— Где, какой чурбан? — Кумоха недоуменно посмотрел на Юсси.
— Чурбан — это ты! — радостно засмеялся Юсси.
Кумоха молча и неторопливо схватил Юсси за плечи так,
что тот рукой шевельнуть не мог. Потом, шумно вздохнув, метнул лежебоку, как бревно, прямо на сеновал.
Юсси что-то пискнул на лету и уткнулся головой в сено.
Тайпо испугался, даже заговорил быстро, без обычных пауз между словами, борода заметалась туда-сюда:
— А ежели бы ты не в сено, а в жернов попал?
— Да, пожалуй, жернов мог бы разбиться,— задумчиво промолвил Кумоха, и в глазах его сверкнули веселые искры.— Но я точно метил — в сено. Оно мягче.
Юсси вылез из сена, отплевываясь и чихая, спустился по лестнице вниз. Он долго вытаскивал сухие травинки изо рта, ушей, носа, бороды и усов.
Тайпо успокоился, невозмутимо продолжал курить трубку.
— Будешь знать разницу между чурбаном и лесорубом,— сказал Кумоха.
— Чхи… кхе… хе…— отозвался Юсси.
— Будет,— за сына ответил богатый хозяин—Теперь будет.
Юсси беззлобно погрозил кулаком Кумохе и поплелся к дому.
— Обиделся почему-то! — удивился Кумоха и засмеялся так громко, что собака на цепи вздрогнула и залаяла.
— Молодой еще,— кивнул вслед сыну Тайпо.— При доме держу.
— Пусть на работе в лесу помучается, человеком станет,— сказал Кумоха.
— Он… болеет немного…— отвел рыжие глаза Тайпо.
— Сытый, известно, болеет от безделья.
— Ну, ты у меня!..— с угрозой произнес богач.— От безделья не заболеешь!
— Значит, сыт я буду? — весело спросил Кумоха.— И на том спасибо, хозяин!
— Дома и вода — еда.
— Так это ты, хозяин, у себя дома, а я нет. Мне одной воды мало.
— Что ж, молоком тебя поить? — Глаза Тайпо угрожаю-ще потемнели.
— А мне в пищу годится все, что мягче камня,— улыбнулся Кумоха.
Пока шел этот разговор, солнце уже успело миновать крест на церкви и начало склоняться к западу.
— Слышал я про тебя всякое,— запыхтел трубкой Тайпо.— Своевольничать любишь. Силы девать некуда. Вон как бедного Юсси швырнул… И на каких хлебах тебя отец таким вырастил!.. Работать у меня будешь, как я сказал, три года. Делать все, что прикажу. Если чего не осилишь, еще год прибавляется. Два приказа не выполнишь — два года прикину…
— Чего уж яснее,— сказал Кумоха.
— Три ошибки сделаешь — на три лишних года останешься…
— Я до десяти считать умею, хозяин. И работы не боюсь. Но и у меня есть условие.
— Работники свои условия будут ставить тогда, когда моя трубка без табака задымит! — рассердился Тайпо.
Но Кумоха, словно не замечая слов хозяина, продолжал: - Чтобы, кроме тебя, мне никто не приказывал. Ни твоя жена, ни твой сынок Юсси. Только тебя одного слушать буду — запомни.
Тайпо согласно кивнул головой. Ему понравилось, что Кумоха, лесоруб неотесанный, пень пнем, а власть хозяина признает.
— Значит, подрядились, —выколачивая трубку и пряча ее в карман, произнес Тайпо.— Теперь, в случае чего, пеняй на себя!
Солнце успело уже сесть на верхушки далекого леса, и на село начали спускаться сумерки. А от сумерек до ночи, как известно, рукой подать.
Богач пошел в дом, а Кумоха взобрался на сеновал.
Про то, как Кумоха заставил Тайпо вместо одного слова говорить два
О Кумохе-лесорубе рассказывают много всяких историй. Среди них есть и такая: как он за один день сто саженей дров нарубил.
На самом деле все произошло несколько по-иному. Как? А вот как.
Первую свою ночь на дворе Тайпо Кумоха провел на сеновале.
Заря только занялась, как хозяйка нового батрака разбудила — завтрак на столе.
Бездельник Юсси еще спал — ему рано вставать было ни к чему.
— Помолимся,— сказал хозяин Тайпо, едва Кумоха взялся за ложку.
Кумоха только плечами пожал; хозяину, может, есть за что благодарить бога и попов — вон сколько добра нажил! — а работнику на бога надежда плохая. Но промолчал — подождал, пока Тайпо пробормочет молитву.
Когда хозяйка (тихая, худая, из-под платка глаза бегают, как бусинки мышиные) поставила на стол загусту — мучную болтушку — да два ломтя хлеба Кумохе подвинула, то Кумоха усмехнулся, ложку отложил.
— Я, хозяйка, ем караваи хлеба в один присест. А при такой еде и работы с меня не спрашивай.
Тайпо кивнул жене: мол, дай ему, сколько съест.
