– В этом-то все дело! – не унимался Та-ка. – В этом-то все дело.
Он усадил Ри-ка за стол и налил ему настойки с медом.
– На, угощайся. А то ходишь постоянно простуженный. И пока ты согреваешься, я тебе быстро все подсчитаю. Так вот, у тебя есть черные ракушки?
– Осталось… немного. А зачем тебе черные ракушки? Ведь рыба…
– Сколько ракушек ты бы отдал за пуд соли?
– Я бы… Я бы отдал шесть ракушек.
– А я бы отдал пуд соли за твои 12 щук.
– Так бы сразу и сказал… А причем здесь ракушки?
– В этом-то все и дело! – рассмеялся опять Та-ка. – Шесть ракушек я бы отдал за твои 12 щук.
– Но мне не нужны ракушки! Мне нужна соль, – возмутился Ра-ка.
– Вот-вот. А за одну ракушку, получается, я бы взял две щуки или отдал бы одну шестую часть пуда соли!
– Что ты мне голову морочишь! – не выдержал Ра-ка. – Ты мне дашь соли или нет?
– Дам, дам… Обязательно дам. Неси свою рыбу. Получишь пуд соли, – выдохнул Ра-ка.
– Сразу бы так, – сказал Ра-ка, допивая настойку. – Давай соль. А рыбу – сыновья занесут.
Все в поселке были довольны Та-ка. Только старый шаман становился все мрачнее и мрачнее.
Прошла еще одна зима. Та-ка сделал пристройку к своему складу. У него много товаров. Он стал состоятельным селянином. Но это не сделало его уважаемым. Более того, Та-ка стал замечать некоторую настороженность и даже враждебность к себе со стороны некоторых односельчан.
Близился день весеннего равноденствия. В этот день собирался Большой совет. На нем селяне обсуждали дела, которые были важны для всех и требовали совместных усилий.
Большие советы проводились четыре раза в год. Та-ка практически не принимал в них участия. Его персона и его вклад были до сих пор мизерны, чтобы он мог на что-то влиять. Но в этот раз Та-ка ждал дня Большого совета с тревогой и он не мог себе объяснить почему…
Большой совет проходил на площади в центре поселка. На скамьях, расставленных по кругу, рассаживались уважаемые, состоятельные люди. Чтобы взять слово, достаточно было просто встать. Наступала тишина и все внимали говорящему.
Совет шел обычным чередом и уже близился к концу, когда вдруг поднялся со своего места шаман.
– Это надо прекратить! – резко прозвучал в наступившей тишине его голос.
– Ты это о чем? – спросил кузнец.
– Я о том, о чем вам всем хорошо известно, – сказал шаман. – Вы все – уважаемые люди. Вы работаете. Вы делаете то, что нужно всем. Вас кормит и дает вам достаток ваш честный труд. Ваши дома и ваше добро – это продолжение ваших мозолистых и умелых рук. Именно это дает вам место на скамье совета и именно это придает вес вашему слову. Таков порядок, на котором держится поселок, порядок, который нам достался от наших дедов. И этот порядок стал рушиться на наших глазах! Духи предков не простят нам измены.
Шаман сделал паузу. Площадь замерла. Было такое ощущение, будто всем хорошо известно и в то же время неизвестно то, о чем он говорил.
– Вы знаете, о чем я говорю. Вы знаете, о ком я говорю! – воскликнул шаман.
И тут все повернулись к Та-ка, который от неожиданности сделал шаг назад.
– Я требую, чтобы Та-ка вышел на середину круга держать ответ, – сказал шаман и сел.
Держать ответ перед Большим советом приходилось только за очень серьезный проступок. Наказанием здесь часто бывало изгнание. Но поселок уже и забыл, когда в последний раз кого-то требовали на середину круга. Поэтому после слов шамана площадь вначале зашумела, но потом опять затихла. Та-ка растеряно вышел на середину и оглянулся. В глазах односельчан он заметил смешанные чувства: как будто его жалели и обвиняли одновременно.
– В чем я провинился?
– Ты виновен в том, что нечестен, – медленно произнес шаман.
– Ты не работаешь, а имеешь больше, чем некоторые достойные работники, – вскочил вдруг со своего места столяр.
– Я помогаю… – начал было Так-ка.
– Помощь – это не работа! – перебил его столяр. – Настоящий помощник позже становится мастером того дела, в котором он помогал добропорядочному работнику. А ты? Мастером какого дела ты стал? Говори!
– Хорошо, – вдруг успокоился Та-ка. – Я стал мастером того дела, которое создал сам: я – мастер обмена. И думаю, что мое мастерство не менее полезно людям, чем твое.
– Вот! – вскричал вдруг столяр. – Слышите? Вот о чем я говорю: он не уважает труд добропорядочных мастеров. Каждый мастер делает что-то, что можно подержать в руках, что-то что полезно и нужно всем. А Та-ка только разносит все по домам. С каких это пор мальчишка-разносчик стал равен мастеру?!
