Петя спал без снов, грудь его легко вздымалась, и белые щеки постепенно наливались широким помидорным румянцем.
Мякиш тихонечко взобрался на мягкий Петин живот и, зевнув, тоже прикорнул.
Нетак с досадой махнул рукой и решил сам взяться за починку Непоседы. На лбу его выступили капельки древесной смолы, язык от усердия высунулся, а сам он приговаривал:
— Так, так!.. Ногу — сюда, руку — туда, эту ногу — туда, эту руку сюда… Все!
Непоседа встал и зашатался.
— Ой, что ты наделал? — воскликнул он, размахивая ботинками вокруг головы. — Это же ноги, а где мои руки?
— Там, где ноги, — сказал Нетак. — Так лучше!
— Я не могу ходить на руках, не могу! — закричал Непоседа и со звоном шлепнулся на землю.
— Ну тогда ходи на ногах, — милостиво разрешил Нетак.
— А как же голова?
— И голову переставлю. Мне это пара пустяков.
— Не хочу, не хочу! Ты меня всего перепутал! — зазвенел Непоседа и пошел колесом — с рук на ноги, а с ног на руки.
Вот что получается, когда за дело берутся такие мастера, как Нетак.
Глава двадцать первая
О том, как был отремонтирован Непоседа, и о новых препятствиях на пути
Пружинки Непоседы хоть и были перепутаны, а все же сидеть на месте не давали. Он стал прежним беспокойным мальчиком, кувыркался и прыгал. Потом вскочил Пете на грудь и закричал:
— Вставайте, вставайте!
Первым проснулся Мякиш. Он открыл глаза и зевнул.
— Все-е ясно, узна-аю работу Не-етака! — сказал он и шлепнул Петю по носу. — Вставай, дело есть!
Петя открыл глаза. У Непоседы был такой смешной вид, что сон как рукой сняло.
— До чего же ты смешной! — засмеялся Петя.
— Ни-ичего смешного нет, — сказал Мякиш. — С человеком беда стряслась.
— Да, что-то надо придумать.
Петя сел и почесал затылок. Лепить ему, как мы знаем, однажды случалось, а вот мастерить что-нибудь из дерева или из металла — еще никогда. Не спеша он принялся за работу. Разобрал Непоседу на части и разложил их на земле.
— Ноги должны быть внизу, — тихо напомнил Мякиш.
— Нет, наверху! — настаивал Нетак.
— Не мешайте! — отмахнулся Петя. — У самого голова есть! — и принялся за работу. — Так, значит, правая — с правой стороны, левая — с левой… Руки тоже так… Бум-бурубум, бум-бурубум! Порядочек!
— А у тебя неплохие руки, — сказал Мякиш. — Только к тебе самому еще нужно как следует руки приложить.
— Еще бы — неплохие! Не зря же мой папа конструктор! — хвалился Петя.
Восстановленный Непоседа подпрыгнул и продекламировал:
Ну-ка, братцы, в путь пора!
Мастерам — ура, ура!
И компания в полном сборе тронулась в путь. Над тропинкой лихо зазвенела песенка Непоседы:
Эх, ничто меня на свете
Не сумеет устрашить,
Если может даже Петя,
Мамин Петя, Папин Петя,
Непоседу починить!
Вскоре вся компания очутилась на берегу реки, по ту сторону которой был лес, а в лесу — пионерский лагерь.
— Я чувствовал, что здесь моста не будет, — промямлил Мякиш, заглядывая с крутого берега в воду.
Но мост, к счастью, не понадобился — у песчаного бережка стояла лодка, а рядом с ней сидел старичок рыболов и удил рыбу.
Прячась за кустами, все четверо подошли поближе к рыбаку. Старичок следил сразу за тремя поплавками и мурлыкал себе под нос песенку:
Только удочку закину
Клюнет старая корзина,
А другой разок заброшу
Клюнет бывшая галоша.
Разбежались караси,
Не клюют — и не проси!
Не поймаешь нипочем,
Не заманишь калачом…
Петя решительно направился к рыболову. Не успел он выйти из-за кустов, как вдруг позади послышался рокот мотора, и у берега, круто притормозив, остановился открытый «газик». Из машины не вышел, а выпрыгнул Петин папа. Он бросил плащ и рюкзак и подбежал к рыбаку.
Этого беглецы никак не могли ожидать. Ни сам Петя, ни игрушечные мальчики даже не подумали о том, что их будут преследовать.
— Это за мной, — тихо сказал Петя и вздохнул.
Но папа, казалось, и не думал о нем. Он ходил вокруг рыбака, потирал руки и завистливо поглядывал на его удочки.
