– Ба! – Рявкнул вдруг Шантор Червиц, привлекая всеобщее внимание.
– Бу! – Продолжил он, заставив присутствующих переглянуться.
– Бы! – Закончил Шантор Червиц, демонстрируя тем самым архетипическое возникновение русского языка.
После этих возгласов, Шантор Червиц демонстративно стал стягивать тренировочные штаны. Под ними оказалось тощее тело, между ног которого выделялось яркое цветовое пятно, которым был стоящий хуй.
Нельзя сказать, что все обрадовались этому зрелищу, особенно Клочкед, у которого тоже происходило некое неподвластное ему шевеление в штанах. Но наркоманки, на которых сваренный Шантором Червицем винт действовал примерно так же, стояли в явной нерешительности.
Вдруг Генриетта Широкеззз стянула с себя майку. Она, как проститутка, быстрее сориентировалась в ситуации, и решила ею воспользоваться. Не каждый день удается поебстись под винтом. В смысле с клиентами она только под винтом и еблась, но чтобы клиент тоже был ширнут – это случалось крайне редко.
– Шантор, так ты сексовуху сварил! – Воскликнул Клочкед, глядя на раздевающуюся Генриетту Широкеззз. Шантор Червиц не ответил, он поглаживал свой хуй, ожидая момента, когда тот погрузится в женские внутренности.
Генриетта Широкеззз, болтая сиськами, взгромоздилась на хуй и стала ебать Шантора Червица, при этом вышеупомянутые ее органы начали колыхаться на порядок сильнее.
Не в силах сдерживать себя, Валя Антикваррр схватила Клочкеда за руку и повлекла в соседнюю комнату. Там, дрожа от винта и нетерпения, она буквально сорвала с себя одежду, и повалилась на диванчик, вызывающе выставив на обозрение краснеющую щель пизды.
Клочкед, поддавшись влиянию собственного хуя, был «За».
Взгромоздившись на Валю Антикваррр, Клочкед погрузил в нее хуй. Хую внутри Вали Антикваррр было мокро, тепло и приятно. Не дожидаясь активных действий с мужской стороны, девушка тут же начала двигать тазом, хватать Клочкеда за жопу, обнимая его при этом ногами.
Ебя Валю Антикваррр и почти автоматически лаская ее тощее тельце, Клочкед размышлял. Он не мог понять, почему винт всегда разный? Ведь винтовар делает всегда одно и тоже. Пропорция пороха и стендаля тоже одна. Так отчего действие апера раз от разу отличается?
Не найдя удобоваримого объяснения, Клочкед почувствовал, что скоро кончит. Валя Антикваррр яростно извивалась под ним, очевидно, тоже чего-то предчувствуя. Клочкеду стоило некоторого труда удерживать хуй в пизде корчащейся девушки. Через несколько мгновений они в унисон закричали:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – Одновременно донеслось из соседней комнаты.
Некоторое время тела Клочкеда и Вали Антикваррр содрогались в оргиастических конвульсиях, смешанных с непонятно откуда подступившим приходом.
Был лишь мрак, наполненный вселенским кайфом. Этот кайф распирал грудь, стремясь высвободиться из хрупкой и тесной оболочки человеческого тела. Эйфория, как волна цунами, как взрыв вулкана, как рождение сверхновой звезды, поглотила плоть и разум Клочкеда.
«Наверное, такой же эффект у золотой вмазки…» – Подумал Клочкед и вдруг понял, что осознает себя.
Он, обнявшись с Валей Антикваррр, парил в воздухе. Цвета обстановки резали глаза своей неестественной яркостью, как при передозе.
Он попытался оглядеться и понял, что он, не вынимая хуя из пизды Вали Антикваррр, висит вместе с ней над двумя бездыханными телами.
«Мы умерли?» – Возник вопрос. И тут же пришел ответ: «Пока нет…»
Кайф продолжался. Клочкед вдруг ощутил такую свободу, какой не ощущал со времен первой ширки. Тогда было почти то же, но не так.
С гиканьем Клочкед, прижимая к себе визжащую Валю Антикваррр, устремился вверх, пропуская сквозь призрачное тело межэтажные перекрытия. Они вылетели на воздух. Снизу виднелись прозрачные дома, в одном из которых барахтались Шантор Червиц и Генриетта Широкеззз.
Силой мысли Клочкед выдернул их к себе.
– Смотри, что твой раствор наделал! – Весело закричал Клочкед, выписывая фигуры высшего пилотажа.
Шантор Червиц, поджав ноги, со страхом взирал на проносящегося мимо него наркомана. Шантор Червиц с детства боялся высоты. Генриетта Широкеззз напротив, высоты не боялась, но у нее был страх открытого пространства.
– Нет, мы домой. – Сказал Шантор Червиц и исчез вместе с Генриеттой Широкеззз.
– Ну и хуй с вами! – Расхохотался им вдогонку Клочкед. – Полетели!