И сказал, хлебая загусту:
— Он в лес пойдет. Пока двадцать пять саженей не нарубит, там жить будет.
Кумоха кивнул головой: дескать, понял, сделаю.
В А может, уж сразу пятьдесят? — замирая от радости (того же на полгода хватит!), проговорила хозяйка.
— Он только мои приказы исполняет! — хлопнул ладонью по столу Тайпо.— А я сказал — семьдесят! И все!
Кумоха вытер последним куском хлеба миску, поглядел весело на хозяина с хозяйкой:
— Семьдесят так семьдесят. Только мне на такую работу две недели нужно.
— За две недели — сто саженей! — сказал Тайпо.— И каравай хлеба в придачу! Не исполнишь — хуже будет. Уговор помнишь? С делом не справился — еще на год у меня в работниках останешься.
Хозяйка почтительно смотрела на мужа: вот какого работника заполучил Тайпо, теперь родственники умрут от зависти!
И не удержалась, добавила:
— Да чтоб все дрова были трехвершковые, не меньше!
Юсси высунул голову с печки, радостно зачмокал: сто саженей трехвершковых дров десять лесорубов обычно целую неделю готовят, да и то, если днем и ночью работают. Это даже глупый Юсси знал.
Кумоха взял топор, шапку, положил в котомку караван хлеба, поклонился хозяевам и вышел из дома.
— Иди на Падун-озеро,— вслед ему сказал Тайпо.
Кумоха понял: возле Падун-озера все село дрова на зиму
готовит, Тайпо хочет работником похвастаться.
Но ничего не ответил хозяину, только рукой махнул: Падун-озеро так Падун-озеро, мне, мол, все равно!
…Сосед Тайпо, охотник Нийкой, выехал на Падун-озеро почти следом за Кумохой.
Но лошаденка у охотника была, такая лядащая. а Кумоха шагал так споро, что громыхающая телега догнала Кумоху лишь тогда, когда позади осталась почти половина дороги.
— Садись, сосед,— сказал охотник.
Кумоха сел рядом с Нийкой, и телега сразу осела, заскрипела на все лады.
— Здоров ты, парень,— усмехнулся охотник.
Они проехали еще верст пять, пока Нийкой спросил:
— Правда, что хозяин тебе наказал сто саженей за две недели нарубить?
— Правда.
— О-хо-хо! — Нийкой вздохнул так тяжко, словно это ему нужно было дрова рубить.
— А ты зачем на Падун? — поинтересовался Кумоха.
— Бревна нужны для амбара, старый развалился совсем. Да еще баньку пора подправить.
Лес у Падуна был как на подбор — березы и ели дружной толпой окружали озеро. Все ладные, стройные, ровные.
Кумоха помог выбрать Нийкой самые лучшие стволы для бревен, сам их свалил, от сучьев очистил.
Пока Нийкой с одним возился, Кумоха десять приготовил.
— Да, сильный ты, парень,— качал, головой Нийкой.— Но сто саженей за две недели и тебе не по плечу.
— Там видно будет,— усмехнулся Кумоха.
Потом, уже солнце за полдень перевалило, приехал к Падуну старый знакомый Кумохи рыбак Матти, тоже за бревнами для баньки.
Кумоха помог рыбаку, даже сам волокушу настроил.
Матти всегда был в движении, мгновенья не стоял на месте, весь ходуном ходил, словно сеть, набитая только что вытащенной рыбой. Мелкая сетка морщин на его веснушчатом лйце то растягивалась в улыбке, то сжималась, когда Матти старался быть серьезным. Серая, с проседью борода его раздваивалась на конце, как рыбий хвост.
— Если рыба нужна будет — приезжай,— пригласил Матти.
— Я бы и сам рыбаком стал, да в лесу у меня еще дел много,— сказал Кумоха.
Потом уехал Матти, восвояси отправился Нийкой, а Кумоха зашагал по знакомой тропке к родному дому.
Ночью, когда небо уставилось на землю тысячами звездных глаз, он постучал в дверь.
Избушка закряхтела от кулачного удара Кумохи.
Первой проснулась сестренка Айно, закричала:
— Кумоха вернулся!
Мать зажгла лучину, вынула из печки еще горячее варево.
Отец вздыхал, курил. Кумоха понимал, что старикам любопытно: что случилось, почему богатый хозяин отпустил работника домой?
— Десять дней буду дома,— сказал Кумоха.— Все хорошо, не волнуйтесь.
Отец недоверчиво покачал головой, но промолчал.
Десять дней хозяйничал Кумоха — укрепил стены, все щели мхом проконопатил, заготовил дров на зиму, в озерце наловил сигов, а в речке усатых налимов, наладил капканы на лисиц, которые повадились в курятник наведываться.
— Ох, Кумоха,— беспокоился отец,— чую я, задумал ты богатого хозяина вокруг пальца обвести. Смотри, как бы самому в силок не попасть — хитер Тайпо, не таких, как ты, перехитрил, потому и богатым стал.