– В комнате под матрасом! – смутившись, ответила Таня.
Доцент Горгонова расхохоталась.
– Гениально придумано! У кого хватит фантазии искать его там? Не говоря уже о том, что ночью матрас может съехать, и шип проткнет тебя! – с иронией воскликнула она.
– Да, но я…
– Не надо оправдываться! – отрезала Медузия. – Сегодня же ты принесешь этот шип мне. Поверь, я сумею сделать его безопасным. Про Зубодериху и Лоткову никому пока не говори. Лучше если они ничего не будут подозревать. Не волнуйся: я расскажу обо всем Сарданапалу, и мы примем необходимые меры. Разумеется, задерживать их или сажать под замок никто не будет.
– Да, но они же… Вдруг они убьют академика? – испугалась Таня, но тотчас по посуровевшему лицу Медузии поняла, что сморозила глупость.
– Убить академика Черноморова жалким кинжалом? Он бессмертен! Его можно связать, усыпить, заточить в каменный мешок, но не убить! – отрезала Горгонова. – Если же Лоткова и Зуби действительно были на Исчезающем Этаже и вернулись – а это почти невозможно! – то наверняка подверглись воздействию зомбирующей магии – самой отвратительной магии из всех существующих, поскольку она отбирает у волшебника его личность. Высасывает, как лимонную дольку, превращает в ничтожество. Ты представляешь себе, как действует такая магия?
– Ну, не очень.
– Другого я и не ожидала услышать. Надо много лет учиться, чтобы постигнуть ее тонкости. О Зубодерихе и Лотковой больше не думай. Поверь, тебе не о чем беспокоиться.
Медузия энергично поднялась с дивана и озабоченно посмотрела на часы.
– На ветеринарную магию ты уже не успеваешь. Договорись с Тарарахом об отработке. Кроме того, попытайся больше времени уделять учебе. Твой отец был бы недоволен твоей успеваемостью. Сам он всегда был отличником! – сказала она.
Таня уже выходила из учительской, когда Медузия остановила ее.
– Погоди, Гроттер! Запомни еще кое-что! Чтобы больше никаких ночных походов!.. Никаких нарушений! Ночью надо спать, а не бродить по закоулкам Тибидохса. Тебе ясно?
– Ясно, – вздохнула Таня.
Заметив ее огорчение, Медузия посмотрела поверх ее головы и как бы между прочим произнесла:
– А если все же соберешься в поход – мало ли какая будет необходимость? – не забудь захватить с собой мой смычок. Один смычок, без контрабаса. Он позволит тебе избежать многих неприятностей. И уж во всяком случае не сбиться с дороги. Все, ступай!
Уже в коридоре Таня запоздало осознала, что только что получила недурной совет, как нарушать школьную дисциплину. Причем получила его от той, кого всегда считала одним из главных ревнителей этой дисциплины…
С Ванькой Валялкиным и Баб-Ягуном Таня встретилась за обедом. Оба были в неважном настроении. На их столик попала скатерть-самобранка с тертой редькой, и вечно голодного Ваньку, да и Ягуна тоже, это никак не устраивало. А меняться с ними никто не хотел.
– Свинство! Хуже редьки может быть только рисовая каша, а хуже рисовой каши только запеканка… – бурчал Ванька.
– А что хуже запеканки? – заинтересовалась Таня.
– Тертая редька, – уверенно заявил Валялкин.
Круг замкнулся.
Поискав тему для разговора, Таня спросила про ветеринарную магию, не рассердился ли Тарарах, что она пропустила урок.
– Не-а, куда там рассердился. Он даже не заметил, – успокоил ее Баб-Ягун.
– Как это не заметил?
– Ему не до того было. Мешок с аспидами продырявился, и все они расползлись. Девчонки такой визг подняли, ты бы слышала…
– И Гробыня визжала? – спросила Таня, жалея, что не присутствовала.
– А как же! Громче всех! Я едва не оглох. А по столам скакала – прям как горная коза… – сказал Баб-Ягун.
Пока Ягун рассказывал об аспидах, Таня незаметно вглядывалась в него. Внук Ягге был точно такой же, как всегда – самодовольный, хвастливый, шумный, с такими же торчащими рубиновыми ушами. «Нет, это не может быть он. Зомби себя так не ведут», – подумала Таня, успокаиваясь. Все опасения Ваньки показались ей вдруг полной ерундой.
– Мы хотели Тарараху помочь аспидов собрать, но он нас прогнал. Говорит: «Если что случится, я себе не прощу. Я-то бессмертный, мне их яд не страшен». Так и шуганул. Тогда мы с Ягуном прикинули, что время еще есть, и пошли к рыбе… К той самой, каменной! – Ванька Валялкин таинственно понизил голос.
Хотя он говорил совсем тихо, Таня опасливо оглянулась на преподавательский стол, за который в этот момент, подбирая длинную юбку, как раз садилась Зубодериха. Ей почудилась, что Великая Зуби скользнула по их троице внимательным и настороженным взглядом.
