— Хорошо, я не убью тебя, но ты должна взять изо рта достать у хозяйки перстень.

Мышь согласилась и сказала: «ночью я тихонько зайду к хозяйке на грудь и хвост ей вложу в нос, она чихнет, ты перстень хвати и бежи с ним куда знаешь, а я уже знаю куда мне уйти».

Наступила ночь. Мышь как сказала, так и сделала. Хозяйка от хвоста чихнула, перстень полетел, кошка сейчас же схватила в рот, а собака отворила двери, и побежали они вместе искать своего хозяина. Добежали они до широкой реки, и не знала кошка как ей переплыть. Собака сказала: садись ко мне на спину, и так переплывем реку. На середке реки собака, однако, подумала: кошка хозяину принесет перстень, а я ничего. Меня он, может, и прогонит. Подумав так, собака сказала: дай мне теперь перстень, я понесу его другую половину.

Что ты выдумала, мы уроним его в воду, когда я буду передавать тебе, и тогда он никому не достанется.

Собака настояла на своем и прибавила: у меня рот большой, я открою его, ты и опусти. Нет, я не поплыву далее. Кошка послушалась, и перстень упал мимо рта и пошел на дно. С горя поплыли назад и недалеко подошли по берегу, как увидали избу. В ней жил старик-рыбак со старухой. Хозяева их приласкали, и они стали тут жить.

Раз хозяин осенью привез рыбу с реки, и когда ее чистили, ущупали твердое и в кишке увидели перстень. Старик со старухой находки обрадовались и, налюбовавшись им, положили на полку. Собака и кошка это видели и ожидали случая, чтобы утянуть. Хозяева вышли вон, кошка вскочила на полку, взяла в рот перстень и сейчас же, как хозяева в избу, они па улицу и по дорожке.

Кошка, прибежав к реке, сказала собаке: возьми перстень теперь, а как запросишь опять на реке, тогда потеряем. Собака ответила: храни лучше ты. Садись на спину и поплывем через реку. Вышли на другой берег и побежали вперед искать хозяина. Нашли его в тюрьме. Стали думать, как зайти и надумались так: собака дверь немного оттянула и кошка щелью прошла и отдала ему перстень. Вечером он надел перстень на счастливый палец, и пред ним явились два человека, спросив: что тебе нужно?

— Хочу быть свободным, и чтобы жена моя мне была возвращена.

— Теперь спи, ответили люди, а утром все будет.

Проснулся утром и увидел, что он спит со своей женой и в царских покоях, Любовник же или другой муж был посажен в тюрьму, и после его судили. Смельчак же, богача сын стал жить со своею женою и матерью на завидость другим. (Пазрека).

Жил да быль помещик в Я… губернии, очень богатый, и был у этого помещика лакей, по прозванию Афонька.

Вот и вздумал барин попутешествовать и посмотреть людей, да и себя показать. Говорить барин лакею: «Афонька! собирайся-ка в путь, в дорогу, поедем мы с тобою путешествовать». — Афонька скоро собрался в путь-дороженьку; подали им тройку лошадей; простился барин с своей женой и поехал.

Едут они путем дорогою, мимо дремучего леса и смотрят в сторону и видят там валяется мертвый человек. Барин и говорит: «Афонька! ступай, тащи сюда этого мертвеца, да клади в повозку». — Афонька притащил мертвеца и положил сзади повозки, и поехали дальше. Не успели отъехать еще одной версты, смотрят — еще и другой валяется мертвый человек. Барин опять говорит лакею: «Афонька! тащи и этого сюда в повозку». — Положили и поехали дальше.

Едут они путем-дорогою и доехали до полянки. Стоить маленькая избушка. Барин и говорит: «Афонька! приворачивай на ночлег (так как дело было к вечеру). Подъехали к этой избушке; ворота были отворены, а на дворе никого не видать. Барин и говорить: «Афонька, выпрягай лошадей да давай им овса, и пойдем в избу: мне что-то есть очень хочется». Афонька скоро убрал лошадей, дал им корму, потом взял чемодан с закуской, и пошли они с барином в избу. Входят в сени и видят: двери в избу отворены, а из избы слышен шум и гам. Вошли они в избу и видят: за столом сидят двенадцать здоровых разбойников, которые никого ни днем, ни ночью не пропускали живым — всех убивали и грабили. Когда барин увидал этих разбойников, то немного было струсил, но когда взошел и сел на лавку, то сказал: Афонька! мне очень есть хочется, тащи-ка сюда из повозки окорок, который сзади привязан.

Афонька живо побежал, притащил мертвеца и положил его на пол, против барина. Барин взял тогда ножик, отрезал: «Афонька! этот окорок немного протух, тащи-ка сюда другой».

Афонька живо побежал и притащил другое мертвое тело. Барин опять взял нож, отрезал немного тела, понюхал и говорит: «И это протухло! ну-тка, возьми, Афонька и дай сюда из-за стола, который будет всех помягче. Тогда все разбойники — как…. выскочат из— за стола, да давай Бог, ноги! кто куда: кто в двери, кто в окно и все живо разбежались, и остались в избе только барин и Афонька.

