И вот не сделала царевна и десяти шагов, как увидела дом в чаще, как раз такой, как говорила мать Ветра. Насилу добралась до него. В доме не было ни окон, ни дверей. Видно, вход был сверху. Обошла царская дочь кругом, лестницы нигде нет.

Как тут быть? Ведь войти-то нужно!

Призадумалась странница, пыталась было вскарабкаться наверх, да напрасно. Совсем было пришла она в отчаяние, не зная, как же выйти ей из беды. И тут пришли ей на ум те куриные косточки, какие она несла с собой всю долгую дорогу: «Ведь недаром говорили мне, чтобы берегла я эти косточки и что пригодятся мне они в нужде».

Вынула она косточки из узелка, подумала немножко, взяла две косточки да и приложила их концами одну к другой. Глядь, а они крепко-накрепко прилипли друг к другу. Вот чудеса! Приложила она еще одну, потом еще, смотрит — и эти тоже прилипли.

Тогда сделала она из этих косточек два шеста высотой в дом и прислонила их к стене на ладонь друг от друга. А потом стала складывать концами другие косточки, и вышли из них маленькие палочки, наложила их поперек длинных шестов — получились ступеньки лестницы. Эти ступеньки тоже крепко к шестам прилепились. Положит она ступеньку и взбирается на нее, а там кладет — и дальше. Все выше да выше росла лестница, вот уж царская дочь добралась почти до верху, а тут одной ступеньки и не хватило…

Что тут делать? Без этой ступеньки до верху не доберешься.

Видно, потеряла странница одну косточку. Оставаться снаружи у нее уж сил не было. И так стало царевне досадно, что не может она войти! Отрезала она себе тут мизинец, приложила его к лестнице — он и прилип. Подхватила царевна ребенка, полезла выше и вошла в дом.

Подивилась она, как все внутри было заботливо прибрано. Взялась и она наводить порядок. Потом передохнула немножко. Увидела корытце, положила в него ребенка и стала баюкать.

Муж ее, возвратившись домой, испугался. Сперва глазам своим не поверил, как увидел лестницу из косточек и отрубленный мизинец вместо верхней ступеньки. Подумал, нет ли тут опять какого злого колдовства, и чуть было не бросил свой дом, да послал ему господь добрую мысль войти.

Превратился он в голубка, чтоб не пристало к нему колдовство, взлетел да и впорхнул в дом без всякой лестницы. Влетел — и видит: женщина ребенка укачивает.

Тогда вспомнил он, что жена его должна была родить, когда он с ней расставался. Как подумал, сколько ей пришлось испытать, пока она добралась до него, сердце его наполнилось любовью и жалостью. И тут он сразу превратился в человека. Жену и узнать-то трудно было, так сильно она изменилась от бедствий и страданий. А царевна, как увидела мужа, так и подскочила от радости, потому что никогда днем его не видела. Но чуть только признала его, сразу же забыла о всех своих страданиях и не раскаялась в том, что совершила. Муж ее был статный, пригожий молодец.

Стали они беседовать. Рассказала царская дочь мужу все, что с ней приключилось, и он заплакал от жалости. А потом сам стал рассказывать.

— Я, — сказал он, — царский сын. Отец мой пошел биться со змеями — они жили по соседству и разоряли наши владения. Отец убил младшего из них, а он должен был взять тебя в жены. Тогда змеюка-мать, злая колдунья, которая может и воду обратить в камень, превратила меня в кабана и наколдовала мне носить эту грязную шкуру, чтобы не женился я на тебе. Только господь бог помог мне, и я все-таки взял тебя в жены. Старуха, что дала тебе нитку, был та самая колдунья. Ведь тогда мне оставалось только три дня до избавления от волшебства, а так пришлось мне еще три года прожить в кабаньей шкуре. А теперь, когда ты столько за меня выстрадала, а я за тебя, вернемся к нашим родителям. Я без тебя решил жить отшельником, потому и выбрал это дикое место и построил здесь дом, чтобы ни один человек до меня добраться не мог.

Обнялись они радостно, поцеловались и обещали друг другу забыть пережитые несчастья.

