И ты станешь уверять, что из такого количества получились лишь эти две кучки? Нет уж, другим говори, а я не поверю». – «Вздор и нелепица!» – возражал глухой. «Вздор иль нет, а ты меня морочишь, я этого не потерплю!» – «Даже и не думаю морочить», – защищался глухой. – «Нет, врешь, обманщик!», – горячился слепой. Слово за словом, они ссорились, ворчали, кричали, ругались, упрекали друг друга. Наконец слепой рассвирепел и бац глухого по уху. Удар был так силен, что глухой сразу стал слышать. Яростно хватил он соперника кулаком в лоб: тот тут же прозрел от боли и неожиданности. И так, в конце концов, оказалось, что глухой стал слышать не хуже, чем видеть, а слепой видеть не хуже, чем слышать. Это так приятно поразило обоих, что они сразу пришли в отличное настроение духа и поклялись друг другу в вечной дружбе. Глухой сознался, что припрятал часть сокровищ, и, снова разделив их, на этот раз поровну, они счастливые и веселые вернулись домой.
Где свет, там и счастье
Жил некогда в городе Говиндапатти купец, по имени Пазапатти, и было у него двое детей, сын Винита и дочь Гарви. Дети были очень дружны между собой и настолько привыкли всегда всем делиться, что, когда подросли, дали друг другу клятву сочетать между собой браком своих будущих детей, если только окажется возможным. Годы шли; Гарви вышла замуж за богатого купца, Винита тоже женился. У сестры через несколько лет оказалось три дочери, а у брата три сына, так что, по-видимому, ничто не мешало, исполнению их заветного желания. Но тут случилось нечто, что сразу повернуло дело иначе.
Пазапатти неожиданно умер и кредиторы, – а у него их было немало – начали притеснять наследников. Пришлось распродать имущество, чтоб очиститься от долгов, и, месяца через два после смерти отца, несчастный Винита оказался нищим. Это был человек благородный и самолюбивый; он терпеливо боролся с нуждой и усердно работал, чтобы как-нибудь прокормить семью на свои скудные средства.
Сестра его вышла замуж в богатую семью и безденежное состояние брата сильно тяготило ее в виду их обоюдной клятвы. Она долго думала над этим, наконец, решила, что не имеет права из-за неосторожного обещания жертвовать счастьем своих детей и потому не отдаст дочерей за бедняков. Как раз к этому времени два молодых купеческих сына посватались за старших девушек и родители поспешили отпраздновать свадьбу. Дома осталась лишь младшая дочь, хорошенькая Сугуни.
Винита был глубоко огорчен недобросовестностью сестры; он никак не ожидал, чтоб сестра стала пренебрегать им из-за бедности, но никому не сказал ни слова. Однако клятва их известна была всему городу; многие приняли сторону оскорбленного брата и осуждали Гарви. Замечания эти дошли до слуха Сугуни, девушки впечатлительной и очень умной. Она любила дядю, находила, что он во всех отношениях заслуживает уважения и что сыновья его люди благородные и сердечные. Ее огорчало, что мать из-за богатства пренебрегает такими прекрасными качествами, и она решила, насколько возможно, поправить дело. Для индийской девушки считается неприличным самой намечать себе жениха; однако Сугуни, несмотря на свою обычную скромность, пошла к матери и смело объявила ей: «Матушка, до меня дошли слухи о клятве, которую ты когда-то дала брату относительно нас. Не гневайся на меня, родная, но мне больно и стыдно, что ты с легким сердцем нарушила свое обещание в том, что касается сестер. Я же не вынесу такого бесчестия и не выйду замуж ни за кого, кроме как за одного из двоюродных братьев».
Гарви с удивлением посмотрела на дочь: «Ты хочешь выйти замуж за нищего»? – спросила она. «Знай, что мы, родители твои, никогда на это не согласимся, а хочешь выходить – выходи, только ноги моей не будет у тебя в доме».
Но Сугуни твердо стояла на своем. Решено было выдать ее за младшего сына Винита. Последний, хотя никогда не напоминал сестре о клятве, но сам твердо держался ее и решил не женить сыновей, пока все дочери сестры не выйдут замуж. Решение Сугуни крайне обрадовало его. Он тотчас же подыскал двум старшим сыновьям невест из честных, но бедных семей и разом отпраздновал все три свадьбы сообразно своему состоянию.