— Ах, ваше величество, — покачал головой краснорожий, — мы были готовы и к этому. Начальник разведки своевременно предупредил нас, что, возможно, вам захочется пошутить, и вы станете отрицать свою принадлежность к престолу.
— Но я действительно не королева?
— И эта соболья шубка не ваша?
— Да, не моя! Не моя! — с сердцем сказала Оксана, вызвав среди мужчин бурю восторга.
От аэросаней к толпе торопился маленький толстый человечек в военной форме. Все, словно по команде, расступились и вытянулись перед ним.
— Ваше величество! — весёлым фальцетом произнёс человечек. — Позвольте преданному вам солдату одному из первых поздравить вас с возвращением в любезное отечество после пятилетнего отсутствия. Я помню вас двенадцатилетней девочкой и смею заверить, что за эти годы вы расцвели, как прелестный цветок!
— Господин генерал, — сказал краснорожий, — её величество говорит, что она не величество…
— Ваше величество, — сказал толстенький генерал, — позвольте в таком случае выполнить мне свой долг… Я вижу, что ваш спортивный костюм разорван на левом колене… Да простит бог мне эту фамильярность! Так вот, ваше величество, вам было суждено родиться с очаровательным родимым пятнышком на левом колене. Если за пять лет вашего пребывания за границей это пятнышко не исчезло, вы позволите нам взглянуть на него…
Оксана похолодела: на её левой коленке в самом деле было крохотное родимое пятнышко, на которое никто никогда не обращал никакого внимания и которое теперь оказалось роковым.
— Это просто совпадение! — с мольбой в голосе сказала Оксана. — Уверяю вас, я не Изабелла!
Но её уже подхватили и понесли к аэросаням. Она беспомощно забарахталась, но скоро поняла, что сопротивление ей не поможет.
— Передайте по радио, сержант, — сказал генерал, садясь рядом с Оксаной в сани, — что её величество королева Изабелла возвращается в столицу. Пусть все верноподданные выходят на улицы Грижа приветствовать нашу венценосную любимицу! Пусть во всех соборах звонят колокола!
Пропеллер загудел, и аэросани заскользили вниз по снежной целине. Скоро полоса снегов кончилась, но на шоссе королеву уже ждал кортеж автомашин.
Генерал и Оксана пересели в «кадиллак» с серебряными инкрустациями и, сопровождаемые эскортом мотоциклистов и торжественными воплями пожарной сирены, полетели по горной дороге.
Кортеж автомашин далеко растянулся по шоссе.
А в столице во всех соборах уже гремели колокола. Всё это становилось любопытным, а Оксана была очень любопытной. Она даже перестала волноваться, когда подумала, что товарищи скоро заметят, что она исчезла, и, конечно, найдут её…
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Как трудно, оказывается, быть королевой! С той минуты, когда Оксана оказалась во дворце, у неё уже не было ни минуты покоя!
Она плохо запомнила, как выглядит дворец, потому что сначала её окружили врачи и долго выстукивали и выслушивали. Наконец самый древний из докторов, академик Флокс, очень похожий на высохший репей, сказал, тряся своей белой бородкой:
— Её величеству можно принимать ванну.
Полдюжины молоденьких служанок раздели и окунули её в огромную ванну, вода в которой тонко пахла духами. А высокая и худая, как высохшая жердь, первая фрейлина её королевского величества графиня Жозефина де Пфук то и дело погружала в ванну градусник в платиновой оправе. Длинное серое лицо первой фрейлины с большим тяжёлым подбородком и горбатым носом было при этом сосредоточенно надменным и холодным. Графиня поджимала тонкие губы и, сдвинув реденькие брови, смотрела на Оксану ледяными бесцветными глазами.
Оксана решила, что графиня всех ненавидит, и невольно сжималась под её неподвижным взглядом.
Наконец Оксану вынули из ванны и закутали в мягкую простыню. Сама первая фрейлина надела на неё лёгкий тёплый халатик и проводила в спальню. Пришёл академик Флокс, долго считал Оксанин пульс, неторопливо шевеля губами, и разрешил одевать её величество к обеду. Явились другие хорошенькие служанки, чтобы надеть на королеву чулки, туфли и строгое обеденное платье из голубой шерсти. Первая фрейлина графиня Жозефина де Пфук застегнула на шее Оксаны ниточку жемчуга, и новоиспечённая королева вздрогнула от прикосновения её холодных, старческих пальцев.
