Но она не успела договорить….

Застилая солнце, низко метнулась тёмная тень. Раскинув руки в стороны, над озером летел Выворотень. Рубаха чернее сажи, волосы торчали в разные стороны, как мелкий обгорелый хворост. Глаза чёрные, пустые, на губах идиотская улыбка. В широких рукавах что-то позванивало, побрякивало.

— Вот какая вышла история! — прохихикал он. — Ключи, ключики! Собрал по всем дворцам, домам, лачугам. Теперь ни одну дверь ни запереть, ни отпереть. Хорошо это или плохо? А мне всё равно!

Неизвестно, как его рука с толстыми мягкими пальцами очутилась у Алёшки в кармане. Звякнула связка ключей от Алёшкиной квартиры и исчезла в широком рукаве Выворотня.

— Ты что? Отдай! — крикнул Алёшка.

— Ключик! Забавный ключик! — Выворотень подлетел к Елене, засунул руку ей за пазуху. Вытянул маленький ключик, сверху украшенный звездой, висевший на цепочке. В солнечном свете звёздные лучи из драгоценных камней ослепительно сверкнули.

Елена обеими руками ухватилась за цепочку.

— Не смей! Не твой! — в отчаянии крикнула она. Но Выворотень без труда порвал хрупкую цепочку и, бессмысленно смеясь, взвился вверх, унося украденный ключик.

— Теперь никому не отпереть Волшебную дверь! — давясь от хохота, прохрипел Выворотень. — Хорошо это или плохо? А мне всё равно!

Елена, тяжело дыша, потемневшими глазами поглядела вслед улетающему Выворотню.

— Ну и пусть, — сквозь стиснутые зубы прошептала Елена. — Вообще-то мне этот ключик ни к чему. Вот тебе бы он очень пригодился, — она улыбнулась загадочно и нежно. — Хотя зачем? Теперь он и тебе не нужен.

Елена подняла молочно-белые руки, завязала рассыпавшиеся волосы узлом на затылке. До чего ж красивая!

— Плыви вон туда! — указала Елена.

«Ну и пусть водопад, — подумал Алёшка. — Еленка… До чего ж смелая! Русалок не побоялась. Если бы не она, утопили бы меня зелёные, это точно…»

Алёшка приналёг на вёсла. Русалки лежали тихо, не шевелясь, но по дрожанию зелёных ресниц было видно: не спят. Похоже, здорово их Елена напугала.

В просвете между берегами дрожала водяная пыль. Среди струй мелькали, кружились жемчужинки.

Ладья рухнула вниз, проскрежетала днищем по камням. Тяжёлая волна накрыла Алёшку с головой, он еле удержался. Рот наполнился водой. Алёшка отдышался, выплюнул несколько жемчужинок.

Ладья тихо покачивалась на гладкой, как зеркало, воде.

Что-то ярко поблёскивало на дне. Да это же золото, слитки золота, золотой песок!

— Золото? Настоящее? — Алёшка неуверенно поглядел на Елену. Она, улыбаясь, кивнула.

Солнце клонилось к закату. Там, где тени деревьев ложились на озеро, золото меркло, вода казалась бездонной и чёрной.

— Видишь дом? Там переночуем, — сказала Елена.

На песчаном откосе стоял крепкий дом, срубленный из могучих, грубо отёсанных брёвен. Окна небольшие, низкие, возле самой земли. Прочное крыльцо, к нему вели высокие ступени.

Ладья глубоко врезалась в мелкий песок. Алёшка перепрыгнул на берег, подобрал несколько блестящих слитков. Золото, золото!

Но Елена только равнодушно повела плечиком и пошла вверх по косогору.

Алёшка с сожалением бросил тяжёлые слитки на посверкивающий песок, заторопился вслед за ней.

Возле дома, на сырой от вечерней росы дорожке виднелись большие, широкие следы. Сразу видно — чья-то лапа, да ещё когтистая.

— Медведи же, — не оглядываясь, сказала Елена, приподняв одной рукой тунику и поднимаясь по высоким ступеням. — Здесь Медвежье царство. Раскапывают золотые жилы. Наберут слитков, поиграют с ними и бросят. На что они им?

«Медведи! Прямо вокруг дома ходят», — с опаской подумал Алёшка.

В доме было сыро, пахло чем-то незнакомым, лесным. Елена отворила низкое оконце, пустила в дом свежую прохладу и вечерние лучи солнца.

Посреди комнаты стоял стол, сколоченный из широких крепких досок. У стены две большие кровати, укрытые темнотой. Последние лучи солнца плоско лежали на столе. Светились алым спелая малина в корзине, каравай хлеба, глиняный кувшинчик с мёдом.

— Смотри, ложка! — засмеялась Елена. — Деревянная, треснутая. Выворотень все ложки, вилки собрал по всем берегам, а эту не взял. Старая потому что. Не взял, видно, побрезговал.