Они перенеслись на Луну, побродили там, среди ошалевших от их внезапного появления каких-то инопланетян различных форм и раскрасок. На Марсе они поплавали в подмарсовых морях, распихивая локтями бугристых шарообразных хищников и рыборастения. В Юпитер они нырнули через Красное пятно, но там, в воздухе плавала какая-то муть и ничего не было видно.
Клочкед хотел посетить вообще все планеты, которые знал, но вдруг что-то повлекло его и он, вместе с Валей Антикваррр, очнулся.
– Это в натуре было, или глюк? – Осоловело оглядывалась наркоманка.
– Не знаю. – Поднял брови Клочкед. – Ты чего видела?
– А-а-а, бля! – Раздался голос Шантора Червица, – Очухались, путешественнички ебаные!
– Хуй ли ты материшься?! – Возмутился Клочкед, не меняя положения.
– Кто тебя, мудака, просил меня в воздух вытягивать?! Я. бля, высоты боюсь. Я. понимаешь, ебусь себе, никого не трогаю, а тут ты!
– Так это что, не глюк? – Глаза Вали Антикваррр расширились до крайних пределов возможного их выпучивания.
– Глюк, не глюк, какая на хуй разница, если все одинаково видят?! – Выплевывая каждый звук, пролаял Шантор Червиц, – А ты-то, бля, тоже мне, шировой! Вышел из тела, других не тягай! Может им это не в кайф. Обломщик!
И Шантор Червиц вышел, хлопнув дверью.
КОНТРОЛЬ.
Насквозь прширяные руки тянутся к баклажке с винтом. Я вижу, как они придвигают ее, берут ширу, сажают на нее пырялку, мотают петуха. Сдерживая тремор, они выбирают дозняк, и я знаю, что будет дальше.
Ведь это мои руки.
Сейчас одна из них перетянет другую, и будет долго ковыряться в ней струной, пытаясь воткнуть ее в вечно ускользающий бегунок. Канатов и простых веревок уже давно не осталось, а оставшиеся затромбились и не дают контроля.
Контроль, его поиски – это сущее наказание для винтового. Винт нельзя ширять под шкуру или в мышцу, как это делают безвеняковые опиушники. Винт надо мазать только в вену. Иначе – фуфляк, который не рассасывается неделями. Иначе – жуткая боль, от которой сводит все оставшиеся вены. Иначе – таска без прихода, который так нужен винтовому, ради которого некоторые и ширяются, не въезжая в кайфовость длительной прухи.
И вот, моя хэнда перетянута пояском от халата и начинаются долгие поиски места для вмазки. Я наизусть знаю свои веняки, но, на всякий пожарный, прощупываю сначала безмазовые. Вдруг один из них, благодаря обильному смазыванию противотромбовой мазюкой, растромбится и начнет давать контроль.
Но резких изменений не произошло. Тромбы как висели на своих местах, так и висят. Они – напоминание о пропоротых веняках, прогонах под шкуру, недощелоченом винте.
Эх, веняки мои, веняки!… Иных уж нет. Ушли, проширяные, обожженные, обиженные в лучших чувствах. Растворились, оставив после себя лишь белые шрамы от старых дорог. Но на месте павших встают новые!
Совсем ведь без веняков нельзя. Кровяка-то должна где-то шароебиться! Вот они и прорастают. Бегунки, в которые впору было нулевкой шмыгать, раздаются, матереют, становятся готовыми к проникновению в них жидкого кайфа.
Но тонки пока что их стенки, и пропороть их как не хуй делать. К ним нужен особый подход. Целкой, только из гаража, мазаться в них нельзя. Она насквозь пробьет, и не заметишь как. И растечется кровяка под кожей, красивым, таким, синим пятном.
Нет, прежде чем ширять, надо подзатупить колючку. Проткнуть ей несколько раз бумажный лист. И лишь после этого можно будет ее пихать в вену.
А я продолжаю путешествие по руке. От застоявшейся крови на уже стала красно-фиолетовой. Значит, надо отпустить перетягу, разогнать кровь и, лишь тогда, опять перетянуть.
Казниться я не люблю. Кой толк от лишних дырок? Некоторые наобум садят струну и ковыряют ею под кожей. Авось натолкнется на какой веняк глубокого залегания. К чему это? Лучше, по-моему, ширнуться раз, зато наверняка.
Вот и выщупываю я мазовую веревку. Центряк забит давно, но справа и слева от него может чего-нибудь проявиться. Но палец нащупывает только сухачи.
Однажды я видел, как человека ширнули в сухач, думая, что это бесконтрольный веняк. Он около часа выл истошным голосом. Всю руку у него раздуло, как бревно. Правда потом, как боль поутихла, его в метро вмазали. Но я-то самосадом в подмышку не могу. Вот и приходится терять время, слегка оголтевая, но, не давая воли этому винтовому оголтению.