И тогда Нур-ад-дин склонил голову к земле и произнес такие стихи:
«Друг любимый, со сном давно я расстался,
И безмерно вдали от родины горе.
Мой родитель любил меня и был нежен,
Но оставил меня и лег он в могилу.
И случилось потом со мной дел немало,
И разбили совсем они мое сердце.
Приобрел мне рабыню он с нежным телом,
Ветви ивы смущает стан ее гибкий.
И наследство потратил я на рабыню
Или щедро раздал его благородным.
И в заботе я свел ее на продажу,
Хоть страдать от разлуки с ней не хотел я.
Но как только воззвал о ней зазыватель,
Набавлять стал старик один развращенный.
И разгневан я был тогда сильным гневом
И рабыню из рук наемников вырвал.
И ударил злодей меня в сильной злобе,
И огнями раздора тут запылал он.
И рукой я от гнева бил его правой,
Вместе с левой, пока душа исцелилась.
И в испуге домой тогда я вернулся,
И укрылся, врагов боясь, в своем доме.
И правитель велел тотчас захватить нас,
Но привратник пришел ко мне благородный,
Намекая, чтоб дальше я удалился
И исчез бы, завистникам на несчастье.
И ушли мы, покинув дом темной ночью,
И хотели жилья искать мы в Багдаде.
Нет со мною былых богатств уже больше,
Сверх того, что я дал, рыбак, тебе раньше.
Но даю я тебе любимую сердца –
Будь уверен, что душу я тебе отдал».
И когда он кончил свои стихи, халиф сказал ему: «О господин мой Нур-ад-дин, изложи мне твое дело», – и Нур-ад-дин рассказал ему свою историю с начала до конца. И когда халиф понял, каково его положение, он спросил: «Куда ты сейчас направляешься?» – «Земли Аллаха обширны», – отвечал Нур-ад-дин. И халиф сказал: «Вот я напишу тебе бумажку, доставь ее султану Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни, и когда он прочтет ее, он ничем тебе не повредит и не обидит тебя…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Тридцать восьмая ночь
Когда же настала тридцать восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф сказал Нур-ад-дину Али: «Я напишу тебе записку, которую ты доставишь султану Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни, и когда он прочтет ее, ее не сделает тебе вреда». И Нур-ад-дин Али воскликнул: «А разве есть в мире рыбак, который переписывается с царями? Подобной вещи не бывает никогда!» – «Ты прав, – отвечал халиф, – но я скажу тебе причину: знай, что мы с ним читали в одной школе у одного учителя, и я был его старшим, а впоследствии его настигло счастье, и он стал султаном, а мою судьбу Аллах переменил и сделал меня рыбаком. Но я не посылал к нему с просьбой без того, чтобы он не исполнил ее, и если бы я каждый день посылал ему тысячу просьб, он бы их наверное исполнил».
И, услышав его слова, Нур-ад-дин сказал: «Хорошо, пиши, а я посмотрю». И халиф взял чернильницу и калам и написал славословия, а вслед за тем: «Это письмо от Харуна ар-Рашида, сына аль-Махди, его высочеству Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни, охваченному моей милостью, которого я сделал моим наместником над частью моего государства. Это письмо достигнет тебя вместе с Нур-ад-дином Али ибн Хаканом, сыном везиря, и в тот час, когда он прибудет к вам, сложи с себя власть и назначь его, и не перечь моему приказу. Мир тебе!»
Потом он отдал письмо Нур-ад-дину Али ибн Хакану, и Нур-ад-дин взял письмо и поцеловал его и положил в тюрбан и тотчас же отправился в путь, вот что с ним было.
Что же касается халифа, то шейх Ибрахим посмотрел на него, когда он был в образе рыбака, и воскликнул: «О самый низкий из рыбаков, ты принес нам пару рыб, стоящих двадцать полушек, взяв три динара, и хочешь забрать и девушку тоже!» И халиф, услышав его слова, закричал на него и кивнул Масруру, и тот показался и ринулся на шейха. А Джафар послал одного мальчика из детей, бывших в саду, к дворцовому привратнику и потребовал от него царскую одежду, и мальчик ушел и принес одежду и поцеловал землю между руками халифа, и халиф снял то, что было на нем, и надел ту одежду.
А шейх Ибрахим сидел на скамеечке, и халиф стоял и смотрел, что будет, и тут шейх Ибрахим оторопел и растерялся и стал кусать пальцы, говоря: «Посмотри-ка! Сплю я или бодрствую?» – «О шейх Ибрахим, что означает твое состояние?» – спросил халиф, и тогда шейх Ибрахим очнулся от опьянения и кинулся на землю и произнес:
«Прости мне проступок мой, – споткнулась моя нога, –
Ведь ищет раб милости всегда у господ своих.
А сделал, что требует проступок, признавшись в нем,
Но где ж то, что требуют прощенье и милости?»
И халиф простил его и приказал, чтобы девушку доставили во дворец, и когда она прибыла во дворец, халиф отвел отдельное помещение ей одной и назначил людей, чтобы ей служить, и сказал ей: «Знай, что я послал твоего господина султаном в Басру, и, если захочет Аллах великий, мы отправим ему почетную одежду и отошлем тебя к нему». Вот что случилось с этими.
