Прожил я у него целое лето и захотел домой побывать: «Посмотрю, – думаю себе, – не смилуется ли жена, не сделает ли опять человеком?» Прибежал к избе, начал в дверь царапаться; выходит жена с палкою, ударила меня по спине и говорит: «Ну, бегал ты черным кобелем, а теперь полети дятлом». Обернулся я дятлом и полетел по лесам, по рощам. Пристигла холодная зима; есть крепко хочется, а корму нету и достать негде. Забрался я в один сад, вижу – стоит на дереве птичья принада.[312] «Дай полечу в эту принаду; пусть меня ребятишки поймают, авось кормить станут, да в избе и теплей зимовать будет!» Вскочил в западню, дверцы захлопнуло: взяли меня ребятишки, принесли к отцу: «Посмотри, тятя, какого мы дятла поймали!»

А ихний отец сам был знахарь; тотчас узнал, что я человек, не птица; вынул меня из клетки, посадил на ладонь, дунул на меня – и обернулся я по-прежнему мужиком. Дает он мне зеленый прутик и сказывает: «Дождись, брат, вечера и ступай домой, да как войдешь в избу – ударь свою жену этим прутиком и скажи: 'Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!» Взял я зеленый прутик, прихожу домой вечером, по-тихохоньку подкрался к своей хозяйке, ударил ее прутиком и говорю: «Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!» В ту ж минуту сделалась она козою; скрутил я ее за рога веревкою, привязал в сарае и стал кормить ржаною соломою. Так целый год и держал ее на соломе; а потом пошел к знахарю: «Научи, земляк, как обернуть мою козу бабою».

Он дал мне другой прутик: «На, брат! Ударь ее этим прутиком и скажи: Была ты козою, а теперь стань бабою!» Я воротился домой, ударил мою козу прутиком: «Была ты, говорю, козою, а теперь стань бабою!» Обернулась коза бабою; тут хозяйка моя бросилась мне в ноги, стала плакать, просить прощения, заклялась-забожилась жить со мною по-божьему. С тех пор живем мы с ней благополучно в любви и согласии». – «Спасибо, – сказал рыбак, – это подлинно диво дивное!»

В некотором царстве, не в нашем государстве, жила-была старуха; у нее был сын, занимался охотою, бродил по разным местам да стрелял разных птиц и зверей – тем и себя и мать кормил. В одно время взял он ружье, надел сумку и пошел в поле. Недолго ходил, застрелил зайца, содрал с него шкурку и принес матери. Старуха разрубила зайца пополам, задок зажарила да на столе поставила, а передок под лавку припрятала. Вот пока они ели задок, передок-то заячий выскочил вон из избы да ну улепетывать! «Матушка, посмотри-ка, – говорит мужик, – экое чудо: мы с тобой задок едим, а передок в поле ушел!» – «Эх, дитятко! Такое ли чудо бывает? Ты поди-ка на село да спроси мужика Арефия, вот с ним было чудо, так чудо!»

Сын встал из-за стола и пошел искать мужика Арефия. Идет по дороге и видит – седой старик землю пашет. «Бог помочь, старичок!» – «Спасибо! Куда идешь, добрый человек?» – «Ищу мужика Арефия; с ним, сказывают, чудо было». – «Правда, добрый человек! Был я женат; была у меня баба собой красивая, да зато гульливая. Как-то я застал ее с милым дружком; а он был большой колдун, ухватил плеть, стегнул меня и говорит: «Был ты мужик, а будь пес поганый!» Обернул меня псом и выгнал на двор; наутро, слышу я, колдун сказывает моей жене: «Знаешь что, Аксинья? Зачем нам пса кормить? Лучше удушить его». – «И то правда!» – говорит баба. А у меня хоть вид собачий, да ум человечий; как почуял беду, сейчас улизнул со двора, и давай бог ноги!

Пристал я к одному барину, долго служил ему верою-правдою, всячески ему угождал и разные штуки выкидывал.

Заставит, бывало, меня барин гостей вином угощать; а у меня хоть вид собачий, да ум человечий, – стану я на задние лапы, а в передние возьму поднос с чарками и стану гостей обносить, а сам-то кланяюсь. Что тут смеху было! И любил же меня хозяин; завсегда в холе держал и с своего стола кормил. А все соскучилось. Вздумал на жену посмотреть. Убежал от барина и пустился в деревню. Три дня не ел, не пил – все домой спешил, и пришло мне невмоготу: так на еду и позывает. Глядь – а на кусте черный ворон сидит. Вот я подкрался, да и сцапал его. Говорит мне ворон человечьим голосом: «Не ешь меня, отпусти на волю; я сам тебе пригожуся!» Пожалел я ворона, пустил его на волю и побежал дальше.