– Зуби на нас смотрит! Тихо! – прошептала Таня, но было уже поздно. Зубодериха явно что-то услышала.
– Что за разговоры во время еды? Что за тайны у наших первоклассничков? – с подозрением обратилась она к ним.
Ребята растерялись. Им почудилось, что на их стол разом уставилась вся школа.
– Никаких тайн нет. Просто мы говорили, что обожаем, когда нам достается эта скатерть! – первым нашелся Баб-Ягун.
– Что? – не поверила Зубодериха. – Вы хотите сказать, что любите тертую редьку? Это правда, Гроттер?
– Просто праздник для души! – подтвердила Таня и с преувеличенным энтузиазмом принялась хрумкать редьку.
Баб-Ягун и Ванька последовали ее примеру. Рассеивая подозрения Зубодерихи, они проявили столько героического рвения, что Юрка Идиотсюдов громко завопил:
– Посмотрите на этих трех психов! Никогда не видел, чтобы кто-то так лопал тухлую редьку!
– Идиотсюдов, вон из-за стола! Не тухлую редьку, а тертую! Вот что значит здоровый детский аппетит! У меня у самого когда-то был такой же! И я тоже обожал редьку! Возможно, она была не самой вкусной, но зато самой полезной! – умилился Сарданапал, роняя в луковый суп скупую мужскую слезу.
Спохватившись, что они привлекают к себе слишком много внимания, Таня поумерила пыл, тем более что от редьки у нее уже сводило челюсти. Что же касается Баб-Ягуна, то этот любитель полезной еды вообще сидел подозрительно зеленый и зачем-то зажимал себе рот рукой.
– Ай-ай-ай, как нехорошо! Мальчик так охотно кушал! Не иначе как его кто-то сглазил! – огорчился академик.
После обеда друзья собрались в старой физкультурной раздевалке. Здесь, среди ржавых железных шкафчиков с приоткрытыми дверцами, в царстве длинных деревянных банкеток можно было поговорить без помех.
Ванька и Баб-Ягун рассказали, что, хотя целых полчаса провозились с рыбой, так и не смогли сдвинуть каменную глыбу с места. Скорее всего просто не нашли секретный механизм, приводивший ее в движение.
– Там можно две недели убить. Мы и так уже все камни вокруг ощупали. Нужен кто-то, у кого на эти дела нюх, – сказал Ванька.
– Может, попросим поручика Ржевского? – неуверенно предложил Баб-Ягун.
– Ага, чтобы об этом через пять минут узнал весь Тибидохс! Лучше уж просто написать объявление и повесить его в Зале Двух Стихий! Валяйте, мол, на Исчезающий Этаж все кому не лень… – с насмешкой прокомментировал Валялкин.
– Значит, привидения отпадают. А кто же тогда может видеть сквозь предметы? – спросил Ягун.
– ВЕРКА ПОПУГАЕВА! – воскликнула Таня, вспомнив эту тощую тринадцатилетнюю особу со свернутым набок носом, от пронзительного взгляда которой не спасала даже толстая дверь.
Ванька недоверчиво хмыкнул.
– А мы ее уговорим? Она же жуткая трусиха. Ни за что никуда не пойдет ночью, а уж на Исчезающий Этаж и подавно.
– Про Исчезающий Этаж ей сообщать необязательно. Просто придумаем что-нибудь про каменную рыбу. Например – ха-ха! – что профессор Клопп хранит там свои любовные письма к Зубодерихе. Попугаева просто умрет от любопытства. Она обожает разнюхивать, кто с кем встречается и кто в кого влюблен! – засмеялся Баб-Ягун.
Вскоре после полуночи Таня, зевая, незаметно выскользнула из комнаты. Баб-Ягун и Ванька уже ждали ее в темном углу гостиной.
– Зачем ты взяла смычок? Ты что, летать собралась? Тогда почему без контрабаса? – удивился Ягун.
– Потом узнаешь, – буркнула Таня.
Как она могла объяснить это Баб-Ягуну, когда и сама толком не представляла, зачем ей смычок? Да только Медузия явно была не из тех, кто дает необдуманные советы.
Через некоторое время появилась Верка Попугаева. Она с любопытством вертела головой, терла рукой нос, что было у нее признаком крайнего беспокойства, и все время повторяла:
– А вам точно известно, что Клопп влюблен в Зубодериху? Точно?
– Не точно. Мы только знаем про письма. Вполне возможно, что он влюблен в тебя. И письма тоже к тебе, – многозначительно сказал Баб-Ягун.
– Ой! Он же такой страшный! И старый! – Верка зарделась, как бутон, и глупо захихикала. Зато письма ей захотелось заполучить с утроенной силой.
По дороге в старую часть Тибидохса Попугаева все время спотыкалась, наступала всем на ноги и задавала дурацкие вопросы.