Что же касается Нур-ад-дина Али ибн Хакана, то он ехал не переставая, пока не достиг Басры, а потом он пришел ко дворцу султана и издал громкий крик, и султан услышал его и потребовал к себе. И представ между его руками, Нур-ад-дин поцеловал землю и вынул бумажку и подал ее ему, и когда султан увидел заглавные строки письма, написанные почерком повелителя правоверных, он поднялся и встал на ноги и поцеловал их три раза и воскликнул: «Внимание и повиновение Аллаху великому и повелителю правоверных!»
Потом он призвал четырех судей и эмиров и хотел снять с себя власть, но вдруг явился везирь – тот, аль-Муин ибн-Сави. И султан дал ему бумажку, и везирь, прочтя ее, изорвал ее до конца и взял в рот и разжевал и выбросил, и султан крикнул ему, разгневанный: «Горе тебе, что тебя побудило к таким поступкам?» А везирь отвечал ему: «Клянусь твоей жизнью, о владыка султан, этот не видался не с халифом, ни с его везирем. Это висельник, злокозненный дьявол; ему попалась какая-то пустая бумажка, написанная почерком халифа, и он приспособил ее к своей цели. И халиф не посылал его взять у тебя власть, и у него нет ни благородного указа, ни грамоты о назначении. Он не пришел от халифа, никогда, никогда, никогда! И если бы это дело случилось, халиф бы наверное прислал вместе с ним придворного или везиря, но он пришел один».
«Так как же поступить?» – спросил султан, и везирь сказал: «Отошли этого юношу со мною, – я возьму его от тебя и пошлю его с придворным в город Багдад. И если его слова правда, он привезет нам благородный указ и грамоту; если же он не привезет их, я возьму должное с этого моего обидчика». И, услышав слова везиря аль-Муина ибн Сави, султан сказал: «Делай с ним что хочешь!»
И везирь взял его от султана и отвел в свой дом, крикнул своих слуг, и они разложили его и били, пока он не обеспамятел. И он наложил ему на ноги тяжелые оковы и привел его в тюрьму и крикнул тюремщика, и тот пришел и поцеловал землю между руками везиря (а этого тюремщика звали Кутейт). И везирь сказал ему: «О Кутейт, я хочу, чтобы ты взял и бросил его в один из подвалов, которые у тебя в тюрьме, и пытал бы его ночью и днем!» И тюремщик отвечал: «Внимание и повиновение!»
А потом тюремщик ввел Нур-ад-дина в тюрьму и запер дверь, и после этого он велел обмести скамью, стоявшую за дверью, и накрыть ее подстилкой и ковром и посадил на нее Нур-ад-дина и расковал его оковы и был к нему милостив. И везирь каждый день посылал к тюремщику и приказывал ему бить Нур-ад-дина, но тюремщик защищал его от этого в течение сорока дней.
А когда наступил день сорок первый, от халифа пришли подарки, и, увидав их, султан был ими доволен и посоветовался с везирем относительно них, и кто-то сказал: «А может быть, это подарки для нового султана?» И сказал везирь аль-Муин ибн Сави: «Самым подходящим было бы убить его в час его прибытия». И султан воскликнул: «Клянусь Аллахом, ты напомнил мне о нем! Пойди приведи его и отруби ему голову». И везирь отвечал: «Слушаю и повинуюсь! – и поднялся и сказал: – Я хочу, чтобы в городе кричали: «Кто хочет посмотреть на казнь Нур-ад-дина аль-ибн Хакана, пусть приходит ко дворцу!» И придет и сопровождающий и сопровождаемый, чтобы посмотреть, и я исцелю свою душу и повергну в горе завистников». – «Делай что хочешь», – сказал ему султан.
И везирь пошел, счастливый и радостный, и пришел к вали и велел ему кричать, как мы упомянули.
А когда люди услышали глашатая, они огорчились и заплакали – все, даже мальчики в школах и торговцы в лавках. И люди вперегонки побежали захватить места, чтобы посмотреть на это, а некоторые пошли к тюрьме, чтобы прийти с Нур-ад-дином. Везирь же отправился с десятью невольниками в тюрьму, и тюремщик Кутейт спросил его: «Что ты хочешь, наш владыка везирь?» – «Приведи мне этого висельника», – сказал везирь, и тюремщик ответил: «Он в самом зловещем положении – так много я его бил».
А потом тюремщик вошел и увидел, что Нур-ад-дин говорит такие стихи:
«Кто поможет мне, кто поддержку даст мне в горе?
Велика болезнь, нелегко найти лекарство.
Истомило сердце и душу мне отдаление
И друзей моих судьба сделала врагами.
И найду ль среди вас я, о люди, друга мне нежного,
Чтоб мог сжалиться и ответить он на зов мой?
Как ничтожна смерть для меня теперь с забытьем ее,
И на благо жизни пресек давно я надежду.
О Господь мой, тем, кто ведет нас всех, благовестником,
Тобой избранным, океаном знаний, владыкою
Всех ходатаев заклинаю я – отпусти мне грех
И спаси меня и тоску и горе смягчи мне».
И тогда тюремщик снял с него чистую одежду, надел на него две грязные рубахи и отвел его к везирю, и Нурад-дин посмотрел, и вдруг видит, что это его враг, который стремится его убить. И, увидав его, он заплакал и спросил его: «Разве ты в безопасности от судьбы? Или не слышал ты слов поэта: