В дровосековой хижине было всё по-прежнему.

— Как дела? — спросил старик.

— По-моему, отлично, — ответил Джо Джолли. — Котёнок оказался Принцессин, и Король поэтому назначил меня Королевским дровосеком, — покуда вы болеете.

— Покуда болею? Так и сказал? — переспросил старик, таинственно усмехнувшись.

— Да вроде так, — неуверенно сказал Джо.

— Значит, так тому и быть, — произнёс старик. — А поскольку жить нам придётся вместе, зови-ка ты меня Папаней. Так меня сын называл, славный был сынок и добрый, мне приятно это слово услышать.

Джо не ожидал, что Папаня сляжет так надолго. Месяц шёл за месяцем, а сломанная рука всё никак не срасталась. Но рука — ещё полбеды. Старик вовсе не вставал с постели — сильно, видать, пошатнулось его здоровье.

И, устраиваясь на ночлег у очага, Джо уже не вспоминал, что во всякий день его новая жизнь может кончиться. Работа стала привычной, день шёл за днем. Так минул целый год. Щенок вырос в великолепного красавца спаниеля, ростом не меньше матери, но Джо всё кликал его щенком, всё он казался ему маленьким. Старая спаниелиха больше полёживала в доме, возле очага, или грелась на солнышке у порога. Зато щенок не отставал от Джо, бегал за ним по всему лесу, и парень любил его больше жизни. С тех пор как Джо получил работу, он из лесу не выбирался, лишь раз в месяц приходил на опушку, к дому королевского Лесничего. Джо появлялся там поутру в первый день месяца и всегда заставал у Лесничего хорошенькую горничную но имени Бетти. Она служила во дворце и, похоже, обожала прогуляться по росистой травке перед дневными хлопотами.

Когда она уходила, Лесничий задавал Джо месячный урок. Где бы ни рубил Джо дрова, он всякий день начинал с вязанки для Принцессы, выбирая древесину, которая сладко пахнет, и прикреплял к вязанке маленький Дар леса. В любое время года находил он для Принцессы букет: весной — подснежники и фиалки, летом — колокольчики, дикую розу и жимолость, осенью — разноцветные листья и ягоды, и даже зимой — вечнозелёные веточки.

Когда Джо стукнуло девятнадцать лет, а случилось это в первый день июня, он, по обыкновению, пошёл к Лесничему. А там, как водится, уже сидела Бетти в полосатом шёлковом платьице и сыпала слова ещё быстрей обычного.

— Да. Вот так. Представляешь? Она чего-то хочет, только никто не знает — что, а она не признаётся. То тоскует, то поёт, то дуется, то смеётся, переменчива — как погода. Ни отцу не признаётся, ни матери, ни нянюшке. Даже мне не говорит! А доктор грозит, что если не получит она чего ей хочется — совсем зачахнет и умрёт от тоски.

— Что же делать? — спросил Лесничий.

— Король объявил: кто разгадает Принцессину тоску и подарит ей её мечту, сам получит всё, что пожелает! В последний день месяца во дворце соберётся Великий Сход, каждый что-нибудь предложит, потом обсудят… Ой! Колокол звонит! Уже восемь утра! А ты всё меня сплетничать заставляешь! Меня по твоей милости уволят!

Лесничий не стал её удерживать, только чмокнул на прощанье в щёчку, а она в ответ оттаскала его за уши и убежала, аж каблучки засверкали. Засмеявшись, Лесничий сказал:

— Огонь девка!

И принялся объяснять Джо, где и что рубить ему в июне месяце. Наконец Джо отправился восвояси, пытаясь удержать в голове все наказы Лесничего, но в душе его, в самой глубине, поселилась тревога. Так сильно он тревожился и жалел Принцессу, что даже не заметил, что нет рядом щенка-спаниеля. Не резвился, не приплясывал вокруг Джо его любимец, даже на свист не прибежал, а на хозяйский свист, как известно, каждый приличный пёс обязан являться. Заплутал, значит, где-то щенок, играючи, и свиста не услышал.

К полудню, однако, спаниель объявился, прибежал на стук хозяйского топора — весёлый и довольный. Только дома, вечером, не притронулся к еде. Может, заболел? Нет, решил Джо, раз веселится щенок — значит, здоров.

В ту ночь приснился Джо чудный сон. Только устроился он возле очага, где тлели последние угли, пришёл сон — словно явь, Джо показалось даже, что он вовсе не спит. Увидел он во сне щенка — нос к носу с мамой-спаниелихой, она положила морду меж шелковистых лап и глядела на сына искоса, приоткрыв умный карий глаз. Сон был воистину чуден: Джо услышал, как разговаривают между собой его собаки, и понял каждое слово.

— Что стряслось, сынок? Голодать вздумал?

— Да ни за что на свете! Я, матушка, сытёхонек!

— Где ж ты ел?