На другое утро отправились они в путь, сначала — к царю, отцу заколдованного царевича. Как разнесся слух о возвращении его с молодой женой, весь народ плакал от радости. Крепко обняли его отец с матерью и устроили праздник на три дня и три ночи.

Потом отправились молодые к отцу жены. И там веселью конца-края не было, когда их увидели. Выслушал царь повесть об их злоключениях и сказал дочери:

— Говорил же я тебе, что не верю, будто родился кабаном тот кабан, что просил тебя в жены! Хорошо сделала ты, дочь моя, что меня послушалась.

А так как был он стар, а наследников у него не оставалось, сошел он со своего царского трона и посадил на него зятя. И правили они, как правят цари, познавшие нужду, несчастья и всяческие испытания.

И если бы не померли они, то и сейчас жили бы в мире да царствовали.

РОМАН-НЭЗДРЭВАН [3]

Было это однажды, а может, и никогда не бывало. Тогда блох ковали железными подковами в девятьсот девяносто девять ока, и все-таки они прыгали под облака.

Жили в Олтении три брата, один из них был нэздрэван. Раз наточили они косы и отправились на равнину. Шли они, шли и пришли на луг с густой зеленой травою. Отправились, поосмотрелись, старшой брат и спрашивает:

— А знаете что?

— Узнаем, коль скажешь, — отвечали два других брата.

— Испытаем-ка на этой зеленой траве наши косы.

— Правильно говоришь, — ответил второй брат.

И давай они ту траву косить. Только взялись они за дело, как откуда ни возьмись едет змей Стан-Гиндэ-Барбалом на кривом зайце верхом. Испугались братья, выронили из рук косы, а Роман-Нэздреван и говорит:

— Ну, чего испугались, я найду на него управу.

А змей все ближе и ближе. Совсем близко подъехал, взмахнул трижды палицей и говорит:

— Эй вы, кто такие будете? Почто ручьи мои мутите да луга мои топчете?

— Мы люди бедные, перехожие. Не гневись на нас, твое величество.

— Ладно, так уж и быть, — проворчал змей и лукаво ухмыльнулся. — Косите, раз начали, а как вечер наступит, приходите ко мне домой, расплачиваться буду.

Взмахнули трое братьев косами, и стала трава ложиться рядами. Так и косили они весь день до вечера. А чуть завечерело, явился змей и повел всех троих в свой дом для расплаты. Пришли они, сели. Свистнул змей трижды, соскочила с гвоздя палица и накрыла ужинать — что твой царский стол! Блюд двенадцать было, да только в каждое змей яду добавил, задумал он братьев погубить. Но ковригу хлеба, миску с водой да флягу с вином не смог он отравить.

Приглашает змей косцов к столу, а Роман-Нездрэван и говорит:

— Спасибо, твое величество! Люди мы бедные, привыкли есть, что все бедняки едят, и пить, что все пьют. Дай нам вон ту ковригу хлеба, миску с водой, ложку да флягу, с нас и этого довольно.

Понял змей хитрость Романа-Нэздрэвана, но смолчал, потом вышел из-за стола, позвал управителя и велел ему отвести братьев в погреб. Замыслил он им ночью головы отсечь.

Прознал Роман-Нэздрэван про змеево коварство, да сделал вид, будто ничего не замечает, и, чтобы лучше провести змея, забрал флягу и отправился в погреб вместе с братьями. Там достал он из котомки сливовую дудку и запел:

Не успел он допеть эту песенку, появились четыре волшебные птицы и накрыли стол, какой бывает разве что у бояр да у самого царя. Позвал Роман-Нэздрэван к столу всю змееву прислугу; ели они и пили, пока не одолел их сон. Поменялись братья с бабами одеждой, обрядили их в свои мужичьи зипуны, да и завалились спать. Только они задремали, явился змей с мечом головы им отсекать. Увидел он на братьях бабьи одежды, прошел дальше и отсек головы своим же прислугам. Отсек и ушел себе спать. Разбудил тогда Роман-Нэздрэван двух других братьев — и давай бог ноги. Шли они, долго шли, длинной была дорога, данная нам от бога, эта присказка осталась позади, а сказка, сказка будет впереди.