– Посмотри на меня, – сказала Багира.

И Маугли взглянул ей прямо в глаза; пантера выдержала только половину минуты, потом отвернулась.

– Вот почему, – сказала она, шевеля своей лапой на листьях. – Даже я не могу смотреть тебе в глаза, хотя родилась среди людей и люблю тебя, Маленький Брат. Другие тебя ненавидят, потому что не могут выдержать твоего взгляда, потому что ты разумен, потому что ты вынимал колючки из их лап, потому что ты – человек.

– Я этого не знал, – мрачно проговорил Маугли, и его черные брови сдвинулись.

– Что говорит Закон Джунглей? Прежде ударь, потом говори. Сама твоя беззаботность показывает, что ты человек. Но будь мудр. В сердце я чувствую, что, когда Акела упустит свою добычу (а с каждым днем ему делается все труднее останавливать оленей), стая обратится против него и против тебя. Они соберут Совет на скале, и тогда, тогда… Ага, придумала! – сказала Багира и одним прыжком очутилась на четырех лапах. – Скорей беги в долину к человеческим хижинам и возьми частицу Красного Цветка, который они разводят там; у тебя в свое время будет друг сильнее меня, сильнее Балу, сильнее всех, кто тебя любит. Достань Красный Цветок.

Под Красным Цветком Багира подразумевала огонь; ни одно создание в джунглях не произносит этого слова. Дикие животные смертельно боятся пламени и придумывают для него сотни разных названий.

– Красный Цветок? – спросил Маугли. – Я знаю, в сумраке он вырастает подле их хижин. Я принесу его.

– Это настоящая речь человеческого детеныша, – с гордостью сказала Багира. – Но помни: он растет в маленьких горшочках. Добудь один из них и всегда храни его на случай нужды.

– Хорошо, – сказал Маугли, – иду. Но уверена ли ты, о моя Багира, – он обнял рукой прекрасную шею пантеры и глубоко заглянул в ее большие глаза, – уверена ли ты, что все это дела Шер Хана?

– Клянусь освободившим меня сломанным замком, – уверена, Маленький Брат!

– В таком случае, клянусь купившим меня быком, что я отплачу за все Шер Хану и, может быть, с избытком! – крикнул Маугли и кинулся вперед.

– Да, он человек. Это совершенно по-человечески, – сказала Багира, снова ложась. – О Шер Хан, в мире никогда не бывало такой неудачной охоты, как твоя охота на эту лягушку десять лет тому назад.

Маугли пересекал лес; он бежал быстро; в его груди горело сердце. Когда поднялся вечерний туман, он подошел к родной пещере, перевел дух и посмотрел вниз на деревню. Молодые волки ушли, но Волчица Мать, лежавшая в глубине логовища, по дыханию мальчика угадала, что ее лягушонок чем-то взволнован.

– Что тебя тревожит, сынок? – спросила она.

– Болтовня о Шер Хане, – ответил он. – Сегодня ночью я иду охотиться среди вспаханных полей.

Маугли нырнул в чащу и побежал к реке, протекавшей в глубине долины. Тут он остановился, услышав охотничий вой своей стаи, крик преследуемого самбхура и его фырканье; очевидно, он остановился, собираясь отбиваться. Тотчас же послышался злобный, полный горечи вой молодых волков:

– Акела! Акела! Одинокий Волк, покажи свою силу! Место вожаку стаи! Бросайся!

Вероятно, Одинокий Волк прыгнул и промахнулся: Маугли услышал лязг его зубов и короткий лай, вырвавшийся у него из горла, когда олень опрокинул его передней ногой. Маугли не стал ждать больше, а побежал; и по мере того, как он углублялся в возделанные поля, где жили люди, позади него вой затихал.

«Багира сказала правду, – задыхаясь, подумал Маугли и угнездился в кормушке для скота близ окна одной хижины. – Завтра наступит важный день для Акелы и для меня».

Прижимаясь лицом к окну и глядя на пламя очага, мальчик увидел, как жена хозяина дома поднялась и стала в темноте бросать в огонь какие-то черные кусочки; когда же пришло утро и дымка тумана побелела и сделалась холодной, маленький ребенок взял сплетенную из веток чашку, внутри вымазанную глиной, наполнил ее тлеющими угольями, прикрыл своим одеялом и вышел с нею из хижины, направляясь к коровам в загоне.

– И все? – прошептал Маугли. – Если это может сделать детеныш – нечего бояться!

Он обогнул угол дома, встретил мальчика, вырвал у него из рук чашку и скрылся в тумане. А мальчик громко кричал и плакал от ужаса.

– Они очень похожи на меня, – сказал Маугли, раздувая угли, как при нем это делала женщина. – Эта вещь умрет, если я не покормлю ее, – и он подбавил сухих веток и коры в красные угли.

На половине горного склона Маугли встретил Багиру; капли утренней росы сверкали на ее черной шерсти, как лунные камни.

– Акела промахнулся, – сказала пантера, – его убили бы в эту ночь, но им нужен также ты. Тебя искали на горе.

– Я был среди вспаханных земель. Я готов. Смотри!

Маугли поднял чашку.

– Хорошо. Слушай: я видела, что люди опускают в эту красную вещь сухие ветки, и тогда на них расцветает Красный Цветок. Тебе не страшно?