— У короля на заднем дворе.

— Что ты там делал?

— К подружке бегал.

— Что ещё за подружка?

— Кошечка.

— Кошка? Постыдился бы!

— Да это же моя молочная сестра!

— Ах, эта…

— Она теперь Принцессина кошка.

— Ну и как она выглядит?

— Золотая, точно мёд.

— Верно, шипит и фырчит, как все кошки.

— Да, шипит и заодно тайны вышёптывает.

— Чьи это?

— Принцессины.

— А она их откуда знает?

— Да она кладёт её на плечи и шепчет в самое ухо.

— Чьи плечи и чьё ухо?

— Принцессины плечи и кошкино ухо.

— Ну и что же у Принцессы за тайны?

— Она считает, что ей пора получить любовное послание.

— А-а-а… — зевнула спаниелиха и закрыла глаза. Сам Джо, должно быть, тоже заснул поглубже, и чудный сон кончился.

Но поутру Джо отчётливо припомнил свой сон — так ясно и ярко, будто наяву. Может, это вовсе не сон? В замешательстве поднял он глаза на Папаню, и тот спросил:

— Что тебя гложет, сынок?

— Да сон мне странный приснился, — ответил Джо. — Вот и не знаю — делать ли, что сон велит…

— А хорошо ли выйдет, коли сделаешь?

— Может, барышне хорошей зачахнуть не дам.

— А не выйдет ли плохо?

— Вроде нет. Ничего плохого выйти не может.

— Тогда делай, что сон велит, — посоветовал Папаня.

И Джо тут же, до работы, уселся и написал любовное послание. Грамотей он был никудышный, и письмо поэтому получилось коротеньким, но зато очень содержательным. Написал он так:

«Моя любимая!

Я люблю тебя, потому что ты — как мой щенок.

Джо Джолли».

Затем Джо сложил письмо — закапанное чернилами и изрядно потрёпанное. Но слова вполне можно было разобрать, а это в любовных посланиях — самое главное. И Джо, довольный собой, взял письмо в лес, сунул его в букетик смолёвки, привязал букетик к Принцессиной вязанке… Да и выбросил всю эту историю из головы на целый месяц. Лишь Бетти, которую он застал у лесничего первого июля, напомнила ему о том, что случилось.

— Вот так всё и кончилось! — тараторила она, — Слава тебе, Господи! Собрался вчера Великий Сход, а Принцесса возьми да и скажи: «Нечего вам головы ломать, я уже получила, что хотела!» — и смеётся. Но что это было, она так и не сказала. Конечно, теперь это уже не важно — ведь Принцесса порхает как птичка и доктор к нам дорогу забыл.

Так мирно и безмятежно прошёл ещё год. Работа была в радость, собаки резвились, крыша не текла, еды всегда было вдоволь правда, Папаня всё болел и с постели не поднимался, а Джо по-прежнему спал на полу. И вот первого июня, в день своего двадцатилетия, Джо со спаниелем, как водится, отправились к Лесничему, а Бетти — как водится — была уже там. «И впрямь любительница ранних прогулок по росе под птичье щебетанье», — подумал Джо. В то утро, однако, Бетти была грустней обычного, хотя тараторила без умолку:

— Да! Boт так! Всё как год назад! Снова здорово! Насилу допытались, что она опять чего-то хочет, но чего — ни в какую не скажет! И отец её упрашивает, и мать умоляет, и нянька улещивает, и я уговариваю! Доктор ходит каждый день, да всё без толку. Он говорит, что этак она у нас с тоски умрёт, если не получит, чего ей хочется. На последний день июня снова назначен Великий Сход, там и решат, чего же хочет Принцесса — раз сама не признаётся. Ну а тому, кто её желание исполнит, дадут всё, что пожелает, хоть… Ой, мамочки! Колокол-то восемь бьёт! Болтаю тут с тобой, болтаю, а Принцесса из-за тебя без шоколада останется!.

И Бетти умчалась прочь. Но прежде-то, конечно, Лесничий её крепко поцеловал, за что и получил хорошую оплеуху. Глядя вслед Бетти, он проговорил:

— Ух и девка! Огонь!

Потом Джо выслушал все указания Лесничего и тоже ушёл. На сердце у него было тревожно. Если Принцесса ждёт ещё одно любовное послание, так ему и написать больше нечего! А первое письмо, похоже, уже отслужило своё… В смятении Джо опять не заметил, что щенок исчез. К полудню, однако, примчался: носился вокруг хозяина с радостным лаем и махал хвостом. Джо даже отбросил топор и устроил с ним весёлую потасовку. Но вечером спаниель к еде не притронулся. Тут-то Джо и вспомнил, что такое уже было раз, причём ровно год назад. События того дня припомнились так ясно, что Джо сам не заметил, как впал в первый дремотный полусон и снова услыхал разговор спаниелихи с сыном: