Янка плакала, стоя над ним, Белочка вцепилась ей в плечи. Профессор и Толстый держались за руки. Трогать Малыша боялись.

Из окна высунулась соседка сверху.

– Яночка, что случалось, кто кричал?

– Ник, ник, никто… – ответила она сквозь рыдания.

– А почему ты плачешь?

– Споткнулась, колено разбила.

– Ох, ты, надо же, ну так беги скорей домой, зелёнкой намажь!

– Да! Сейчас.

Янка сообразила, что соседка ничего не сказала про лежащее на асфальте тело. Не видела. Вернее, видела, но не замечала.

Толстый стоял возле Малыша с похудевшим от горя лицом.

– Надо же что-то с ним делать.

Он осторожно коснулся Малыша ногой.

– Не оставлять же так.

Толстый всхлипнул и вопросительно глянул на Янку. Она молча замотала головой, с подбородка полетели слёзы. Нет уж, мёртвых гномов к ней домой нести не надо.

– Как же мы его… Мы с ним… А назад как?

Профессор больше всего боялся объяснений с родителями Малыша.

– Я его здесь не оставлю-ю-ю-ю! – заревела Белочка.

– А как мы назад его унесём?

Профессор сел на корточки, боясь прикоснуться к тому, что минуту назад было Малышом. После того, как их не поймали, а потом поймали, но не съели волки, медведи, гигантские собаки, великаны, причём неоднократно, так глупо выпасть из окна и разбиться!

– А что случилось? – поднял голову Малыш.

– Ничего, лежи, – Профессор толкнул его ладонью в затылок, носом обратно в асфальт. – А!

Он подскочил и некоторое время бил в воздухе ногами.

– Я его щас шандарахну!

Это Толстый потянулся к тяжёлой урне. Хоть из окна вывалился не он, от переживаний в его голове всё перепуталось, как удара кирпичом. Малыш выпал из окна, это непорядок, совсем непорядок. Мёртвый Малыш шевелится, это тоже непорядок. Сейчас Толстый порядок наведёт, хотя бы в этом. Белочка, всегда быстро соображавшая в таких ситуациях, повисла у него на руке. Так что Толстый теперь размахивался и урной, и Белочкой сразу. Профессор смотрел даже не на них, а куда-то на водосточную трубу. Так гораздо спокойнее.

– А что тут?.. – успел спросить Малыш, когда Янка выдернула его из-под урны и Белочки.

Малыш сидел, привалившись спиной к заборчику газона. Толстый стоял, согнувшись, уперев руки в края урны, и тяжело дыша. Белочка медленно вынимала ногти из руки Толстого. Янка вдруг вспомнила, что хозяйка тут она. И в квартире, и во дворе и, между прочим, вообще в этом мире.

– Ну и что тут происходит? – спросила она тоном учительницы, вошедшей в класс, и обнаружившей учеников стоящими на головах.

– Ну, вот, – объяснил Профессор, показывая на Малыша.

– А поподробнее?

Янка притоптывала ногой. Летать – это понятно, сама была феей и летала. Оказывается. Падать из окна и разбиваться – это тоже понятно, этим её в детстве пугали, когда не разрешали на подоконник лазить. Но надо же как-то определяться, или одно, или другое. А вот так, и не летать, и не разбиваться, это хулиганство какое-то.

Через десять минут Толстый долбанул головой в угол грибка над песочницей. В неё они перебрались из-под окна.

– Ауч! Больно! – доложил он о результатах исследования. Потёр лоб и задумчиво посмотрел на крышу десятиэтажного дома.

– Нет, нет, хватит экспериментов.

Янка дёрнула Толстого за руку вниз, на край песочницы.

– Эй! Но мы же не люди, видела же, убедилась, – вырывал руку Толстый.

Они обсуждали: что ещё гномы могут себе позволить в этом мире из того, что не могут делать коренные обитатели без трагических для себя последствий. Прыгать с третьего этажа, получается, можно. Головой биться тоже можно, но больно. Толстый предложил постепенно повышать этажность выпрыгиваний. Профессор спросил, какую награду он хочет получить посмертно, когда выяснит, что с седьмого этажа – это уже вдребезги. Янка поправила: не вдребезги, а на котлетки. И отказалась ходить по соседям на верхних этажах и просить разрешения выкинуться из окна.

– Янка, извини, а где тут у вас туалет? – стесняясь, спросил Малыш, до этого внимательно оглядывавший двор.

– В квартире, где же ещё. Ну, домой надо вернуться.

– Как в квартире? – изумился Профессор. – У вас что, дырка к соседям снизу? Вы прямо на них… Ну, это… Это, как его…

– У нас канализация, – ответила Янка с изумлением на лице. Изумление образовалось от того, что она представила инженерную схему Профессора. – Ну, это твоё в трубу такую уходит. Малыш, сбегай, я дверь не закрыла. Там такая штучка, её дёрнуть надо, когда… В общем, разберёшься. Надеюсь…

Малыш удалился, бормоча о том, что идти со двора домой в туалет, а не из дома во двор, это только люди могли придумать.

– Вдруг мы ещё сквозь стены можем проходить, – продолжил мечтать Профессор.

– Не можете, – отрезала Янка.

Ей сделалось откровенно обидно. Это её мир. И вот, явились какие-то непонятно кто, и они невидимые, и из окон они сигают даже без синяков. Кто, спрашивается, в этом мире хозяин?

– Да, а вот, кстати, а почему я вас вижу?

– Ты же фея.

Белочка нашла пару совочков, грабли, формочки, их из песочницы никогда не забирали, и увлечённо копалась в песке, открывая для себя это развлечение. У себя дома гномы копали только если что-то строили, и грядки в огороде. Копать для развлечения им в голову не могло прийти.

– Я феей у вас была. А здесь я человек.

– Фея, это навсегда, – глубокомысленно изрёк Профессор, – это как свинкой переболеть.

– Надо же, – задумалась Янка, – я – фея. Здорово. Главное – не говорить никому. А то меня от фейства начнут лечить, как от свинки.

На детской площадке постепенно собирались после дневного сна мамочки с малышами. Некоторые здоровались с Янкой, но к песочнице никто не подходил. За исключением карапуза, лет меньше двух. Он стоял, пожёвывая верёвочку от капюшона, глядя исподлобья на гномов.

– Ы! – изрёк малыш, показав обслюнявленным пальцем на Белочку.

Белочка улыбнулась и помахала ему рукой.

– А он вас как видит? – прошептала Янка, косясь на ребёнка.

– Маленький ещё, – шепнула в ответ Белочка. – Маленькие могут. И кошки.

– А. Точно.

Янка вспомнила, как пережила нападение кошки в фейской квартире.

– Ы! – Ещё раз показал пальцем малыш, и заковылял в сторону выхода с детской площадки, с явным намереньем удрать на улицу.

– Вы себе не представляете! Вы не представляете! Там вода льётся!

Восторг лился из вернувшегося Малыша как та вода. Тоном эксперта он рассказал гномам об устройстве людского туалета.

– Нет, – Янка делала всё, чтобы не засмеяться, – руки мыть там не надо, чтобы руки мыть, это из другого места вода льётся.

– Кхе, – кашлянул Толстый, – пойду-ка и я посмотрю. Исключительно из научного любопытства.

– Слушайте, ну и что там про людей, которые гномов заставляют золото добывать? – Янка вспомнила, на чём они остановились. – Вы говорили, вас на помощь послали.

– Э… Ну да…

Профессор с трудом переключился от впечатлений чужого мира на то, за чем, собственно, их в этот мир послали.

– Всё было ничего, пока Клавдия, королева бывшая, не открыла магазин.

Сидевшая на лавочке неподалёку старушка в чёрном пальто, та самая, которую они чуть не сбили с ног, выбегая из подъезда, на этих словах тихо хмыкнула.

– Что же плохого в магазине? – удивилась Янка, по магазинам ходить очень даже любившая.

– Янка, – жалобно посмотрела на неё Белочка, – у нас не то, что магазинов, у нас даже слова такого не было.

– А где же вы всё покупали? – Янка не могла себе представить жизнь без магазинов.

– А что всё?

Малыш нашёл в углу песочницы закопанные осколки зелёной пивной бутылки и увлечённо рассовывал драгоценности по карманам.

– Еда у нас своя, – начала объяснять Белочка, глядя на него.

– Мы тоже, знаешь, не чужое едим, – не понимала Янка. – Зачем тебе это?

Она проследила за взглядом Белочки и заметила стекла в руках у Малыша.

– Ну, играем мы, там, в деревне, – объяснил, смутившись, Малыш, – как будто сокровища. Это знаешь, на что поменять можно? – радостно спросил он, держа осколок двумя пальцами.

– Ой! Брось, порежешься. Я тебя шарики стеклянные подарю. Не острые. Круглые. Разноцветные.

– Правда? – просиял Малыш.

– Правда. Выкинь. Не сюда, не в песочницу, в мусорницу выкинь.

Малыш сходил к урне. Один особо симпатичный осколок, он, убедившись, что Янка не видит, припрятал.

– И что? – Янка посмотрела на Белочку. – Про своё. Мы же не воруем еду. Покупаем.

– Я не об этом, – махнула рукой Белочка. – У нас огороды. Коровы, овцы. Рыба в речке. Ягоды в лесу собираем, грибы тоже. Мы не покупаем еду. Мы её, ну… делаем, – она сделала движение руками, как будто месила тесто.

– А одежда?

– Так сказала же она, – вмешался Малыш, – коровы и овцы. Сами делаем.

Он похлопал себя по животу, точнее, по куртке из коричневой кожи и коричневой шерстяной ткани, сотканной из толстых волосатых ниток.