Елена зачерпнула мёд из кувшинчика. Золотые тягучие слёзы потекли с ложки. Елена слизнула их острым розовым языком.

— Ешь с хлебом, — девочка протянула Алёшке липкую деревянную ложку.

Алёшка набрал мёда из кувшинчика. До чего вкусно!

— Дай, дай ложку! — нетерпеливо сказала Елена.

Они ели мёд одной ложкой, облизывали и передавали друг другу. И от этого Елена сразу стала какой-то близкой, даже родной. Отламывали от каравая куски свежего хлеба.

— Не могу, пить хочу, умираю, — простонала Елена. — Там, в углу, на гвозде ковшик. Сходи, принеси воды.

Алёшка взял деревянный ковшик и спустился к озеру. Солнце закатилось, на небо выплыла круглая, важная луна.

Сразу у берега начиналась глубина. На самом дне медленно ходили большие рыбы, в лунном свете поблёскивая золотой чешуёй.

«И рыбы золотые», — удивился Алёшка.

Он зачерпнул воды, но в это время кто-то огромный, косматый перебежал дорогу позади него, завернул за угол дома и скрылся в темноте.

Алёшка, расплёскивая воду, взбежал на крыльцо, толкнул дверь.

— Елен, Елен!.. — задыхаясь, проговорил он, страх перехватил дыхание. — Там…

— Я же тебе говорила — Медвежье царство! — Елена маленькой твёрдой рукой взяла ковшик. — Пойдём вместе!

Только они спустились со ступеней, из-за чёрного, словно обугленного дуба вылетел Выворотень, нелепо раскинув широкие рукава.

— Вот какая вышла история! — захлёбываясь от смеха, еле выговорил Выворотень. — Собрал все шапки и шапочки! Даже у эльфов и гномов колпачки отнял. Хорошо это или плохо? А мне всё равно…

В тот же миг сверху посыпались всевозможные шапки, шляпы, колпаки. Они усеяли берег, некоторые упали в озеро. Круглая шляпа, медленно покачиваясь, поплыла в темноту.

— Хорошо это или плохо? — улетая, прохихикал Выворотень.

— А вот это нам пригодится! — Елена нагнулась и подняла с травы старенький колпачок с потрёпанной кисточкой. — Давно его искала. Не знала только, кто его прячет. Это же колпачок-невидимка. Наконец-то!

Колпачок как-то незаметно исчез в складках её белой туники.

Елена зачерпнула воды, жадно припала к ковшику. Вода струйкой сбежала по её круглому подбородку.

Потом, что-то напевая, побежала вверх по ступеням, размахивая ковшиком.

— Я медведя видел, — поёжился Алёшка, плотно закрывая тяжёлую дверь. — Может, мы их еду съели? Мёд, малина — самая медвежья еда.

— Запереться бы на ночь, — нахмурилась Елена. — Да вот Выворотень, дурак такой, все ключи своровал. Ну, ничего…

Она заткнула в дверную ручку крепкую палку. Потом провела рукой перед лицом Алёшки, словно разрезая какие-то невидимые нити. И ночная темнота, косматые тени, лесные твари, всё отступило от дома в глубь леса и исчезло. Алёшке стало тепло, уютно, и он подумал, как всё хорошо, только вот спать хочется.

— Спи, спи, — послышался певучий голос Елены.

Алёшка нашарил в темноте широкую кровать. Подушка была набита хрустящими пахучими травами. Его охватил сладкий, непреодолимый сон.

Алёшка вздрогнул и проснулся. Рот ему зажала косматая, пахнущая сырой шерстью лапа.

Он попытался крикнуть и не смог. Тут вторая лапа сгребла его, стащила с постели и поволокла к распахнутой двери, полной лунного света. Алёшка увидел над собой громадную медвежью голову с оскаленной пастью. Блеснули и погасли кроваво-красные глаза.

Медведь перекинул его повыше на плечо. Теперь Алёшка мог крикнуть, позвать на помощь, но дома уже не было видно.

Трещали и хрустели кусты. Алёшка разглядел когтистую лапу. Кривые когти, казалось, были сделаны из янтаря. На одном из них блеснуло кольцо, сплетённое из тонких золотых нитей.

«Откуда у медведя такое кольцо? — мельком подумал Алёшка. — Такое же, как у Елены и у меня…»

Медведь выбрался на поляну, окружённую тёмными деревьями.

«От него не вырвешься», — в отчаянии подумал Алёшка.

— Такая вот вышла история! — послышался знакомый пустой голос.

Над поляной летел Выворотень. Серебрилась его рубаха, волосы торчали, как пучки лунных лучей.

— Оборвал все белые розы! Белые, белые, белые! — кривляясь, выкрикнул Выворотень. — Нет больше белых роз. Хорошо это или плохо? Мне всё равно!..

На Алёшку, на медведя посыпались тяжёлые, полные ночной росы белые розы. Перезрелые розы рассыпались, белые лепестки мешались с медвежьей шерстью.