С каждым годом росту и силы у него прибавлялось. К шестнадцати годам он достиг уже почти семи футов, а весом был более двухсот пятидесяти фунтов. Он мог каждой рукой поднять по одному взрослому человеку.

Настало время, когда американцы решили освободиться от Британской короны, и Питер одним из первых записался в армию мятежников.

Он тут же отличился силой и храбростью, оказываясь всегда в самой гуще сражения, и покрыл себя неувядаемой солдатской славой. Все, от низших офицеров до генералов, знали о его подвигах.

Генерал Джордж Вашингтон специально для него заказал шпагу шести футов длиной, и Питер размахивал ею, словно перышком.

Генерал Лафайет[51] был его лучшим другом, собственно, как и все, с кем он был в одном строю.

Когда кончилась война, он вернулся к мирной и благополучной жизни, открыл гостиницу с пансионом, но о великих делах своих не забывал никогда. Мы вам расскажем лишь об одном случае из его мирных дней, а вы сами убедитесь, что Питер Франциско не зря снискал и похвалу, и любовь многих людей.

Однажды он сидел на веранде своего дома и с удовольствием вспоминал битву с драгунами полковника Тарнтона[52], в которой он одной рукой раскидал с полдюжины всадников. И вдруг Питер услышал топот конских копыт, приближающийся к гостинице.

— Удача! Едет путник, которому нужны будут еда и постель! — И он с нетерпением уставился на дорогу.

Вскоре верхом на коне появился здоровенный детина довольно наглого вида.

— Добрый день, сэр, — приветствовал его вежливо Питер. — Вы ищете, где бы остановиться? Пожалуйста, у нас сколько угодно свободных комнат.

— Вы Питер Франциско? — заорал громовым голосом всадник, так что на семь миль вокруг, наверно, было слышно.

— Ну, я. Может, вы слезете с коня и войдете?

— Меня зовут Памфлет. Я прискакал из самого Кентукки, чтобы отхлестать вас ни за что ни про что.

— Что ж, это нетрудно устроить, дружище Памфлет, — сказал, улыбаясь, Питер. — Эй, кто-нибудь там! — крикнул он.

На веранду вышел слуга.

— Будь добр, — сказал ему Питер, — сходи наломай ивовых прутьев подлинней и покрепче! Потом дашь их вот этому господину, прискакавшему из Кентукки.

Слуга поспешил в сад.

— Мой слуга, дорогой господин Памфлет, избавит вас от лишних хлопот и забот, чтобы вы могли исполнить то, зачем приехали.

Памфлет в недоумении поглядел на Питера: почему этот прославленный богатырь даже не разозлился? Он задумался на минуту, потом соскочил с коня и провел его под уздцы через ворота, потом через палисадник, гордость миссис Франциско, и подошел к самой веранде, на которой сидел Питер. Памфлет был мужчина большой, грузный и ходил неуклюже. Он долго смотрел на Питера, подпиравшего головой потолок веранды, потом медленно произнес:

— Мистер Франциско, не разрешите ли вы мне узнать, какой у вас вес?

— Пожалуйста, если вас это интересует. — И Питер спустился с веранды в сад.

Пришелец из Кентукки бросил поводья своего коня и, собрав все силы, несколько раз приподнял Питера над землей.

— Да, вы тяжелый, мистер Франциско.

— Люди тоже так говорят, мистер Памфлет, — смеясь, заметил Питер. — А теперь, мой дорогой господин Памфлет, приехавший сюда, чтобы отхлестать меня ни за что ни про что, я бы хотел проверить ваш вес… Разрешите и мне поднять вас, чтобы узнать, сколько весите вы.

Питер Франциско слегка наклонился вперед и легко поднял Памфлета с земли. Он проделал это дважды, а на третий раз поднял его повыше и — хоп! — перебросил через садовую ограду.

Памфлет полежал немного, потом не спеша встал. Он ушибся при падении, правда не очень, и весьма неприязненно посмотрел на Питера.

— Выходит, вы выставили меня из своего сада, — заметил он саркастически. — Тогда, будьте любезны, выставьте уж и моего коня.

— С преогромным удовольствием, сэр!

Питер спокойно подошел к коню. Разве не поднял он однажды одной-единственной рукой пушку весом в тысячу сто фунтов? Лошадь-то небось весит меньше?

Левую руку он поддел лошади под брюхо, правой подхватил пониже хвоста, поустойчивее расставил ноги, напряг все мускулы и одним могучим рывком поднял испуганное животное и отправил вслед за его хозяином через изгородь.

