— Нет, это капитан Горицвет, — раздался за его спиной голос Блэкавара.

Ах вот это кто! — протянул Орех. — Не знаю, будешь ли ты нам чинить препятствия, Горицвет, но тебе лучше всего оставить нас в покое. Мы раз и навсегда покончили с Эфрафой!

— Ошибаешься! — отвечал Горицвет. — Как раз наоборот! Эй, вы, крольчихи! Поворачивайте в Эфрафу! Да поживей!

В этот момент Серебристый и Желудь показались у подножия холма.

— Видишь, нас здесь очень много! Твоему отряду с нами не справиться! — сказал Горицвету Орех.

Горицвет заколебался. По правде говоря, он впервые в жизни поступил неосмотрительно. Когда он увидел Лохмача и Ореха, то в отдалении за ними шли лишь Блэкавар и еще одна крольчиха. Страстно желая предъявить Сенату что-нибудь стоящее, он решил, что этим и ограничивается весь маленький отряд Лохмача. Так как на открытых местах у эфрафанцев было принято ходить сомкнутым строем, то Горицвету не пришло в голову, что кролики Лохмача разбежались в стороны. Он решил, что ему представляется отличная возможность напасть на ненавистных Тлейли и Блэкавара и, убив их, отвести крольчих обратно в Эфрафу.

Это показалось ему нетрудным делом. Горицвет решил не прятаться в засаде, а встретиться с врагами лицом к лицу в надежде, что они сдадутся без боя. Сейчас же, видя, что отовсюду парами и тройками к противнику подходят новые силы, он понял, что совершил ошибку.

У подножия пригорка собрался уже почти весь отряд Ореха.

— Надеюсь, теперь ты видишь, что вам не стоит вступать с нами в бой! — сказал Орех, указывая на свою армию.

— Орех-ра! — зашептал ему на ухо Блэкавар. — Нельзя оставлять в живых ни одного патрульного! Они доложат о нас генералу!

Орех это обстоятельство учитывал, но, представив себе, что при этом начнется ужасная бойня, в которой четверо эфрафанцев будут буквально разорваны на части, он не решился отдать приказ к бою. Кроме того, он чувствовал к Горицвету неясную симпатию. Притом он сообразил, что в схватке его кролики тоже могут пострадать и кое-кто может поплатиться за это жизнью. Если начать бой, то к ночи уже не удастся добраться до Сот, а раненые будут оставлять за собой кровавые следы.

— Не трогать их! — твердо сказал он. — Уходите! Живо! Бегом! — скомандовал он эфрафанцам.

Горицвет и его товарищи повернули назад, а Орех, довольный, что все так хорошо, обошлось, вместе с Блэкаваром и Лохмачом пустился догонять ушедшего вперед Серебристого.

Всех задерживал лишь Блэкавар. Он все время скакал позади отряда и был весьма встревожен. Наконец Орех решил выслать его вперед на поиски буковой рощи. Блэкавар поскакал в утреннюю сторону горизонта и вскоре рысью примчался назад.

— Орех-ра, я очень близко подошел к той роще! Прямо у опушки два кролика гоняются друг за другом по полю!

Орех и Одуванчик резво поскакали вперед. Увидев родную буковую рощу, Орех чуть не подпрыгнул от радости. Листва буков слегка пожелтела и кое-где была тронута бронзой. Крушина и Земляника уже неслись к нашим путникам навстречу.

Когда последний из кроликов Ореха спустился в нору, скрытно следовавшие за ними от самого Цезарева Пояса эфрафанцы сделали по команде Горицвета поворот налево кругом и направились с рапортом в Эфрафу.

Наступила самая жаркая пора лета: день за днем стояла знойная тишина, когда по временам кажется, что все застыло в неподвижности и двигаются лишь свет и тени. Листва на буках потемнела, а на месте съеденной травы выросла свежая.

Колония кроликов процветала, так что Ореху оставалось лишь греться на солнце, мысленно перечисляя все их достижения. Как на земле, так и в норах установился спокойный, ничем не потревоженный ритм кроличьей жизни: еда, рытье нор и сон планомерно сменяли друг друга. Были выкопаны новые норы и ведущие к ним туннели. Крольчихи, которым раньше никогда не приходилось рыть нор, поистине наслаждались работой.

Шестнадцать кроликов и десять крольчих колонии составляли счастливую компанию. По временам, разумеется, у них случались и стычки, но серьезных столкновений не бывало.

Одна лишь мысль о передрягах, которые им довелось вместе преодолеть, лишала горечи и яда любую начинающуюся ссору. Колокольчик однажды намекнул, что если появятся недовольные, им всегда будет предоставлена возможность вернуться в Эфрафу, и все присутствующие не преминули это учесть.

В один прекрасный вечер пятеро наших кроликов и четверо крольчих паслись на солнечной стороне рощи. Солнце готовилось закатиться. Жара не спала, и стояла такая тишина, что слышно было, как лошади на выгоне у фермы жуют траву.