По длинной анфиладе залов с огромными стрельчатыми окнами и старинными лепными украшениями Оксану проводили в столовую с массивным дубовым столом, ножки которого были не тоньше, чем ноги слона. Она одна сидела за этим гигантским столом, чтобы выпить полчашки куриного бульона и съесть ломтик жареной телятины со спаржей. Пока она ела, первая фрейлина стояла за её спиной, словно солдат на часах, и Оксана несколько раз поперхнулась, чувствуя на своём затылке леденящий взгляд графини.
— А теперь, ваше величество, прежде чем перейти к послеобеденному отдыху, — сказала графиня, — вам надлежит принять по неотложным государственным делам начальника королевской канцелярии. — Графиня понизила голос: — Не очень-то доверяйте этому бездельнику, ваше величество! Кстати, знаете ли вы, почему у него свёрнут нос набок? Ему перешибли нос простолюдины на окраине Грижа, куда он явился однажды вечером по следам молоденькой продавщицы!
«Какое мне до этого дело? — подумала Оксана. — Когда же меня освободят из моего странного плена?»
Оксану проводили в просторный королевский кабинет и оставили на несколько минут одну. Она прошлась по толстому ковру, покачалась на пружинах величественного кожаного кресла, заглянула в пустые ящики письменного стола и вдруг почувствовала, что ей нестерпимо хочется спать.
Но тут в кабинет вошёл какой-то придворный чин и произнёс:
— Секретарь королевской канцелярии герцог де Моллюск.
Чин замолчал, выжидательно глядя на королеву, и Оксана догадалась, что ей нужно сказать:
— Просите.
В кабинет вошёл щеголеватый молодой человек в чёрном фраке, с папкой из крокодиловой кожи.
— Здравствуйте, ваше величество, — церемонно проговорил он, склоняя голову с расчёсанными на ровный пробор тёмными волосами, блестящими от какой-то парикмахерской жидкости.
Она потёрла сонные глаза и сказала:
— Здравствуйте… — И, кашлянув, прибавила: — … герцог. Молодой человек смотрел на юную королеву тем взглядом, в котором довольно легко можно было разглядеть подобострастие подхалима и сознание своей собственной неотразимости. «Ишь ты, какой красавчик явился!» — сердито подумала Оксана и вдруг спросила:
— Чем у вас намазана голова, герцог?
Де Моллюск побледнел и оторопело уставился на королеву.
— Это бриолин, ваше величество…
— Зачем?
Де Моллюск помялся.
— Зачем же, герцог?
— Для… красоты, ваше величество…
— А это красиво?
— Если вам не нравится, ваше величество, то я…
— Перестанете мазать голову бриолином? Нет, пожалуйста, продолжайте, если вам приятно спать на грязной подушке.
— О, ваше величество! Я чрезвычайно внимательно слежу за своей головой!
Де Моллюск сделал судорожное движение горлом, словно подавился пищей.
— Ваше замечание означает, ваше величество, что я должен подать в отставку немедленно? — подавленным тоном спросил он.
— Подать в отставку? — удивилась она. — Это значит уволиться с работы?
— Да, если вам угодно так назвать этот акт…
— Но я не знаю, хорошо или плохо вы работаете, герцог?
— О, ваше величество, вы очень скоро сможете убедиться, что я самый верный вассал моей любимой королевы! — с дрожью в голосе произнёс герцог. — Я точно знаю, кто посеял сомнения в вашу душу… Это козни первой фрейлины, ваше величество! Не верьте ей, заклинаю вас! Я очень скоро сделаю доклад вашему величеству о невероятных злоупотреблениях первой фрейлины!
— О'кэй! — сказала Оксана, внезапно вспомнив американское выражение королевы Изабеллы. — Мне самой не очень нравится графиня де Пфук…
Впрочем, подождём вашего доклада… А теперь перейдём к делам.
В эту минуту Оксана подумала, что урок оживлённой болтовни, который ей дала сегодня утром королева Изабелла, не пропал даром. «Главное — болтать без запинки, — решила она. — Вот будет о чём рассказать ребятам! Надо только немного продержаться, пока меня не найдут наши». А то, что её найдут, она не сомневалась ни одной минуты.
— Ваше величество, благоволите познакомиться с постановлением кабинета министров, — сказал де Моллюск, открывая папку из крокодиловой кожи.
— Что это?
— Постановление о запрещении забастовки угольщиков и электриков.
— А почему они забастовали?
— Требуют прибавки к заработной плате на десять процентов.
— Только-то и всего? А не проще ли прибавить им эти десять процентов?