Памфлет глядел на все это разинув рот. Потом медленно и с большим уважением вымолвил:

— Мистер Франциско, теперь я полностью удовлетворен, ибо собственными глазами убедился, что ваша репутация великого силача заслужена вами честно.

— Благодарю вас, сэр, — сказал, приветливо улыбаясь, Питер. — Благодарю вас! Когда будете в другой раз проезжать мимо, милости просим, заходите.

Памфлет ускакал, а Питер вернулся на свое место на веранде, откуда любовался виргинскими цветами и виргинским солнцем.

то Фиболд Фиболдсон первым завел ферму в штате Небраска.

Поначалу он вовсе и не собирался осесть там. Несчастный случай заставил его. Фиболд приехал в Америку из родной Швеции, чтобы обзавестись фермой в Калифорнии. В его крытом фургоне, державшем курс на Запад, кроме него, были еще три его племянника: Бергстром Стромберг, Хьялмар Хьялмарсон и Илдед Джонсон. И еще дедушка Илдеда Джонсона.

А лето в тот год было на редкость жаркое. Такой жары еще никто не помнил. На Великой Равнине — Грейт Валли — пересохли все ручьи, водоемы и реки. Фиболд со своими племянниками и дедушка Илдеда Джонсона просто умирали от жажды, когда вдруг случайно набрели на то, что когда-то звалось рекой, а сейчас от нее осталось лишь одно воспоминание. Тонюсенькая, еле живая струйка посреди широкого ложа топкой грязи.

Дедушка Илдеда Джонсона до того обрадовался, увидев наконец воду, что скорей соскочил с фургона, обогнал волов, тащивших фургон, и нырнул вниз головой в реку. Вернее, в то, что от нее осталось.

Увы, голова его прочно застряла в топкой грязи, а ноги так и остались торчать в воздухе.

Фиболд поспешил вытащить его, но дедушка повредил себе шею, и потому продолжать путешествие они уже не могли. Пришлось Фиболду с племянниками задержаться на месте, пока дедушка Илдеда Джонсона совсем не поправится.

В память столь неприятного случая эту речку так и назвали — Унылая Речка.

Первым делом Фиболд огляделся по сторонам и убедился, что край этот для фермерства начисто непригоден. Со всех сторон поднимались холмы и горы. Но раз уж им пришлось застрять здесь надолго, Фиболд все-таки решил приспособить эту землю под ферму. Правда, единственное, что он мог сделать, — это перевернуть горы вверх ногами. Так он и сделал. И получилось ровное плоское плато.

Поезжайте в Небраску и сами увидите, какая гладкая и ровная там земля.

Оставалось только вспахать эту землю, чем Фиболд и занялся. Вначале у него никак не получались прямые борозды. Дойдет Фиболд со своим плугом до конца борозды, посмотрит назад, а борозда-то кривая, туда-сюда извивается, словно горное ущелье. Ну, Фиболд ее — раз! — подцепит за кончик и выпрямит. А иначе никак у него не получались прямые борозды.

Пока Фиболд пахал и сеял, его племянники строили дом. По мнению Фиболда, раз уж они застряли в Небраске и должны сидеть здесь, пока дедушка Илдеда не поправится, зачем же им сидеть без крыши над головой? А когда построили дом, решили: зачем же так спешить отсюда, раз дом уже построен?

Э-эх, знал бы Фиболд, что такое Небраска, он бы, наверное, еще подумал, оставаться ли там.

В первый год, что они поселились в Небраске, выпал такой глубокий снег, что добраться до ближайшего города — а находился он милях в ста от них — нечего было и думать. И пришлось бы им сидеть без всяких припасов, если бы Фиболд тут же не изобрел плуг-снеговик. Да такой огромный, что можно было впрячь в него хоть стадо бизонов. Чудо, а не плуг! Он расчистил все снежные заносы и захватил даже немножко земли. Так что весной на этом самом месте обнаружилась глубокая и широкая канава.

Теперь по ней протекает река Платт.

Когда пришло лето, опять настала жара. Но Фиболд уже предвидел это. Правда, он не мог предвидеть небрасский ветер. В один прекрасный день он как начал дуть! И дул, и дул… С такой силой, что выдул всю землю из-под дома. И само собой, дом провалился в эту дыру. Только крыша осталась видна.

Но Фиболд, не теряя времени, тут же поставил на него новый дом, а тот, что был внизу, назвал первым в мире подвалом.

На этот раз Фиболд решил не просто засеять землю разными семенами, но и приукрасить местный пейзаж. Поэтому он всюду насадил рощи хлопковых деревьев. А потом решил и всю землю засадить этими деревьями. Он рассуждал логично: коли маленькие кустики дают хороший урожай хлопка, то большие деревья дадут в сто раз больше.