Начал царь хвалиться своей любимой дочери, что послал ему господь славного конюха. А прекрасная царевна и сама давным-давно конюха заприметила: да как и не заметить красной де́вице добра мо́лодца! Любопытно стало царевне: отчего у нового конюха лошади и резвее и статнее, чем у всех других? «Дай, — думает, — пойду в его горницу, посмотрю: как он, бедняжка, поживает?» А уж известно: чего баба захочет, то и сделает. Улучила время, когда королевич на водопой коней погнал, пришла в его горницу, а как глянула в зеркальце — тотчас все смекнула и унесла с собой и скатерть-самобранку, и зеркальце, и дудочку.
В это время случилась у царя беда: наступил на его царство семиглавый Идолище, просит себе царевну в замужество. «А если не выдадут, так и силой возьму!» — сказал он и расставил свое войско — тьму-тьмущую. Плохо пришлось царю: делает он клич по всему своему царству, сзывает князей и богатырей; кто из них победит Идолища семиглавого, тому обещает дать половину царства и вдобавок дочь в замужество. Вот собрались князья и богатыри, поехали сражаться против Идолища, отправился и дядька с царским войском. И наш конюх сел на кобылу сиву и потащился вслед за другими. Едет, а навстречу ему мужик-леший: «Куда ты, королевский сын?» — «Воевать». — «Да на кляче далеко не уедешь! А еще конюх! Пойдем ко мне в гости».
Привел в свою избу, налил ему стакан водки. Королевич выпил. «Много ль в себе силы чувствуешь?» — спрашивает мужик-леший. «Да если б была палица в пятьдесят пудов, я б ее вверх подбросил да свою голову подставил, а удара и не почуял бы!» Дал ему другой стакан выпить: «А теперь много ли силы?» — «Да если б была палица во сто пудов, я б ее выше облаков подбросил». Налил ему третий стакан: «А теперь какова твоя сила?» — «Да если бы утвердить столб от земли до неба, я бы всю вселенную повернул!» Мужик-леший нацедил водки из другого крану и подал королевичу; королевич выпил — и поубавилось у него силы кабы на седьмую часть.
После вывел его мужик-леший на крыльцо, свистнул молодецким посвистом: отколь ни взялся — вороной конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя, из ушей дым столбом, из-под копыт искры сыплются. Прибежал к крыльцу и пал на коленки. «Вот тебе конь!» Дал ему еще палицу-буявицу[485] да плеть шелковую. Выехал королевич на своем вороном коне супротив рати неприятельской; смотрит, а дядька его на березу взлез, сидит да от страху трясется. Королевич стегнул его плеткою раз-другой и полетел на вражее воинство; много народу мечом прирубил, еще больше конем притоптал, самому Идолищу семь голов снес. А царевна все это видела; не утерпела, чтоб не посмотреть в зеркальце, кому она достанется. Тотчас выехала навстречу, спрашивает королевича: «Чем себя поблагодарить велишь?» — «Поцелуй меня, красна де́вица!» Царевна не устыдилася, прижала его к ретиву сердцу и громко-громко поцеловала, так что все войско услышало.
Королевич ударил коня — и был таков! Вернулся домой и сидит в своей горенке, словно и на сражении не был, а дядька всем хвастает, всем рассказывает: «Это я был, я Идолище победил!» Царь встретил его с большим почетом, сговорил за него свою дочь и задал великий пир. Только царевна не будь глупа — возьми да и скажись, что у ней головушка болит, ретивое щемит. Как быть, что делать нареченному зятю? «Батюшка, — говорит он царю, — дай мне корабль, я поеду за лекарствами для своей невесты; да прикажи и конюху со мной ехать: я ведь больно к нему привык!» Царь послушался, дал ему корабль и конюха.
Вот они и поехали, близко ли, далеко ли отплыли — дядька приказал сшить куль, посадить в него конюха и пустить в воду. Царевна глянула в зеркальце, видит — беда! Села в коляску и поскорей к морю; а на берегу уж мужик-леший сидит да невод вяжет. «Мужичок! Помоги моему горю; злой дядька королевича утопил». — «Изволь, красна де́вица! Вот и невод готов! Приложи-ка сама к нему белые ручки». Вот царевна запустила невод в глубокое море, вытащила королевича и повезла с собою; а дома все дочиста отцу рассказала.
Сейчас веселым пирком, да и за свадебку; у царя ни мед варить, ни вино курить — всего вдоволь! А дядька накупил разных снадобий и воротился назад: входит во дворец, а тут его и схватили. Взмолился он, да поздно: духом[486] его на воротах расстреляли. Свадьба королевича была веселая; все кабаки и трактиры на целую неделю были открыты для простого народа безденежно. И я там был, мед-вино пил, по усам текло, а в рот не попало.
№124[487]
Был мужик, у него было три сына: два умных, третий дурак. Вот хорошо, за́чал мужик горох сеять, и повадился к нему на горох незнамо кто. Видит отец, что все побито, повалено, потоптано, и стал говорить своим детям: «Дети мои любезные! Надобно караулить, кто такой горох у нас топчет?» Сейчас большой брат пошел караулить. Приходит полуночное время, ударил его сон — горох потоптан, а он ничего не видал. Опосля досталось караулить середнему брату — и середний ничего не видал. «Сем-ка я пойду, — говорит дурак, — уж я не прогляжу!» — «Хорошо ты поёшь! Каково станется?» — отвечают ему братья.
И таки пошел дурак караулить, взял с собой воз лык да фунт табаку. Как стал его сон ударять, он стал табаку больше нюхать. Приезжает на горох Никанор-богатырь, пускает своего коня, а сам лег богатырским сном спать — лег и заснул. Сейчас это дурак взял и зачал его сонного лыками путлять. Упутлял его лыками и пришел к отцу. «Ну, — говорит, — поймал я вора!» Отец приходит, смотрит: «Как же ты, дурак, мог этакую силу повалить?»
Вот донесли царю, что пои́ман этакий богатырь. Царь сейчас посылает: «Кем он пои́ман?» Доклада́ют ему, что пои́ман таким-то дураком. Тут сейчас царь приказывает: «Приведите мне дурака!» Привели; царь спрашивает: «Как же это, дурак, как бы его сюда перевезть?» Он ему говорит: «А вот как надобно править: надобно двенадцать лошадей, да шестьдесят человек народу, да чугунные дроги — тогда можно положить Никанора-богатыря на дроги и привезть сюда».
Привезли богатыря к царю. «Как же, дурак, — спрашивает царь, — куды же его посадить и чем закрепить, чтоб не ушел?» Дурак говорит: «На двадцать аршин вели земли выкопать, той землей завали чугунные стены да накати накатники: крепко будет!» Завалили чугунные стены, накатили накатники, посадили туда Никанора-богатыря и поставили над ним полк солдат караульных. Дурак зацепил крюком, перервал лыки и развязал богатыря. Царь дурака наградил, домой отпустил.
Раз как-то гуляли царские дети по́ саду и пущали золотые стрелы, и попала стрела меньшого брата, Ивана-царевича, в окошечко Никанора-богатыря. «Ах, Никанор-богатырь, отдай мою стрелку». — «Помоги мне, — говорит Никанор-богатырь, — прикажи хоть одну накатинку скатить — так отдам твою стрелку; пожалуй, еще три своих подарю!» Иван-царевич понатужился и сам снял одну накатину; Никанор-богатырь отдал ему золотую стрелку и говорит: «Ну, Иван-царевич, будешь ты лакеем, пастухом и поваром, и опять будешь Иваном-царевичем».
Сейчас разломал Никанор-богатырь свою темницу, вылез оттуда и весь полк побил. Царь пришел, увидал и ужаснулся: «Кем богатырь выпущен?» Тут валялись избитые, израненные: у того солдата рука оторвана, у того нога изломана; говорят они царю: «Так и так, Иван-царевич выпустил». Осердился царь, послал собирать с разных земель королей и принцев. Собрались короли и принцы; угостил их царь и стал с ними думать-гадать. «Что мне, — говорит, — с сыном, Иваном-царевичем, делать? Ведь царских детей ни казнят, ни вешают». Присоветовали ему: дать царевичу одного слугу, и пускай идет, куда сам знает!
Пошел Иван-царевич от своего отца; шел ни много, ни мало, и захотелось ему пить. Приходит к колодезю, глянул — далече вода, не достанешь, напиться нечем. Говорит он слуге своему: «Ах, Ванька, как же быть?» — «Ну, Иван-царевич, — говорит Ванька, — держи меня за ноги, я напьюся, а там и тебя напою; а то не достанешь — далече вода». Сейчас это Ванька начал пить, напился, а там стал царевича держать. Иван-царевич напился: «Ну, Ванька, вытаскивай меня!» Он ему отвечает: «Нет же! Будь ты Ванька, а я буду Иван-царевич». — «Что ты, дурак, пустое болтаешь!» — «Сам болтаешь! Коли не хочешь, утоплю в колодезе!» — «Нет же! Лучше не топи; будь ты Иван-царевич, а я буду Ванька».
На том и поладили; приходят в большой град столичный, прямо в палаты царские; названый царевич идет впереди, кресты кладет не по-писаному, поклоны ведет не по-ученому; а настоящий царевич позади выступает, кресты кладет по-писаному, поклоны ведет по-ученому. Царь принимает их с охотою. «Живите у меня», — говорит. Сейчас Ванька-названник[488] начал наговаривать: «Ах, какой лакей у меня! Как хорошо скотину стережет! Если лошадей погонит, то у всякой лошади сделаются хвост золотой, грива золотая, по бокам часты звезды; а коров погонит, у всякой коровы сделаются рога золотые, хвост золотой, по бокам часты звезды».