Но вот час минул, еще и еще один, а Саверийто с отрядом князя дожидается. Принялись искать: и в пещере, и в речке, и в камышах, и в кустах; и все-то рощи, дубравы вокруг прочесали. Да так и не нашли, так без князя и воротились, так никто и не узнал, какая судьба ему выпала.

Саверий же к Таисии вернулся, в родной дом к семейному очагу, и зажил счастливо. Но князьям служить да поганое зелье пить зарекся.

А сундуки под валуном так и лежат, и филин на дереве сидит, и вепрь одноухий вокруг валуна ходит. Ходит да все прислушивается, все приглядывается — сокровища стережет.

В далеких краях, среди лесов и озер, жил ящер по имени Ермила. Был он молод да здоров, размером со слона, да еще с длиннющим гребенчатым хвостом. Вот уж страшилище так страшилище. Но, что самое любопытное, на спине у него были маленькие перепончатые крылышки. Распустит, бывало, крылышки, примется ими размахивать, все машет-машет и глядь — тр-р-р-р уже полетел. Вот таков был Ермила.

Надо сказать, что при всей своей силище был он неимоверно ленив, до того ленив, что прокормить себя толком не мог. Возьмется в погожий денек птиц в небе ловить — все без толку, они в разные стороны от него разлетаются. Примется дичь лесную гонять, а догнать не может — лень не пускает. Надумает рыбу в реке или в озере добыть — тоже попусту. Вот так и жил впроголодь, травой да водорослями перебивался.

Как-то раз поутру отправился Ермила пропитание себе подыскать. Шел лесами, шел лугами, да вдруг за рекой, на пригорке деревню увидал. Деревенька небольшая, всего-то несколько дворов, но богатая: избы крепкие, нарядные, в садах утопают, из коровников на овинов скотина голоса подает. Поглядел Ермила на все это хозяйство, людям позавидовал да решил ближайшей же ночью к ним наведаться, чужим добром разжиться. Спрятался в лесу, темноты дождался, подобрался к деревеньке, коровник разворотил, одну корову в чащобу уволок. Съел ее, и до того ему говядинка парная понравилась, что не удержался он, следующей ночью залез в то же самое подворье, еще одну корову добыл. Вот ест он, свеженьким мясом лакомится, все облизывается да причмокивает, от удовольствия глаза закатывает, да только одного не ведает, что живет в деревеньке кузнец по имени Дементий, и что в этот самый час Дементий в кузнице трудится, палицу выковывает, да палицу не простую, а здоровенную, чтобы ночного вора образумить.

Ермила тем временем добычу свою доел, отоспался, а следующим вечером вновь на промысел отправился. Только к деревеньке подобрался, хотел было забор-то проломить, а Дементий тут как тут.

— Стой, — говорит, — зверюга! Не смей хозяйство разорять!

— Тоже мне, силач нашелся, — смеется ящер. — Вот попадешь мне на зубок — по-другому заговоришь.

Тут он забор сломал, пасть разинул, хотел было кузнеца схватить, да не тут-то было. Дементий палицей размахнулся да по носу его хрясть!

Чего-чего, а уж такого оборота Ермила не ожидал. На задние лапы сел, глазами хлопает, да ничегошеньки перед собой не видит — только круги какие-то плывут, искорки мелькают, а в ушах колокольчики-бубенчики звенят, так и заливаются.

Но вот колокольчики утихли, круги перед глазами рассеялись, искорки погасли, и вновь Ермила кузнеца увидал. А тот время зря не теряет, здоровенную цепь из сарая тащит да приговаривает:

— Вот сейчас на цепь тебя посажу, будешь в хозяйстве трудиться. Уж я-то тебя и землю пахать научу, и к делу кузнечному приспособлю.

— Не хочу землю пахать и в кузнице работать не желаю, — отвечает Ермила да потихонечку к лесу пятится.

— Мало ли что не желаешь. Будешь у меня к труду приучаться. Не годится воровством да разбоем жить, — отвечает Дементий, а сам уже цепь Ермиле на шею прилаживает.

Тут ящер повернулся, хотел было в лес убежать, да только кузнец-то не пускает, за хвост крепко ухватил, обратно на подворье тащит.

Что делать Ермиле, куда деваться? Заревел он, крылышками затрепетал, в небо поднялся да Дементия с собой уволок. Как ни пытался с хвоста его сбросить, все напрасно, так вместе с ним и улетел.

Вот летит он в облаках и думает, как бы от непрошеного ездока избавиться. А ездок-то слазить с Ермилы и не собирается, потихонечку-полегонечку с хвоста на спину к нему перебрался, а потом и вовсе шею оседлал.

Ящер рычит, головой туда-сюда крутит, от кузнеца освободиться норовит, а тот лишь посмеивается да приговаривает:

— Образумься, — говорит, — одумайся. Сколько ни летай, а на землю все одно возвратишься. Уж я-то теперь от тебя не отстану, к хозяйству приобщу, к всякой работе приучать буду.