– Я не разносчик. Во-первых я сберегаю вам, добропорядочным мастерам, время. Теперь вы можете изготовить больше полезных вещей, чем раньше. Этих дополнительных вещей без меня бы не было. Так что можно считать, что и мой вклад есть в изготовлении. Во-вторых я помогаю вам получить то, что без меня вы, может, и не получили бы… И вы знаете, что я всегда был честен. Если кто-то был мной обманут, пусть встанет и скажет сейчас. Если такой найдется, можете меня наказывать…
Над площадью повисла тишина. Та-ка оглядывал всех односельчан одного за другим. Он знал их всех. И он знал, что никого из них он никогда не обманывал.
Встал кузнец.
– Я не умею говорить… Но я не совсем понимаю, почему шаман и столяр затеяли этот разговор. Да, я вижу, что дела у Та-ка идут хорошо. Он богатеет. Да, я не понимаю, почему он богатеет. Но я уверен, что он честен и мне этого достаточно. Я не вижу вины.
Кузнец сел. Было видно, что он сильно нервничал.
Встал пасечник.
– Я поддерживаю кузнеца. С появлением склада Таки всем стало только лучше. Мы можем не только экономить время, но придя на склад, мы видим то, что раньше не замечали и это помогает…
Над площадью прошел одобрительный гул.
Опять встал столяр.
– Кузнец верно сказал, что он не понимает, как богатеет Та-ка. Я тоже не понимаю. Но я понимаю одно: как бы Та-ка не менял и не переставлял в своем складе наши изделия, больше их от этого не становится. Тогда я спрашиваю, откуда у Та-ка излишки?
– Вы прекрасно знаете, откуда, – ответил Та-ка. – Вы же сами мне все даете, добровольно…
– Это было раньше, – выкрикнул столяр. – Это раньше я сам иногда дарил тебе пару ложек за помощь. Но в последнее время я не помню, чтобы кто-то что-либо тебе дарил!
– Но и теперь вы добровольно обмениваете свои товары. Разве нет? – громко выкрикнул Та-ка.
Площадь опять зашумела. Чувствовалось, что голоса разделились.
– Вы не понимаете, – встал опять шаман. – Дело здесь не только в богатстве и нечестности. Все гораздо серьезнее.
В тоне у шамана что-то изменилось. Та-ка вдруг понял, что шаман заговорит сейчас о чем-то, что разрушит все его дело.
– Он развращает молодежь! – выкрикнул шаман, и указала рукой на Та-ка. – Да, да! Молодежь уже не хочет работать, она не хочет учиться у добропорядочных мастеров. Она хочет, как Та-ка, ничего не делая иметь свои склады. И не говорите мне, что вы не слышали подобных разговоров от своих детей.
Площадь зашумела. Отдельные недовольные нотки переросли постепенно в негодующий гул.
Шаман поднял руку и площадь затихла.
– Если наши дети перестанут работать и будут только держать склады, откуда возьмутся товары? И кто потом сможет быстро опять научить работать наших детей. Разрушить все легко. Но кто знает, сколько нужно времени и сил, чтобы восстанавливать. И не вымрем ли от голода через несколько зим!
Над площадью нависла тишина.
Та-ка понял, что все пропало. Он не знал, чем возразить. Более того, он был совершенно согласен с шаманом.
Один за другим вставали добропорядочные мастера и поворачивались к Та-ка спиной. Это означало, что он теперь изгнанник. Та-ка может взять только одну лошадь или одну лодку, по выбору. Из вещей и провианта тоже только то, что можно погрузить на одну лошадь или в одну лодку. Все остальное будет поделено поровну между соплеменниками.
Выбирать долго не пришлось. Рыбак Ри-ка дал лодку и объяснил Та-ка как спуститься вниз по реке.
– Когда пройдешь четвертые пороги, справа будет небольшой поселок. Это примерно пять дней пути. Когда пристанешь к берегу, тебя окружат четверо стражей. Покажешь им вот это и скажешь мое имя и имя Ши.
С этими словами Ри-ка положил в руку Та-ка раковину необычайной формы. Та-ка никогда такой не видывал.
Рано утром следующего Та-ка отчалил. Его пришли провожать только трое: кузнец, рыбак и пасечник. Их одинокие фигуры на берегу Та-ка запомнил на всю жизнь.
Прошло два года. Поселок сильно изменился. Последний год был неурожайный. Запасов едва хватало, чтобы не умереть с голоду. На холме чернели останки склада Та-ка. После отплытия, все продукты были розданы сельчанам. Склад оказался никому не нужен. За ним некому было смотреть, и он постепенно развалился. В поселке говорили, что после ухода Та-ка жизнь стала беднее и грустнее. Только один столяр упрямо повторял: