Но люди вряд ли догадывались, кого следует благодарить за это, и что в действительности случилось за тот час, который пролетел для них, как миг. Они, наверное, и не поверили бы, если бы им рассказали всю правду. Узнали о ней и поверили только друзья Момо.
Когда маленькая Момо и старый Беппо дошли до амфитеатра, все уже собрались там и ждали их: Гиги-Экскурсовод, Паоло, Массимо, Франко, Мария с младшей сестренкой Деде, Клаудио и все остальные дети. Пришли и Нино с его толстой женой Лилианой и ребенком, и Николо-каменщик и все те, кто раньше бегал к Момо со своими заботами и проблемами. Потом начался праздник, такой веселый и радостный, какой могли устроить себе только друзья Момо, и продолжался он до тех пор, пока на небе не появились древние звезды.
И, когда улеглись объятия, рукопожатия, шумные восторги и смех, все расселись в кружок на поросших травой каменных ступенях амфитеатра. Стало совсем тихо.
Момо вышла в середину этого круга. Она подумала о голосах звезд и цветах времени.
И тогда она запела чистым и ясным голосом.
А в Доме-Нигде — на стуле у изящного столика — сидел Мастер Хора, которого вернувшееся время пробудило от его первого и единственного сна. Он наблюдал в свои всевидящие очки, как веселились Момо и ее друзья. Он был очень бледен и выглядел так, словно только что оправился от тяжелой болезни. Но глаза его сияли радостным блеском.
Тут он почувствовал какое-то прикосновение к ноге. Он снял очки и наклонился. Перед ним стояла черепаха.
— Кассиопея, — нежно сказал он и почесал ей шейку, — вы вдвоем очень хорошо все сделали. Ты должна будешь мне все рассказать, ведь на сей раз я не мог наблюдать за вами.
«Позже», — высветилось на панцире Кассиопеи, и она чихнула.
— Ты не простудилась? — озабоченно спросил Мастер Хора.
«Еще как», — прочитал он ответ Кассиопеи.
— Это, наверное, из-за холода серых господ, — предположил Мастер Хора, — я могу себе представить, как ты вымоталась и устала. Тебе, прежде всего, надо основательно выспаться. Так что иди и отдыхай.
«Спасибо», — появилось на спине черепахи.
Кассиопея нашла себе тихий уголок, втянула голову и все четыре ноги под панцирь, и на нем медленно проступили буквы, видимые только тем, кто прочитал эту историю:
«КОНЕЦ».Короткое послесловие от автора
У многих моих читателей, наверное, возникнет немало вопросов, когда они прочитают эту книгу. Боюсь, что я не смогу на них ответить. Всю эту историю я записал по памяти, как мне ее самому поведал один загадочный человек, не менее загадочный, чем его удивительный рассказ.
А может, и человека не было, и все мне пригрезилось, пришло не из нашего мира? Мы ведь не чувствуем, как иногда получаем информацию из других миров, нам неведомых. И приходит она в виде невероятных картин и фантастических образов, которые при ближайшем рассмотрении оказываются более реальными, чем наша настоящая жизнь.
Лично я не знаком ни с маленькой Момо, ни с ее друзьями. Я не знаю, что с ними случилось потом и как они живут сегодня. Или они существовали вне нашего времени? Или Момо пришла из другого измерения, чтобы вмешаться в жизнь большого города? Ничего этого утверждать нельзя, но все это было нужно — и потому случилось.
Я до сих пор не могу точно вспомнить, когда и как рассказчик поведал мне эту историю: то ли во сне, то ли в воображении, или попутчиком в купе поезда? Да и не важно это. Важно то, что я ее сохранил во всех деталях и поспешил записать, пока суетные мысли не стерли из памяти самое главное.
Поражало в моем рассказчике то, что совершенно невозможно было определить его возраст. Сначала я решил, что передо мной сидит старец, но вскоре убедился, что сильно ошибался, ибо он внезапно показался мне очень молодым. Но и здесь я ошибся.
Когда он закончил свою историю, мы оба какое-то время молчали. Потом этот загадочный человек дополнил рассказ еще одной фразой, которую я не имею права утаивать от читателей:
«Я изложил вам все так, словно это уже произошло. Но я мог бы рассказать и так, будто все только должно случиться. Для меня здесь нет большой разницы».
Потом он непонятным образом исчез и больше мне никогда не являлся. У меня к нему не меньше вопросов, чем у моего любознательного читателя ко мне. Но у кого теперь спросить? Так что оставим жизни — нашей и детей наших — ответить на них и многое другое.