— Отец, о чем ты говоришь?! Я потерял ногу?! Как это так?! — с удивлением воскликнул Филипп. В его голосе вовсе не чувствовалось, что он мучился от боли. Наоборот, Филипп был добр и весел. Его веселило еще и то, что вокруг него собралось столько народу.

— Да, сынок, одна нога… — плача произнес отец.

— А почему я не чувствую боли, отец? Ведь ничего у меня не болит. А ты говоришь, что у меня нет одной ноги…

Некоторые, слыша разговор сына с отцом, удивлялись — как это, не чувствовать боли. Все жалели веселого шалуна, которому придется впредь ходить на костылях. Иаков и Иорам помогли друг другу и с трудом привстали. Амон-Pa приподнялся с помощью Ильи.

— Иаков, — тихо спросил начальника один рабочий, — мальчик обречен?

Иаков посмотрел в сторону Амон-Pa и Иорама: мол, что ему сказать.

— Принесите воду и вымойте ногу! — ответил вместо Иакова Амон-Ра.

Рабочий не понял, не поняли и другие, которые стояли рядом, о чем говорил этот мальчик и, вообще, кто он такой, что говорит вместо начальника и велит им помыть ногу Филиппу. Но Иаков подтвердил:

— Правильно говорит… Выполняйте!

Воду принесли сразу и несколько человек начали осторожно мыть ногу Филиппу.

Мальчик с любопытством наблюдал за ними и ждал, что будет, когда смоют с ноги всю грязь. "Не больно?" — то и дело спрашивали они, но тот не стонал, не кричал, а улыбался, нет, говорил, приятно мне.

И вот показалась нога.

Целая, невредимая, без единой царапины!

У рабочих, которые только что видели окровавленную, раздробленную ногу Филиппа, расширились глаза.

Филипп тоже был удивлен. Он хорошо помнил, что случилось: лежал на спине под строительным лесом и смотрел, как его отец вместе с другими рабочими таскал огромные камни по узкой доске. Вот отец пытается поднять один огромный камень, который с трудом втащили наверх другие. Однако камень ускользает из рук отца и летит вниз. Филипп не успел отскочить в сторону, и камень упал на него, прямо в бедро. Он тут же потерял сознание. Вот этот камень, такой огромный, валяется рядом. Если камень не упал на него, то почему же тогда покрытая грязью нога была окровавлена? Но если кровь, то где же тогда на ноге следы ранений, хотя бы царапины?

Среди людей началось какое-то непонятное толкование. Чего только не говорили они, даже утверждали, что вообще никакой камень сверху не падал, он как лежал на этом месте, так и лежит. Филипп, наверное, споткнулся о камень и упал. Говорили еще, что Филипп шалун и разыграл всех. Но большинство упорно твердили, что камень действительно упал, и он совсем раздавил мальчику ногу, сами видели, как кость и мякоть были смешаны с кровью и грязью, и что зрелище это было душераздирающим. Однако произошло чудо — нога мальчика исцелилась.

Филипп провел рукой по ноге.

— Отец, ты говорил, что я ходить больше не смогу? Что у меня только одна нога?

За все время, что мыли Филиппу ногу, отец не мог видеть, в каком состоянии находится нога сына, он стоял в стороне, закрыв руками лицо. Теперь же, услышав бодрый голос мальчика, он мигом подбежал к нему и застыл на месте. Радость и удивление смешались в его сознании, и не успел он чего-либо сказать, как Филипп встал, сначала прошел по кругу, а потом подпрыгнул и пустился танцевать.

— Ай да Филипп! Уцелела твоя нога! — кричал весело мальчик, а люди радовались, смеялись, хлопали. И так как не могли понять, что же на самом деле произошло, начали расходиться, споря друг с другом.

Несмотря на невыносимые боли в ногах и в спине, Амон-Pa, Иорам и Иаков так покинули место событий, что на них никто не обратил внимания. И никто не догадывался, споря друг с другом и доказывая свое, что именно они сотворили чудо, они исцелили ногу Филиппу, а взамен забрали все его боли и страдания. Только Илья помогал им передвигаться, ибо только он знал правду.

На строительство дворца многие рабочие приехали со своими семьями. Иаков женщинам определил соответствующую им работу, а дети помогали своим родителям. Но для детей Иаков придумал такое, чего никогда и нигде еще никто не видел: для тридцати ребятишек он открыл школу и начал заниматься с ними сам. Он каждый день, но чаще вечерами, находил пару часов побыть с детьми, учить их читать, вести беседы о звездах, о Вселенной, о бессмертии души и Царстве Божием, об Иисусе Христе — Боге, который явился к людям. Он рассказывал им о том, чему сам научился у Амон-Ра. Ему помогал Илья, который зажег в детях любовь к математике и геометрии.

