И мальчик повел корову дальше. Отныне лама не мог ни на шаг отойти от коровы и останавливался лишь тогда, когда этого желала корова.
Когда мальчик привел корову к мангасу, тот понял, что помощи от ламы ему не дождаться, и стал умолять мальчика спасти его, ханшу и сановников от неминуемой гибели. Но мальчик не стал его слушать: слишком много зла причинили они людям.
Через двадцать один день мальчик вернулся во дворец мангаса. Бывший властелин, его жена и сановники умерли от голода, а бедная буренка совсем отощала, таская за собой ламу. Пожалел мальчик корову, взмахнул волшебной палочкой, и освободил корову от мертвого ламы.
Когда мальчик вернулся домой, его родители устроили пир. И стали они жить да добро наживать, а в крае том воцарилось счастье и благоденствие.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Куда только не заведет монгольская сказка: то забросит в заоблачные владения небесного хана Хурмаста, населенные тэнгриями (небожителями), то спустит на землю, где живут богатыри-баторы, то заставит странствовать по подземному царству лусов. Жители этих трех сказочных миров все время сталкиваются друг с другом, то и дело вторгаются в чужие владения.
Такое многообразие и богатство монгольского фольклора не случайно: проникая в соседние страны Азии и Европы, кочуя с места на место, монголы перенимали многое из культур других народов. Монголов можно встретить не только в Монгольской Народной Республике, но и в Китае, и в Советском Союзе — на берегах озера Байкал (Бурятская АССР), на Волге (Калмыцкая АССР). Несмотря на то, что сказки этого сборника записаны в Монгольской Народной Республике, в них наряду с оригинальными, чисто монгольскими, сюжетами и персонажами читатель найдет что-то общее со сказками калмыков, бурят и ойратов.
У монголов есть циклы сказок, подвергшиеся литературной обработке. Эти сказки пришли из Индии через Тибет. Недавно вышедший в Советском Союзе вторым изданием сборник «Волшебный мертвец» содержит именно такие сказки. «Волшебный мертвец» — монгольский вариант индийского цикла «Двадцать пять рассказов Веталы». Популярный в Индии цикл «Тридцать два рассказа львиного трона, или История Арджи-Бурджи» известен в Монголии под названием «Рассказы тридцати двух деревянных воинов». Дошли до монгольских кочевий и некоторые рассказы Панчатантры (Пятикнижия).
Некоторые из этих произведений так привились на новой почве, что сказочники и слушатели не отличают их от монгольских.
Так, сказка «Удачливый лентяй» своим сюжетом сильно напоминает сказку «Знахарь со свиной головой» из цикла «Волшебный мертвец». От индийского прототипа она отличается меньшим размером, некоторые эпизоды в ней обрисованы несколько иначе. Прижились в Монголии рассказы из Панчатантры про зайца, который хитростью погубил льва; про лисицу, выкрасившуюся голубой краской, и некоторые другие.
Впрочем, таких случаев перехода произведений из литературной среды в фольклорную в Монголии не так уж много, широкого распространения в народе они, как правило, не получают. О времени появления их существуют различные сведения. Если даже брать самую близкую к нам дату, индийские циклы рассказов и сказок известны монголам с XVII в.
В этом сборнике много популярных среди народа сказок о домашних животных, о странствующих монахах — бадарчинах, о глупых князьях и дворянах, об умных, но бедных скотоводах — аратах.
Почти каждая сказка имеет несколько вариантов, опубликованных в монгольских изданиях разных лет. Таковы сказки «Коротышка и семеро плешивых», «Мальчик-хвостик», «Два коня», «Сирота».
Монгольские сказки — творение кочевника-скотовода. Только скотовод может с такой трогательной любовью рассказывать о сиротинке верблюжонке, об отставшем при перекочевке ягненке, о преданном коне. Последнему отводится, пожалуй, самое почетное место. В сказке, как и в жизни, конь разделяет со своим хозяином и горести и радости. Конь — истинный друг скотовода, вот почему народная фантазия иногда дает ему и крылья.