— Не бывать тому, — злится Ермила — Мы еще посмотрим, кто кого! Вот к дядьке моему наведаемся, уж он-то управу на тебя найдет.

— К дядьке? — удивился Дементий. — К какому такому дядьке?

— А вот сейчас и увидишь.

Тут Ермила подлетел к какой-то старой крепости, стоявшей на вершине холма, плюхнулся на землю возле главных ворот и что было мочи возопил:

— Дядюшка! Дядюшка Зенон, где ты? Помоги мне от злодея оборониться! Он меня обижает!

Ворота приоткрылись, и вышел из них старичок. Старичок, вроде бы, как старичок, все-то в нем людское, привычное, вот только глаза необычные, какие-то страшные — одним словом, змеиные глаза, да и только.

— Дядюшка, ты ли это? — удивился Ермила. — Как же это ты умудрился облик-то человеческий принять?

— Об этом потом расскажу, — отвечает старец. — А сейчас поведай, Ермилушка, зачем пожаловал.

Тут ящер заплакал, зарыдал и с обидой в голосе говорит:

— Вот погляди, дядя Зенон, на того злодея, что на шее у меня пристроился. Он мне покушать вволю не давал, он меня по носу стукнул, он грозился, что землю пахать на мне будет да еще в кузнице работать заставит!

— Нешто покушать вволю не давал? — удивился старец.

— Не дава-а-а-л, — хнычет Ермила.

— И по носу стукнул?

— Стукнул, — жалуется Ермила.

— Больно стукнул или так себе?

— Бо-о-о-льно! Бо-о-о-льно! — твердит Ермила, а сам рыдает пуще прежнего.

Старичок племянника слушает, по голове его поглаживает, все жалеет да успокаивает, на кузнеца с укоризной поглядывает.

— Ай-ай-ай, — говорит, — и откуда же в тебе, мил человек, столько жестокости, столько злости взялось? Нешто можно дитятю малую обижать?

— Дитятю? — удивляется Дементий. — Ничего себе дитятя, зверюга кровожадная.

— Ну вот, мил человек, опять ты за свое, — вздыхает старичок, — никак понять меня не желаешь. А коли так, то послушай, что я тебе сейчас скажу.

Тут он снял с шеи висевший на цепочке медальон, открыл его и достал крохотную-прекрохотную книжицу. Полистал книжицу, нашел нужную страничку, потом указал пальцем на Дементия и вслух, громко и отчетливо прочитал заклинание. Стоило ему это сделать, как Дементий тут же с Ермилиной шеи свалился и обратился в высокий, вросший в землю железный столб.

То-то обрадовался Ермила, то-то развеселился, принялся вокруг столба плясать, ножищами топать. А дядюшка тем временем ворота открывает, племянника в крепость обедать зовет.

Надо сказать, что дядюшка Зенон от рождения змеем был, но не простым змеем, а колдовским. И не случайно с самого детства, сызмальства пристрастился он к нечистому делу, с годами в чернокнижных премудростях изрядно преуспел, а на склоне лет до того изощрился, до того исхитрился, что сумел человеческий облик принять.

С давней поры жил он в своей крепости, никого к себе не пускал — все боялся, как бы кто колдовские секреты у него не похитил. А секретов было предостаточно, одни заклинания чего стоили. Было у него заклинаний этих превеликое множество, почти на любой случай жизни, и записаны они были в той самой книжице, которую он против Дементия употребил. Вот, к примеру, надо Зенону супчик приготовить. Так он достает книжицу, находит нужную страничку, заклинание тихонечко прошепчет и — р-раз! — суп уже готов, причем без воды, без огня, сам собой сварился. Дров наколоть или печь истопить — то же самое. Не жизнь, а одно удовольствие! Так и жил он себе преспокойненько, делом своим колдовским занимался, кабы не прилетел к нему племянничек.

Так вот, повел Зенон Ермилу в трапезную, сам в уголочке сел, книжицу полистал, под нос себе что-то нашептал — и тут же неведомо откуда два жареных быка появились, с десяток гусей, фаршированных яблоками, бочка вина. Племянничек яства эти оком окинул, мигом все смолотил, облизнулся, добавки просит. Зенон — снова за книжицу, добавку сотворил: пять баранов, тушенных с овощами, двух отварных осетров, огромный пирог пудов этак на восемь да бочонок пива.

Наконец-то накормил гостя, спать уложил, а сам, не мешкая, опять за чернокнижные опыты принялся. Спустился в подземелье, над огнем колдует, баночки да скляночки открывает, пузырьки откупоривает, всякий настой да зелье, порошки да травки из них извлекает, вместе все замешивает, заклинания твердит. Только в дело вошел, только в хитросплетения мыслей углубился, как вдруг слышит рев наверху. "Дядюшка, есть хочу! — ревет племянник, да так, что вся крепость трясется, того и гляди развалится. Полдничать пора! С голода помираю!"