Кое-как добрался до деревни, прихожу на свой двор, смотрю в избу: жена возле печки стоит да блины печет, а колдун на лавке сидит да так-то их уписывает. Увидал он меня, ухватил плеть. «Ишь, – говорит, – опять проклятый пес воротился; а уж я чаял – ты совсем пропал!» Да как стеганет меня плетью. «Был ты, – говорит, – псом, теперь стань черным вороном!» Обернулся я черным вороном, взвился и полетел в темный лес. «Ну, – думаю, – пришла на меня беда хуже первой; жил я собакою, завсегда сыт был; а теперь еще как-то бог пошлет! Чего доброго, еще охотник из ружья пристрелит!» Вдруг прилетел ко мне ворон и кричит: «Кар-кар! Ты меня пожалел, а я тебя добру научу: полетай назад в свою избу, заберись потихоньку под лавку и перекинь плеть через себя – опять человеком сделаешься; тогда возьми эту плеть и проучи колдуна и свою жену вот так-то и этак-то».

Тотчас снялся я с дерева и полетел в деревню; прилетел, ударился со всего размаху в окно, стекло разбилось, а я поскорей в избу. Время было послеобеденное, колдун с моею хозяйкою ушли в клеть и легли спать; вижу я – в избе пусто, залез под лавку, отыскал плеть, ухватил ее клювом за один конец и насилу-насилу через себя перекинул; в ту ж минуту обернулся я по-прежнему человеком. Взял плеть в руки и пошел расправляться. Колдун спит, жена храпит; вот я ударил сперва его и говорю: «Был ты добрый молодец, а теперь стань вороной жеребец!» Как сказал, так и сделалось. После того ударил бабу: «Была ты, – говорю, – молодицею, а теперь стань кобылицею!» Глядь – стоит передо мной славная пара лошадей: жеребец хорош, а кобыла и того лучше!.. С тех пор на этой паре я и землю пашу и в извоз хожу. Вот оно какое чудо-то бывает!»

Жил-был богатый купец с купчихою; торговал дорогими и знатными товарами и кажный год ездил с ними по чужим государствам. В некое время снарядил он корабль; стал собираться в дорогу и спрашивает жену: «Скажи, радость моя, что тебе из иных земель в гостинец привезти?» Отвечает купчиха: «Я у тебя всем довольна; всего у меня много! А коли угодить да потешить хочешь, купи мне диво дивное, чудо чудное». – «Хорошо; коли найду – куплю».

Поплыл купец за тридевять земель в тридесятое царство, пристал к великому, богатому городу, распродал все свои товары, а новые закупил, корабль нагрузил; идет по городу и думает: «Где бы найти диво дивное, чудо чудное?» Попался ему навстречу незнакомый старичок, спрашивает его: «Что так призадумался-раскручинился, добрый молодец?» – «Как мне не кручиниться! – отвечает купец. – Ищу я купить своей жене диво дивное, чудо чудное, да не ведаю где». – «Эх ты, давно бы мне сказал! Пойдем со мной; у меня есть диво дивное, чудо чудное – так и быть, продам».

Пошли вместе; старичок привел купца в свой дом и говорит: «Видишь ли – вон на дворе у меня гусь ходит?» – «Вижу!» – «Так смотри же, что с ним будет… Эй, гусь, подь сюды!» Гусь пришел в горницу. Старичок взял сковороду и опять приказывает: «Эй, гусь, ложись на сковороду!» Гусь лег на сковороду; старичок поставил ее в печь, изжарил гуся, вынул и поставил на стол. «Ну, купец, добрый молодец! Садись, закусим; только костей под стол не кидай, все в одну кучу собирай». Вот они за стол сели да вдвоем целого гуся и съели. Старичок взял оглоданные кости, завернул в скатерть, бросил на пол и молвил: «Гусь! Встань, встрепенись и поди на двор». Гусь встал, встрепенулся и пошел на двор, словно и в печи не бывал! «Подлинно, хозяин, у тебя диво дивное, чудо чудное!» – сказал купец, стал торговать у него гуся и сторговал за дорогие деньги. Взял с собой гуся на корабль и поплыл в свою землю.

Приехал домой, поздоровался с женой, отдает ей гуся и сказывает, что с той птицею хоть всякий день некупленное жаркое ешь! Зажарь ее – она опять оживет! На другой день купец пошел в лавки, а к купчихе полюбовник прибежал. Такому гостю, другу сердечному, она куды как рада! Вздумала угостить его жареным гусем, высунулась в окно и закричала: «Гусь, подь сюды!» Гусь пришел в горницу. «Гусь, ложись на сковороду!» Гусь не слушает, нейдет на сковороду; купчиха осердилась и ударила его сковородником – и в ту ж минуту одним концом сковородник прильнул к гусю, а другим к купцовой жене, и так плотно прильнул, что никак оторваться нельзя! «Ах, миленький дружок, – закричала купчиха, – оторви меня от сковородника, видно, этот проклятый гусь заворожен!» Полюбовник обхватил купчиху обеими руками, хотел было от сковородника оторвать, да и сам прильнул…

Гусь выбежал на двор, на улицу и потащил их к лавкам. Увидали приказчики, бросились разнимать; только кто до них ни дотронется – так и прилипнет! Сбежался народ на то диво смотреть, вышел и купец из лавки, видит – дело-то неладно: что за друзья у жены проявились? «Признавайся, – говорит, – во всем; не то навек так – сольнувшись – останешься!» Нечего делать, повинилась купчиха; купец взял тогда – рознял их, полюбовнику шею накостылял, а жену домой отвел да изрядно поучил, приговаривая: «Вот тебе диво дивное! Вот тебе чудо чудное!»