В сказках фантазия всегда отлично уживается с реальностью. Обыкновенные предметы наделяются волшебными свойствами, войлочные юрты превращаются в золотые, бедняки становятся богачами, простой человек совершает необыкновенные подвиги.
Среди скотоводов часто встречаются хорошие охотники. Обычно охота является побочным занятием, но в дореволюционной Монголии для наиболее обездоленных она была главным источником существования. Поэтому в монгольских сказках скотовод то и дело уступает место охотнику.
До освобождения монгольский народ стонал под игом князей (нойонов) и дворян (тайджи). Ненависть к ним со стороны простого народа отражена и в монгольском фольклоре. Представители господствующего класса изображаются высокомерными, жестокими, несправедливыми и глупыми. Положительный же герои из народа всегда бывает добрым, умным, находчивым, ловким, смелым человеком и, как правило, из всех трудностей выходит победителем.
Монголы исповедуют буддизм. До революции буддийские монахи-ламы имели огромную власть над народом. Они являлись наставниками мирян, занимались лечением больных, вмешивались во все дела своей паствы. Верующим приходилось содержать и монастыри, и целую армию лам, которые нещадно эксплуатировали бедных аратов. Это не могло не найти отражения и в произведениях фольклора.
В сказках и былинах лама почти всегда играет отрицательную роль. Нередко ламы оказываются в дружественных отношениях с мангасами, злобными и враждебными людям чудовищами. В популярном в Монголии эпическом произведении «Гэсэриаде» лама лишает младенцев языка, а мангас принимает облик ламы, чтобы превратить героя Гэсэр-хана в осла. Лама, дружащий с мангасом, показан и в одной из сказок этого сборника. Сказки свидетельствуют о том, как мало народ верил в святость, непогрешимость к ученость лам. Так, совершенным глупцам выглядит «образованный» лама, принимающий бестолковые речи Царца-намжила за верх мудрости.
В некоторых сказках встречаются чавганцы. Так называют монголы старых женщин, отказавшихся от радостей земной жизни и давших обет служить только богу. Чавганц не уходит в монастырь и живет дома, много времени проводит в молитвах и, подражая ламам, бреет голову. Набожность чавганцы часто была лицемерной, ханжество ее вызывало у людей возмущение. Вот почему в сказках чавганцы, как правило, наделяются отрицательными чертами.
Любимыми героями сказок являются балагур Балан-сэнгэ и странствующим монах — бадарчин. Их похождения и проделки всегда встречают живой отклик среди слушателей. Случается, что одни и те же приключения приписываются то Балан-сэнгэ, то бадарчину. Бадарчин носит халат ламского покроя, путешествует по святым местам, собирает пожертвования в пользу монастырей. Беспредельно гостеприимство монголов, и бадарчин везде находит себе кров и пищу. Бедняк арат охотно принимает его, делит с ним все, чем богат: ведь бадарчин идет из дальних мест, много любопытного видел и слышал. Недаром одна их монгольских пословиц гласит, что «странствующим глупец лучше мудреца, живущего на одном месте».
Бадарчин — птица вольная. Он не задерживается подолгу на одном месте и почти неуловим для властей. Такой образ жизни сделал бадарчина независимым, нетерпимым к произволу.
В сказках бадарчины чаще всего играют положительную роль, вступают и конфликт с ханами, чиновниками, ламами, и те нередко вынуждены им уступать. Правда, иногда в сказках высмеиваются жадные и корыстолюбивые бадарчины («Два бадарчина»).
Балан-сэнгэ, то есть непутевый Сэнгэ, всегда наделен только положительными чертами. В некоторых сказках Балан-сэнгэ именуется Далан-худалч, что значит «несусветный враль». Иногда Балан-сэнгэ действительно сочиняет невероятные истории. Он может рассказать историю о том, как пас скот своего деда, когда отца еще не было на свете, о том, как он оставил свою голову у колодца и продолжал путь без головы. Расскажет этот герой и о приключении с верблюдицей, которой не под силу было везти его, но зато верблюжонок легко поднял и рассказчика, и свою мать. Конский хвост он выдаст за чудесного скакуна, способного за день семь раз обежать вокруг света.