Мы забыли вам сказать, что товарищ Мамин, то есть Петин папа, был не только болельщиком футбола, но еще и страстным рыболовом. Поэтому-то машина и остановилась у реки. Папа не знал, что по дороге ему встретится река, и не захватил с собой удочек. Но у старика рыболова их было три, и папа надеялся, что одну из них ему удастся выпросить.
Походив еще минуту вокруг рыбака, папа дрожащим от нетерпения голосом завел обычный рыбацкий разговор.
— К-клюет? — заикаясь, спросил он.
— Клевало… в прошлом году, — ответил старик, не отрывая глаз от поплавков.
— На червячка или на горох ловите? — продолжал папа.
— И на то и на другое не берет, — буркнул в усы рыболов.
— А поплевали?
— С утра только этим и занимаюсь… Вот весь улов. — И, не оборачиваясь, рыболов показал рукой на старую, изодранную галошу и дырявую корзину, валявшиеся рядом.
— А на кулебяку пробовали? — осенило папу, и он вытащил из машины рюкзак с пирогами, приготовленными для Пети.
Петя зашевелился в кустах.
— Уй, мои пироги! — сказал он вслух и почувствовал страшный голод.
А папа уже бегал с рюкзаком вокруг рыбака и, расхваливая пироги, приговаривал:
— Покрошить, покрошить надо! Чудесная приманка, на нее не то что плотичка — золотая рыба пойдет!..
— Тс-с-с! — прошипел рыбак и поднялся. — Вы мне всю рыбу распугали!
— Ах, нервы! — сказал папа. — Нервы, знаете ли, разгулялись. Сам профессор Щукин прописал мне рыбную ловлю для успокоения нервов… Профессора Щукина знаете?
— Как не знать! — ответил рыбак. — Мы с ним тут вчера весь день лечились, все нервы истрепали.
— Эх, удочку бы мне! — жалобно протянул папа. — Хотя бы одну…
— Берите любую, — сказал рыбак. — Все равно ловли никакой. Пойду-ка я пониже — может, там повезет…
— Повезет, непременно повезет! — обрадовался папа и, сбросив пиджак и шляпу прямо на землю, вперил глаза в поплавок.
Старичок рыболов свернул две удочки и, лукаво посмотрев на папу, замурлыкал свою песенку:
Только удочку заброшу
Клюнет старая галоша,
А другой разок закину
Клюнет бывшая корзина…
Спел и ушел вдоль реки, вниз по течению.
Глава двадцать вторая. Косяк золотых лещей. Папа объявляет бунт…
— Вот это номер! — сказал Непоседа. — Что теперь будем делать? Если попадемся ему на глаза — все провалится.
— Теперь ему не до нас, — сказал Петя. — Он не уйдет отсюда, пока не выудит хоть одну рыбешку. Уж я-то его знаю.
— Так ведь здесь ничего не ловится — рыбы нет, — сказал Непоседа.
— А это что? — пропищал вдруг Мякиш.
— Где?
И Мякиш показал на рыбьи хвосты, торчавшие из кармана папиного плаща.
Непоседа аж запрыгал от чудесной догадки.
— У меня идея, — сказал он и пополз по-пластунски к машине.
Папа сидел на берегу, жевал Петины пироги и бросал остатки в воду. Этим он только пугал лягушек, которые прыгали с кувшинок и зря качали поплавок.
Солнце желтком разлилось по папиной лысине, согрело ее, а рыба все не клевала. Наконец папа начал сам клевать носом, и над рекой поплыл нежный с пересвистами храп.
Непоседа вернулся, с трудом волоча пакет с копчеными лещами.
— Вон сколько! — вздохнул он, утирая пот. — И все золотые! Такой будет улов!..
Но никто не догадывался, что собирается делать с лещами Непоседа.
— Тебе придется мне помочь, — сказал он Нетаку, а затем что-то долго шептал ему на ухо.
— Самый правильный способ! — ответил Нетак и, взяв одну рыбину, поспешил к воде.
Деревянный Нетак воды не боялся, утонуть он не мог, а с тяжелым копченым лещем ему и нырять было нетрудно.
— Буль-буль-буль!.. — запела вода и поглотила ныряльщика.
Ровно через секунду поплавок папиной удочки вздрогнул, заерзал — и нырнул. Леска натянулась, как струна, удилище согнулось и легло плашмя на воду. Папа проснулся, вскочил, влез в ботинках в воду и, схватив двумя руками удилище, вытащил его из воды. Бамбук свистнул в воздухе, леса выдернулась, и над рекой заблестел золотой лещ.
— Тю-тю-тю! — запел папа и, не разглядывая добычу, снова наживил крючок куском пирога.
Папа дрожал как в лихорадке. Забросив удочку, он начал нетерпеливо переступать с нога на ногу, приговаривая:
— Нервы… ах, нервы!..
— Буль! — сказал поплавок и снова утонул.