— А не послушать ли нам сейчас сказку? — предложил Колокольчик. — Давай, Одуванчик, начинай! Расскажи нам о том, как ты чуть было не отстал от лодки. Что, не хочешь?

— Может, рассказать, как мы околпачили Зверобоя? Нет, я не возьму на себя смелость такое рассказывать: эта тема для Лохмача. Притом в такой жаркий вечер приятнее рассказывать зимнюю сказку! Послушайте-ка сказку о Раусби Вуфе и фее Вау-Вау!

Жил да был большой кролик и маленький кролик, и жил да был на свете повелитель кроликов Эль-Эхрейра. И вдруг стало так холодно, что снег замерз на усах нашего повелителя.

Вечером, едва красный диск Фриса опустился за горизонт в зеленоватом небе, Эль-Эхрейра и его друг Рэбскеттл скакали по мерзлой земле и наскоро хватали травинки, чтоб утолить голод. Трава была колючей и безвкусной, как сено, но оба старались наесться. Они так замерзли, что с трудом заползли в нору. Тут Рэбскеттл предложил рискнуть и добраться до самого большого огорода в округе. Это было опасным делом, потому что у хозяина огорода было ружье и он часто стрелял голубей и соек, а затем развешивал их тушки в своем саду.

«В огороде злой пес! Он пострашней ружья! — сказал Эль-Эхрейра, обдумывая поход на ферму. — Нам придется не спускать с него глаз!»

Собаку огородника звали Раусби Вуф, и надо вам сказать, что это был в высшей степени неприятный пес отталкивающей внешности. Этот пес был огромен и до того зарос шерстью, что глаз не было видно. Разумеется, Раусби Вуф не ел овощей, поэтому можно было рассчитывать на то, что, не говоря худого слова, он позволит время от времени парочке голодающих попользоваться то листочком салата, то морковочкой. Но не тут-то было! Раусби Вуф гонял не только мальчишек, но также крыс, зайцев, мышей и даже кротов.

У Раусби была слава знаменитого крысолова. Хозяин повсюду выставлял Вуфа таким умником, что тот заважничал и в конце концов стал отвратительным воображалой. Из-за него огород и был весьма опасным местом.

Решив пойти на риск, Эль-Эхрейра и Рэбскеттл отправились через поля в деревню. В огороде они увидели человека, который, держа в зубах горящую палочку, срезал ряд за рядом мерзлую капусту. Раусби Вуф умильно вилял у его ног хвостом и иногда смешно подпрыгивал. Нагрузив кочанами какую-то штуку с колесиками, человек увез их в дом.

«Как ты думаешь: зачем он это делает?» — спросил Рэбскеттл. «Он хочет, чтобы ночью из них вышел мороз», — сказал Эль-Эхрейра. «Ах, когда мороз из них выйдет, они станут еще лучше на вкус! — вздохнул Рэбскеттл. — Хотел бы я попробовать их тепленькими!»

Внезапно Раусби Вуф учуял кроликов и с тявканьем бросился на них. Они едва унесли ноги.

«Гр-р-рязные мелкие твар-р-р-ри! — рычал Раусби Вуф. — Как-как-как вы посмели сунуть сюда свои ры-ры-рыла? Вон! В-в-в-вон! Вау!» — «Подлый негодяй! — воскликнул Эль-Эхрейра. — Не знаю, как это у нас получится, но — клянусь Фрисом и Инле! — не успеет сойти этот снег, как мы съедим всю их капусту и вдобавок выставим этого Раусби дураком!» — «Не слишком ли сильно сказано, хозяин! — заметил Рэбскеттл. — Мне будет больно, если ты променяешь свою голову на капустный кочан!»

Внезапно мимо них прокатил хрудудиль, у которого сзади раскрылся багажник. Из него вывалился пакет, обернутый бумагой (похожие на этот пакеты люди часто оставляют на полях). Надеясь, что в пакете что-нибудь съестное, Рэбскеттл понюхал его, но в пакете было только какое-то мясо!

«Какая пакость!» — уныло заметил Рэбскеттл, обнюхав мясо. Однако Эль-Эхрейра зачем-то утащил мешок с говядиной в канаву и заставил Рэбскеттла зарыть его в землю.

По пути домой они набрели на старую покрышку для колес хрудудиля, выброшенную за ненадобностью в канаву. Покрышки напоминают огромные грибы: они такие гладкие и твердые, упругие и как будто чем-то набиты. Они отвратительно пахнут, и есть их нельзя.

«Отгрызем от этой штуки кусочек. Он мне вскоре понадобится!» — сказал Эль-Эхрейра.

У Рэбскеттла мелькнула мысль, не свихнулся ли его хозяин, но он промолчал. Вещь эта была довольно ветхой, и вскоре им удалось отгрызть от нее кусок величиной с кроличью голову. Кусок этот был отвратителен на вкус, но Эль-Эхрейра упорно тащил его, пока наконец не доволок до колонии. Весь вечер он провел, отгрызая от куска маленькие кусочки. После ни-Фриса он разбудил Рэбскеттла и показал ему оставшийся кусок.