Ночевали они в этом доме, а наутро обошли все кладовые и нашли денег цельный погреб; наклали себе цельную повозку и поехали домой. Тогда барин дал Афоньке денег и отпустил на волю жить.

Лично мною записано в Ярославской губ. от В. В. Смирнова.

Жив да быв в одной небольшой деревеньке мужицок пьеница. Всякой праздник и всякое воскресенье — люди в церковь к обидни, а он в кабак бежит. Всю последную неделецку великого говенья пропировал, и пришел домой уже в большую субботу, да и этот день весь продрыхнул. В Христов день ковда заблаговестили к заутрени, хозяйка будить ево и говорит: сходи гыт хоть в Христов-то день в церковь. Мужик слез с говбца, оболокса и пошол в церков. Ну как он всю неделецку пропировал, то голова у ево больно болела, то он вздумал зайти перед заутреней, кобацок опохмилиться только. Он об том подумав — глядь и видит тут знакомова мужицка, тоже пьеницу. Мужицок этот подошол к нему и спрошав ево: «ты куда, приятель, пошов?» — «Да голова больно болит, так хочу перед заутреней зайти опохмелиться». — «Хорошее дело, я тоже гыт иду; пойдем вмисте». — Пошли они в кабацок и спрошали полштофа вина; знакомый наливает ему стакан и почует, гыт: «Выпей!» — Мужицок взял стакан в руки и, поднеся ево ко рту, чтобы выпить, да и сказав: «Господи благослови»

И вот он глядь: вместо стакана-то в руках у ево сосновая шишка, а сам он очутился в густом прегустом лесу, и сидит на долгой ели. Кругом и под ним внизу темнота. От страха мужицок цуть не свалился на землю, а слезая с елки, оцарапал себе рожу и руки о колючие прутья. Пошол домой и в лесу заблудился и домой пришов лишь на четвертой денек праздника и то лишь вецером. Довго после тово был нездоров и ели не умер, а царапины на роже, на руках так и остались на всю ево жизнь.

С того времецка, наш мужицок — шабаш в праздники вино пить.

(Записано лично мною в Кадниковском уезде, в Засодиме).

Жил-был мужик; была у пего преленивая баба. Скажет, бывало мужик бабе: «зачем не прядешь?» а баба сведет его в клеть, вынет из ларя веретено, покажет мужику и скажет.: «смотри, муженек, веретено полнехонько!» Затем положит она веретено в ларь и после снова вынет его, как будто другое, и скажет: «смотри, другое веретено полнехонько! Что ты заставляешь меня прясть? Лучше ступай в лес, да сруби мотовило, чтобы было, на что сматывать пряжу».

Раз мужик взял топор и пошел в лес срубить мотовило, а бабе велел починить шубу, покуда он в лесу. Но лишь только мужик пошел в лес, как баба побежала за ним, обежала его кругом, влезла на густую ель подле дороги, по которой должен был проходить мужик, и запела синицей: «чи, чи, чи, кто срубит мотовило, тому скоро смерть, а кто починит шубу, тому долго жить». Услышал песню эту мужик, перепугался и не срубил мотовила, а пошел домой, полез на печку, да сам починил свою шубу.

Лично мною записано в Вологодской губ.

Жила-была жена— дура. Однажды она потчивала гостя капустой и жаловалась, что у нее капуста плоха. Гость надоумил ее: «надо прибавить к капусте свиного сала, тогда она и будет хороша». Жена-дура, как услышала это, взяла сейчас свинину, разрезала на ломтики, понесла в огород и положила на каждый кочан по ломтику. Положила она и ждет, что вот капуста выростит на славу. Но почуяли это соседние собаки и повадились приходить в огород за салом. Разозлилась жена па собак, подстерегла их и поймала одну. Притащила она собаку в клеть и привязала ее к втулке пивной бочки. Начинает она наказывать собаку. Собака рвалась, рвалась, наконец вырвала втулку и убежала. А пиво так и течет из бочки!

He знает дура, за что хвататься, оставляет бочку и бегом бежит за собакой. Но пока она догнала собаку и отняла втулку, пиво все и вытекло из бочки; в клети точно пруд. Что ж теперь делать: и пива нет, и клеть мокрехонька. Вдруг ей приходит на ум: ведь есть еще у меня полмеры хорошей пшеничной муки. Взяла она муку и посыпала на мокрый пол. Пришел домой женин муж, а она пред ним: «муженек, муженек! я поймала собаку в огороде, привязала ее к втулке пивной бочки и наказала было, а она шельма этакая сорвалась, вырвала втулку, и пиво вытекло; но беды нет никакой: я посыпала на пол пшеничной муки». Что же теперь делать мужу? Не знает он, смеяться ли, или браниться.