– Недостойная дочь! – вскричал он яростно, – тем ли платишь ты за горячую мою к тебе любовь? Обесчещением ли моего величества подтверждаешь ты мою о тебе надежду, как на единородное дитя моё? Раскаешься, негодная о своей подлости! Вечное заточение поздно просветит потемневший рассудок твой, и представит всю гнусность твоего поступка… Ах ты мерзкий изверг! – кричал он обратясь ко мне, – кто ты ни есть, хотя бы ты был высочайшего рода, ничто не избавит тебя от моего мщения. Крови твоей мало омыть нанесенное мне тобою поругание.

С этими словами взмахнул он кинжалом, чтобы поразить меня. Должно быть выше человека, чтоб имея в руках способ, не постараться избежать предстоящей смерти. Я вложил кольцо в рот, и стал невидим, к вящей ярости и удивлению Богомира Болгарскаго. Увидев гнев свой тщетным, обратил всё мщение своё на дочь свою.

– Не думай, изменник, – кричал он, приготовившись её пронзить. – Волшебство твое не станет преградой к моей мести тебе. В казнь твою, не пожалею я моей дочери.

У меня не было времени выбирать; любовь торжествовала. Видя почти неминуемую смерть княжны, и любя её столь страстно, забыл я про свою безопасность. Я вынул кольцо изо рта, и бросившись, стал между ним и Прелестой.

– Гнев твой справедлив, великий князь! – говорил я ему: – но если смерть несчастного князя древлян сможет удоволетворить твое мщение: рази меня, но спаси кровь свою. Хотя дерзновение, что я вошел сюда, и достойно казни; но обращение мое против дочери твоей, ничего не заслуживает. Честь твоя соблюдена, и желания мои не были постыдны. Я хотел соединить браком союз двух государств…

Богомир опустил руку, и сказал со удивлением:

– Ты – князь древлянский!… Но это не мешает… Преступление твое не простительно…. Однако скажи, чем докажешь ты, что поступки твои против дочери моей были честны?

– Великомощный Государь! – сказал я, бросаясь пред ним на колени, – если б я хотел нанести только поругание дому вашему; что бы удержало меня от того, чтобы скрыться? Вы видели опыт, что я мог быть от вас в безопасности; но сильная страсть, влитая в меня красотою вашей дочери, столько же велика, как и желания мои честны. Мог ли бы я, желая только обольстить дочь вашу, предать себя в жертву вашему гневу? Вот вам причина моей невидимости, – продолжал я, подавая Богомиру кольцо; – велите меня удержать. Вы видите, что я не стараюсь спастись. Не сочтете ли вы это за знак нелицемерной любви моей к несравненной Прелесты? Рази Государь, – говорил я, открывая грудь мою, – удовлетвори справедливому гневу; но пощади дочь свою!

Слова мои начали смягчать Богомира. Он выронил кинжал из рук. Между тем княжна не могла перенести столь страшного переживания. Слабый дух её оставляет, и она падает без чувств у ног своего родителя. Глаза её покрываются смертным мраком; мое сердце леденеет. Я счел её умершей. Зрелище это пронзило душу мою, отчаяние постигло меня. Я схватил кинжал, лежавший у ног Богомира, и направив его к моему сердцу, хотел было его пронзить. Ослабший язык мой едва смог произнести:

– Любимая княжна! Ты мертва; чего я жду?..

В то же мгновение Богомир схватил меня за руку. Великодушное его сердце склоняется к жалости, глаза наполняются слезами, и глас природы производит действие в груди его. Он выхватывает кинжал из руки моей, и бросает прочь. Поднимает меня с земли, взирает на дочь свою, и время некоторое пребывает в безмолвии, обращая по всюду смущенные и беспокойные взгляды, в которых сражаются родительская любовь, гнев и жалость. Все трепещут в ожидании его определения. Сами евнухи и стражи, неспособные к жалости, пребывают в унынии, и ожидают первых слов, которые он произнесет. В это время Прелеста приходит в себя, встает и повергается к родительским ногам; слезы её орошают их. Просьба о помиловании меня входит внутрь души его. Стенящий голос её пронзает его сердце. От гнева он приходит к родительской любви, поднимает дочь свою, и обнимая ее, прощает вину нашу. Он подает руку, и велит мне рассказать все мое приключение. Дух мой собрался, и надежда, принявшая меня в свои объятия, сообщила мне красноречие. Я все подробно рассказал ему. Он поверил в нашу невинность и согласился соединить нас вечными узами. «Неустрашимость твоя, – сказал он, влагая руку дочери своей в мою, – делает тебя достойным, и доказывает знаменитость твоей природы». Мы оба бросились к коленам его, и обнимая их, приносили ему благодарность в словах, живо изображающих наши чувства и радость о его великодушии. «Встаньте мои дети! – говорил князь Болгарский, поднимая нас: – Живите счастливо, и служите примером всем страстным сердцам».

Таковым образом этот несчастный случай, против ожидания, возымел благополучные последствия. Мы пошли во дворец государя, сыскали дядьку моего и Красовида, который заплакал от радости, узнав о происшедшем. Я с дозволения князя Богомира, отправил его к моим родителям, для испрашивания дозволения их о вступлении моем в брак. Он отъехал, и я поселился при Болгарском дворе, в совершенном удовольствии. Беспрепятственные свидания с любезной Прелестой умножало нашу горячность. Обращения же мои от часу от часу увеличивали ко мне любовь князя Богомира. Два месяца, в которые Красовид ездил к отцу моему, протекли в одних только увеселениях.

Наконец возвратился Красовид, и привез мне письмо от моих родителей, в котором они посылали благословение на брак мой, и повеление о скором возвращении с женою моею к ним, для прекращения скуки, испытываемой ими о моем отсутствии. Князь Богомир также получил чрез нарочного поста грамоту о утверждении этого союза. Также были присланы приличное моему достоинству число придворных, и изрядные богатства, для совершения великолепной свадьбы, Все исполнилось, брак наш на другой день торжественно свершился. Я имел в объятиях моих дражайшую супругу, в которой полагал всё моё благополучие. Радость наша взаимно выходила из пределов. Но увы! Все это было преддверием жесточайших наших несчастий, и мучений, которые были для меня горше самой смерти!

Не прошло и трех дней нашему бракосочетанию, как суровый рок мой приготовил уже мою погибель. Во то время, когда я упоенный нежностью моей дражайшей супруги, заснул в её объятиях; представьте себе ужас мой и отчаяние, когда я, пробудившись не нашел ее. Холодный пот разлился по моему телу, и сердце мое окаменело, когда я, вместо нее, увидел лежащее на постели моей следующее письмо: «Ты недостойно завладел сокровищем, которое создано для одних бессмертных: так что не тужи, что оного лишился. Довольствуйся тем, что сам оставлен в живых. Если же хочешь, чтоб голова твоя воссела на железном колу: то ищи свою жену в доме духа Тригладита».

Какая весть, какая жестокая весть была для несчастного моего сердца! Громовый удар не так бы поразил меня. Как можно изобразить тогдашнее волнение моей крови? Отчаяние покорило отягченный горем дух мой. Я рвал на себе волосы, делал все, что творил развращенный тоскою мой разум. Вопль мой раздался по всему дворцу; все прибегают ко мне в трепете. Сам князь, тесть мой, спешит в ужасе узнать сего причину. Он побледнел взглянув на меня.

– Что с тобой стало? – сказал он. – Ах! Что вижу я…. Где дочь моя!?

– Увы! – отвечал я: – прочти письмо это… нет не письмо, но приговор на смерть мою, и познай наше бедствие!

Богомир прочел письмо. Силы изменили ему; он не мог удержать полившиеся ручьями из глаз слезы. Тоска моя превзошла его соболезнование. Я бросился к моему оружию, и схватив меч, хотел пронзить им себя; но его вырвал у меня Красовид.

– О варвар! – закричал я ему, – или ты звериное имеешь сердце? Что заставляет тебя препятствовать пресечь мои мучения?.. Исчезни от меня! Такова-то оплата за любовь мою к тебе!

Напрасно Князь Богомир, и все тут бывшие тут, старались меня утешить. Отчаяние свирепствовало в душе моей. Наконец прошли первые терзания, и уступили место слезам. Печаль овладела мною во всей свой широте.

– О небо! – кричал я, – Чем заслужил я гнев твой?.. Какое мое преступление подвигло тебя поразить меня таким ударом? О варварский Тригладит! зачем ты, лишив меня любезной супруги, не лишил жизни? Но что я говорю? Он лишил меня ее. С нею унес он все, радость, покой, утехи, словом жизнь мою… Нет, варвар! желание твое не исполнится. Ты оставил во мне дух, для того, чтобы я век мой страдал. Нет я не боюсь угроз твоих, иду отнять у тебя сокровище, коего ты лишил меня. Пусть я умру там, но умру близ моей супруги. Пусть глава моя будет жертвою бесчеловечия твоего. Намерение заключено: я иду умереть, или возвратить мою супругу.

Бесполезно старался утешить меня тесть мой. Я положил твердое намерение, искать мою дражайшую Прелесту. Тщетно говорил мне Богомир, чтоб я не усугублял его печали моим отсутствием, и вознаградил бы утрату его дочери моим при нем пребыванием. Все было напрасно. Я ушел один, и направил в смятении путь мой, не зная сам куда. Только Красовид последовал за мною, не слушая меня как прочие, которым я запретил идти за собою.