— О! — воскликнула тщеславная Ратонна. — Как бы я хотела стать королевой вольера!

— А я — аппетитной толстой индюшкой, начиненной трюфелями! — наивно добавила глупенькая Ратана.

— А я — королем птичьего двора! — подхватил Рата.

— Вы станете теми, кем станете! — провозгласил папаша Ратон. — Что касается меня, то из-за подагры я буду по-прежнему крысой, и это лучше, чем нелепо топорщить перья и важничать, как делают многие мои знакомые птицы!

Тут дверь распахнулась и на пороге показался бледный растрепанный Ратэн. В двух словах он рассказал о том, что Ратина попала в ловушку коварного Гардафура.

— Ах вот ты как, злой колдун! — воскликнула фея. — Вновь за старое! Ну хорошо, посмотрим, кто кого!

А в Ратополисе готовился между тем большой праздник, и он бы — поверьте! — понравился всякому. Судите сами: повсюду разноцветные флаги, арки из зеленых веток, дома на улицах убраны коврами, везде замечательные сюрпризы и на каждом перекрестке — музыка! Ведь крысы — лучшие на свете мастера хорового пения, голоса у них невыразимой прелести, нежные, точно флейты. А как замечательно исполняют они произведения своих композиторов: Крысини, Крыгнера, Крысснэ и многих других.[9]

Но что, безусловно, не может не вызвать восхищения, так это кортеж всех крыс планеты, а также тех, кто, не являясь крысой, достоин так называться.

Тут можно встретить крыс, похожих на скупца Гарпагона,[10] с драгоценной шкатулкой под мышкой, и старых вояк-ворчунов, способных ради повышения по службе перерезать все человечество; здесь вы услышите музыку крыс-трубачей с хвостом на носу, какие приделывают себе ради шутки африканские зуавы;[11] а вот бегают туда-сюда церковные крысы, кроткие и застенчивые, рядом же с ними — подвальные, обожающие поживиться за казенный кошт;[12] но больше всего замечательных крыс-танцоров, исполняющих виртуозные па[13] из классических балетов.

Вот в какой компании шествовало семейство Ратон под предводительством феи, но никто из них и не замечал великолепного зрелища; все думали лишь о Ратине, несчастной Ратине, безжалостно отнятой у них.

Процессия приблизилась к площади. Крысоловка стояла на месте, но Ратины в ней не было!

— Верните мне мою дочь! — простонала Ратонна, сейчас у нее не было других желаний. Ее вид тронул бы, конечно, любое, даже каменное, сердце.

Напрасно пыталась фея умерить свой гнев на Гардафура — сурово поджатые губы, глаза, в которых не осталось и тени доброты, говорили сами за себя.

Послышался гул голосов. Это был кортеж облаченных в великолепные костюмы принцев, князей, маркизов, короче, самых высокопоставленных сеньоров в сопровождении гвардии. Над всеми возвышался принц Кисадор, он раскланивался направо-налево, снисходительно улыбаясь народу, который подобострастно глядел на него снизу вверх. А позади, среди слуг, тащилась несчастная Ратина. Она не смела даже помыслить о побеге, так ее охраняли. В глазах, полных слез, застыло невыразимое страдание.

Гардафур шагал рядом, не спуская с нее глаз.

— Ратина, девочка моя!

— Ратина, моя дорогая невеста! — в один голос воскликнули Ратонна и Ратэн, пытаясь пробиться к ней.

Нужно было видеть, какой насмешливой улыбкой одарил их Кисадор, какой вызывающий взгляд устремил на Фирманту коварный Гардафур. Вот он каков! Хоть и лишен на время волшебной силы, а все же перехитрил фею — и как: с помощью простой крысоловки! По случаю этой победы знатные сеньоры наперебой возносили принцу хвалу, а тот милостиво принимал поздравления.

Фея подняла руку с волшебной палочкой, и на глазах у всех свершилась новая метаморфоза.[14]

Папаша Ратон, разумеется, остался крысой, зато Ратонна превратилась в роскошную попугаиху, Рата — в павлина, Ратана — в гусыню, а кузен Ратэ — в цаплю, хотя бедняге снова не повезло: сзади вместо прекрасного оперения висел голый крысиный хвост. Но главное: над толпой взмыла в небо прекрасная голубка — Ратина.

Представляете себе, как опешил от неожиданности принц Кисадор? В какую ярость пришел Гардафур? Участники процессии — придворные и слуги — ахнули и бросились бежать за белоснежной горлицей.

Внезапно картина переменилась. Вместо центральной площади Ратополиса возникла зеленая лужайка, окруженная со всех сторон деревьями. Тысячи птиц слетелись сюда, чтобы приветствовать новых собратьев. И вот уже счастливая Ратонна, гордая дивным оперением, радостно перелетает с дерева на дерево, а пристыженная Ратана не знает, куда спрятать свои уродливые гусиные лапы.

Почтенный дон Рата распускает веером хвост, словно всю жизнь был павлином, а бедный кузен Ратэ шепчет:

— Вечный я неудачник!..

Прекрасная голубка покружилась над лужайкой и, нежно воркуя, опустилась на плечо молодого человека, шепнув ему на ухо:

— Я люблю тебя, мой Ратэн! Люблю…

Куда же мы с вами попали, дорогие мои читатели? Да, мы опять очутились в неведомой стране, название которой мне неизвестно. Впрочем, тропической растительностью и храмами, чьи силуэты четко вырисовываются на фоне голубого неба, она, пожалуй, напоминает Индию, а ее обитатели — индусов.

Войдем в караван-сарай — огромный шатер, открытый любому путнику. Здесь собралось все семейство Ратон. Фея велела своим подопечным покинуть Ратополис, дабы избежать мести принца, и не возвращаться, пока они не станут достаточно сильными, чтобы победить. Ведь и Ратонна, и Ратана, Рата и Ратэ пока всего лишь птицы! Да, семейство превратилось в чудных птиц, только бедной Ратане не повезло, и она одиноко разгуливала по двору, сетуя на судьбу:

— Увы, горе мне! Стремительная форель, достойнейшая крыса, превратилась в гусыню, в простую домашнюю гусыню! В любую минуту ей можно свернуть шею и, нашпиговав каштанами, запечь в духовке.

Немного подумав, она вздохнула еще более горестно:

— Кто знает, не придет ли подобная мысль в голову моему мужу… Ведь он меня теперь наверняка презирает! И в самом деле, можно ли представить, чтобы такой великолепный павлин уважал глупую гусыню? Ну, была бы я хоть индюшкой! Нет, в таком обличье я больше не нужна супругу.

Вскоре ее опасения подтвердились. На заднем дворе появился спесивый Рата, красавец павлин. Он гордо подрагивал разноцветным хохолком, ерошил будто золотом и драгоценными камнями расшитые перья, а потом распустил роскошный хвост, похожий на переливающийся всеми цветами радуги шелковый веер. Ну, разумеется, разве может столь прекрасная птица удостоить внимания какую-то гусыню, одетую лишь в сероватый пушок и коричневые перья? Вот какой разговор произошел между ними:

— Мой дорогой Рата!

— Кто смеет произносить мое имя?

— Я…

— Гусыня?

— Ну да, ваша Ратана!

— Фи, какой ужас! Оставьте меня в покое!

Тщеславие порождает глупость. Гордыня всегда глупа, и примером гордецу служат обычно его хозяева. А хозяйка повара, надменная Ратонна, тоже не скрывала презрения к своему супругу…

Да вот и она, собственною персоной в сопровождении мужа, дочери с женихом и несчастного кузена Ратэ.

Как хороша Ратина — очаровательная голубка с голубовато-пепельным оперением, золотистым зобом и красноватой грудкой! На каждом крыле сверкает по белому пятнышку — просто глаз оторвать невозможно! Ратэн любуется голубкой, а она нежно воркует, летая вокруг него.

Папаша Ратон, опершись на костыль, тоже с восторгом смотрит на дочь. Да, она поистине неотразима! Однако Ратонна считает, что ничуть не уступает дочери. Справедливая природа недаром превратила ее в попугаиху. Ратонна без конца верещит, то и дело охорашивается, вызывая зависть даже у почтенного дона Раты. Стоит посмотреть, как она поворачивается к солнцу, чтобы ярче засверкал желтый пушок на ее шейке, как распускает перья, чтобы все могли полюбоваться их голубоватыми переливами! Да, она и впрямь среди восточных попугаев одна из самых красивых.

— Ну, ты довольна судьбой, моя лапушка? — спрашивает Ратон.

— Я тебе не лапушка! — сухо отвечает Ратонна. — Прошу выбирать выражения и не забывать о дистанции между нами.

— И это ты говоришь своему мужу?

— Разве крыса может ходить в супругах у попугаихи? Да вы совсем рехнулись, дорогой мой! — И Ратонна еще пуще напыжилась.

Павлин тоже не уступал ей.

Тогда Ратон дружески улыбнулся служанке, которая ничуть не упала в его глазах оттого, что стала гусыней.

«Ах, женщины, женщины, — думал он, — как легко у вас начинает кружиться от тщеславия голова…»

А что же делал во время этой семейной сцены кузен Ратэ? Как мы помним, ему опять не повезло. То он был крысой с хвостом мерлана, теперь же стал цаплей с крысиным хвостом! Неужели и впредь будет так продолжаться? Он стоял в углу двора на одной ноге, как все цапли, подставив солнцу белую грудь с черными полосками и меланхолично откинув назад пепельный хохолок.