– Нет, чего бояться? Теперь я помню (если это не сон), как раньше, чем я сделался волком, я лежал подле Красного Цветка и мне было так тепло и приятно.

Весь этот день Маугли просидел в пещере, он смотрел за углями, опускал в чашку сухие ветки и наблюдал за ними. Одна ветка особенно понравилась мальчику, и когда вечером в пещеру пришел Табаки и довольно грубо сказал ему, что его требуют на Скалу Совета, он засмеялся и хохотал так, что Табаки убежал. Все еще смеясь, Маугли пошел к месту собрания стаи.

Акела лежал подле своего бывшего камня в знак того, что место вожака открыто, а Шер Хан со своей свитой волков, питавшихся остатками его пищи, не скрываясь, расхаживал взад и вперед. Ему льстили, и он не боялся. Багира легла подле Маугли, который зажал между своими коленями чашку. Когда все собрались, заговорил Шер Хан; он не осмелился бы сделать этого во времена расцвета силы Акелы.

– Он не имеет права говорить, – прошептала Багира Маугли. – Скажи это. Он собачий сын. Он испугается!

Маугли поднялся на ноги.

– Свободный Народ, – громко прозвучал его голос. – Разве Шер Хан водит стаю? Какое дело тигру до места нашего вожака?

– Ввиду того, что это место еще свободно, а также помня, что меня просили говорить… – начал Шер Хан.

– Кто просил? – сказал Маугли. – Разве мы шакалы и должны прислуживать мяснику, убивающему домашний скот? Вопрос о вожаке стаи касается только стаи.

Раздался визг, вой; голоса кричали:

– Молчи ты, щенок человека!

– Дайте ему говорить. Он хранил наш Закон!

Наконец прорычали старшие волки:

– Пусть говорит Мертвый Волк.

Когда вожак стаи не убивает намеченной добычи, весь остаток жизни (обыкновенно очень короткий) недавнего предводителя зовут Мертвым Волком.

Усталым движением Акела поднял свою старую голову.

– Свободный Народ и вы, шакалы Шер Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за все это время никто, ни один волк не попался в ловушку и не был изувечен. Теперь я упустил добычу. Вам известно, как был выполнен заговор. Вы знаете, что меня привели к крепкому самбхуру, чтобы показать всем мою слабость. Задумали умно! Вы вправе убить меня теперь же на Скале Совета. Поэтому я спрашиваю вас: кто выйдет, чтобы покончить с Одиноким Волком? В силу Закона Джунглей вы должны выходить по одному.

Наступило продолжительное молчание; никто из волков не хотел один на один насмерть бороться с Акелой.

Наконец Шер Хан проревел:

– Ба, какое нам дело до этого беззубого глупца? Он и так скоро умрет. Вот детеныш человека прожил слишком долгое время. Свободный Народ, с первой же минуты его мясо было моим. Отдайте его мне! Мне надоело все это безумие. Десять лет он смущал джунгли. Дайте мне человеческого детеныша. В противном случае я всегда буду охотиться здесь, не оставляя вам ни одной кости. Он человек, человеческое дитя, и я ненавижу его до мозга моих костей.

И более половины стаи завыло:

– Человек! Человек! Человек! Что делать у нас человеку? Пусть уходит откуда пришел.

– И обратит против нас все население окрестных деревень? – прогремел Шер Хан. – Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не может смотреть ему в глаза.

Акела снова поднял голову и сказал:

– Он ел нашу пищу, спал рядом с нами, он загонял для нас дичь. Он не нарушил ни слова из Закона Джунглей.

– И я заплатила за него жизнью быка, когда он был принят. Бык вещь неважная, но честь Багиры нечто иное, за что она, может быть, будет биться, – самым мягким голосом произнесла черная пантера.

– Бык, внесенный в виде платы десять лет тому назад? – послышались в стае ворчащие голоса. – Какое нам дело до костей, которым минуло десять лет?

– Или до честного слова? – сказала Багира, оскалив белые зубы. – Правильно вас зовут Свободным Народом!

– Человеческий детеныш не имеет права охотиться с жителями джунглей, – провыл Шер Хан. – Дайте его мне!

– Он наш брат по всему, кроме рождения, – продолжал Акела. – А вы хотите его убить! Действительно, я прожил слишком долго. Некоторые из вас поедают домашний скот, другие же, наученные Шер Ханом, пробираются в темные ночи в деревни и уносят детей с порогов хижин. Благодаря этому я знаю, что вы трусы, и с трусами я говорю. Конечно, я должен умереть, и моя жизнь не имеет цены, не то я предложил бы ее за жизнь человеческого детеныша. Но во имя чести стаи (вы забыли об этом маленьком обстоятельстве, так как долго были без вожака) обещаю вам: если вы отпустите человеческого детеныша домой, я умру, не обнажив против вас ни одного зуба. Я умру без борьбы. Благодаря этому в стае сохранится по крайней мере три жизни. Больше я ничего не могу сделать; однако, если вы согласны, я спасу вас от позорного убийства брата, за которым нет вины, брата, принятого в стаю по Закону Джунглей после подачи за него двух голосов и уплаты за его жизнь.