В это дело включились также Амон-Pa и Иорам.

Своими образными объяснениями и рассказами Амон-Ра развивал в детях понимание Беспредельности Вселенной. Человек есть дитя Вселенной, мысль есть огонь Вселенной, человек ответственен за свои мысли. Он учил детей мыслить прекрасно и мыслить о прекрасном, мыслить возвышенно, героически, с любовью и устремлением. Рассказывал им притчи о Христе, пояснял им Его заповеди. Дети все больше и больше проникались мыслями, которые нес им Амон-Pa, полюбили его, каждый стремился дружить с ним.

Иорам тоже заслужил любовь детей. Он научил их ухаживать за больными, оказывать помощь пострадавшему. Открыл секреты лечебных свойств некоторых растений.

В школе Иакова одним из самых веселых и пытливых учеников был Филипп.

Когда Амон-Pa в своих беседах с детьми упомянул имя Иисуса Христа, Филипп навострил уши.

— Отец говорил мне, что Иисус есть Мессия, он Сын Бога и пришел на Землю, чтобы спасти людей от гибели! — сказал Филипп.

Все, что дети слышали в школе и чему научились, они потом рассказывали своим родителям. Получалось, что школа для детей несла свет и родителям.

И Филипп рассказал своему отцу, что он услышал об Иисусе Христе от Амон-Ра. А отец на другой день предложил своим товарищам по работе:

— Этот мальчик, который учит наших детей, оказывается, встречался с Иисусом Христом и слушал Его Проповеди. Давайте позовем его, пусть расскажет и нам, кто Он, Иисус Христос, действительно Мессия или лжепророк!

Рабочим понравилась эта мысль. Многие были наслышаны об Иисусе Христе, но толком ничего не знали. Вот, примерно, что знали они об Иисусе: Иисус Христос называет Себя Сыном Бога, царь Израиля хочет арестовать Его, так как Иисус намерен свергнуть его и сам стать царем; фарисеи и книжники таят на Него злобу — как Он может называть себя Сыном Бога? — и тоже помышляют убить Его…

Рабочие послали человека к Амон-Pa с просьбой: "Приходи и расскажи нам о Христе".

Вечером Амон-Pa пришел к рабочим.

У одной хижины собралось около сорока рабочих после сложного трудового дня. Здесь были люди из разных стран и с разными религиозными представлениями. Были иудеи и греки, римляне и парфяне, египтяне и арабы, иберийцы и армяне. Это были люди, которых жестокость условий жизни — голод, нищета, разрушительные войны, гонения — вынудили покинуть родные места и скитаться по всему свету в поисках мира, убежища и работы. Были и такие, которых специально пригласили на строительство — мастера — каменщики, зодчие, плотники.

Собравшиеся уселись на земле полукругом, а Амон-Ра посадили перед собой. Чужеземные скитальцы, которые не понимали арамейский язык, подсели рядом с иудеями, чтобы те переводили им речь Амон-Ра.

Спокойно и уверенно начал Амон-Pa рассказ об Иисусе Христе.

Собравшиеся были зачарованы живым образом Мессии. Они смотрели на тускло освещенное лучами молодого месяца лицо девятилетнего мальчика, как будто перед ними был сам Иисус Христос. Люди слушали о Боге-Отце, о Святом Духе, о Сыне Человеческом, о Царстве Небесном, об узкой дороге и узких вратах, ведущих к спасению, о широкой дороге и широких вратах, ведущих к гибели, о Заповедях, об исцелении больных, о чудесах, о притчах.

Была уже полночь, когда Амон-Pa закончил свой рассказ.

Рабочие живо обсуждали услышанное, и вскоре выяснилось, что речь Амон-Pa без перевода поняли все, даже не знакомые с арамейским языком.

— Этот мальчик прекрасно говорил по-гречески! — сказал один грек, но с ним тут же поспорил другой, третий, четвертый.

— Как по-гречески, когда он только по-арабски говорил?

— Нет-нет, по-латински…

— Я же по-армянски слышал все?

— А я по-колхски.

И тут люди запутались: выяснилось, что голос Амон-Pa каждый воспринимал на своем родном языке, но как это могло быть? "На каком языке, в конце концов, он разговаривал с нами?" И так как Амон-Pa был еще среди них, обратились к нему:

— Мальчик, разве ты не на греческом языке говорил?

— Разве не на арамейском?

Амон-Pa удивился не меньше рабочих. Он, конечно, говорил с ними на своем арамейском языке, но как могло произойти, что каждый воспринимал его голос на своем родном языке — кто по-арабски, кто по-колхски, кто по-латински. Как происходило еще и то, что он понимал, воспринимал речь каждого, как будто все говорили с ним только на арамейском, тогда как видно было, каждый обращался к нему на своем языке.