— Умен твой Витька, — засмеялся отец. — Вот к чему приводит чтение популярных научных журналов. Телекинез… — Отец от изумления даже головой покрутил. — Телекинез, мои дорогие, это перемещение материальных объектов в пространстве силой человеческой мысли. Примерно так. И штука эта пока фантастична. Она даже на уровне гипотезы не существует — так, предположения одни… А ты хочешь, чтобы телекинез осуществился в масштабах дворовой сборной по домино…

— Я ничего не хочу, — обиделась мама. — Я передаю тебе, что мне рассказала Марья Агасферовна.

— Твоя Марья Агасферовна — сплетница, — сказал отец, но мама на него посмотрела укоризненно: мол, что ты говоришь, это же непедагогично. Будто Кеша с Гешей сами не знали суровой правды про Марью Агасферовну…

Но не в ней было дело. Разговор родителей лишний раз подтвердил, что они уже слишком взрослые. Если они в телекинез не верят, то где же им поверить в Кинескопа! А Кеша, например, был почти уверен, что история с доминошниками не обошлась без участия старика. Слишком все во времени увязано. Считайте: решение открыться ребятам принято Кинескопом явно не сегодня с утра. Раньше принято. А значит, он должен был следить за ними: где, что делают, когда домой вернутся. В том, что Кинескоп мог следить за ними на любом расстоянии, Кеша не сомневался. Раз он дух, значит, может многое. А телекинез для него — плевое дело. Он и телепатией владеет — сам признался. Кеша взглянул на Гешу и понял, что друг думал о том же. И Кеша и Геша всегда отлично понимали, что каждый из них думает. Это тоже могло считаться телепатией, которая возникает у людей, знающих друг друга давно, к тому же имеющих одинаковое мнение по всем вопросам. Даже в школе бывало: Геша, к примеру, к доске вышел, отвечает урок и вдруг запнется. Тут же посмотрит на Кешу, тот кивнет ему многозначительно, и Геша все сразу правильно понимает. Телепатия, точно!

Хотя, конечно, надо бы Кинескопа подробнее про телекинез расспросить. Вон даже отец считает его фантастикой. Значит, нет такого явления в мире людей. А в мире духов — пожалуйста, те-ле-ки-ни-руй-те на здоровье…

— Мам, — сказал Кеша, потому что обед подошел к концу, — мам, мы пойдем, а?

— Куда? — строго спросила мама — впрочем, для порядка спросила, ибо каникулы время святое, покушаться на него никак нельзя, это и родители понимают прекрасно.

— Мы у Геши будем.

— Но больше никуда…

Когда в прихожей они проходили мимо телефона, он звякнул тихо-тихо, будто кто-то не хотел, чтобы его звонок слышали посторонние. Кеша взглянул на Гешу и снял трубку.

— Кеша? — спросили из трубки. — Пообедали?

— А кто это? — шепотом спросил Кеша.

— Я, Кинескоп, — сказала трубка. — Давайте быстро ко мне: пора делом заняться. И братья здесь…

— Мы сейчас.

— Бегом, — строго сказала трубка и смолкла.

И тут же в ней раздался длинный гудок. Не короткие, как после прерванного разговора, а длинный, непрерывный, как будто разговор еще не начинался. Впрочем, так и должно было быть: ведь соединяла-то их не автоматическая станция, а сам дух телефонной сети! Кеша и Геша в том не сомневались. Вообще за последнюю пару часов всякие сомнения у них поубавились: всесилие Кинескопа и его коллег не оставляло времени для сомнений. Надо было спрашивать: «Как это делается?», а не «Делается ли это вообще?».

…Когда Кеша и Геша вошли в комнату, Кинескопа на диване не было. Только скомканный плед валялся. Но старик тут же возник из-за телевизора, кашлянул смущенно:

— Трусоват я стал. Думал, бабка пришла.

— Ай-яй-яй, — с бабкиной интонацией сказал Геша. — Такой всемогущий дух, а боится старой, немощной женщины.

Кинескоп обиженно поджал губы, однако грудь выпятил, плечики расправил — каков, мол!

— Это кто боится?

— Это ты боишься.

— Ха, — презрительно покривился Кинескоп. — Боюсь… Да, боюсь. За бабку твою боюсь… Что с ней будет, коли она меня углядит?

Геша подумал секунду и ответил серьезно:

— Инфаркт.

— То-то и оно. Забота о человеке — прежде всего для духа. — Кинескоп поднял вверх указующий перст.

Для Кеши и Геши самое время настало перейти к наболевшим вопросам.

— Хороша забота, — сказал Кеша. — Субботний отдых людям испортил.

— Это кому это? — всполошился Кинескоп.

— Козлятникам.

— А-а, им-то… — успокоился Кинескоп. — Вреда я им не причинил, не ври по-пустому. Чему тебя только семья и школа учат? А пошутил малость — так то вы меня попросили.

— Мы?

— Кто же еще? «Последствия будут ужасны»… — повторил он Кешиным голосом.

— Кинескоп, — ужаснулся Кеша, то есть вроде бы ужаснулся, а на самом деле восхитился столь быстрому подтверждению недавней своей мысли, — ты подслушивал?

— Ну, не совсем чтобы я, — скромно потупился Кинескоп. — Там другой был, тоже из наших…

Тайна разрасталась на глазах.

— И костяшки доминошные он мешал?

— Он, он.

— Кто он?

— Много будешь знать — скоро состаришься, — невежливо сказал Кинескоп. — Потерпи. Что могу — расскажу.

Пришлось отступить на заранее подготовленные позиции.

— А как он это делал? Телекинез?

— Телекинез, телекинез, чего ж еще…

— Так нет же его.

— Кто сказал?

— Папа сказал.

Тут Кинескоп даже обиделся, губы поджал, выражение презрительное состроил. Но не смолчал, ответил:

— Твой папа — человек ученый, дело ясное. Он про вашу людскую науку многое знает. Да только сама людская наука знать пока всего не может, не доросла. Человек свой мозг на сколько процентов использует? Процентов на десять. А остальная сила мозга вашего дремлет, не проснулась еще. А проснется — дивные дела человек делать сможет. Телекинез — что! Напрягся малость — и двигай себе предметы всякие. Есть умельцы: не то что костяшки пластмассовые — людей переносят с места на место. Так то духи…

Тут уж даже воспитанный Геша не выдержал:

— Сколько ж вас на земле?

— Нас очень много, — важно сказал Кинескоп.

— Нас о-очень много, — подтвердил кто-то сзади.

Кеша быстро обернулся и увидел двух маленьких, не выше Кинескопа, человечков. Они выглядели абсолютно одинаковыми, словно игрушки: огненно-рыжие вихры, нос картошкой, улыбка в сто зубов, белые майки с круглым воротом, джинсы со слоником на заду. Слоников Кеша не увидел, но у него самого были такие же джинсы, и он про слоника знал доподлинно.

— Это братья, — сказал Кинескоп, — Рыжий и Красный.

— Здрасьте, — сказали братья хором.

— Здрасьте, — несколько растерянно ответил Кеша: он помнил, что они братья, но чтоб так похожи…

— Та-ак, — протянул Геша. — А кто из вас кто?

— Я — Рыжий, — сказал один.

— Я — Красный, — сказал другой.

С тем же успехом они могли представиться наоборот, разницы видно не было.

— Как же вас различать? — заинтересовался Геша, который всегда любил знать все точно.

Близнецы переглянулись и тяжело вздохнули.

— Не знаем, — сказали они хором.

— Как же вы сами себя различаете?

— Мы не различаем, — сказал один из близнецов — может быть, Рыжий, а может быть, Красный. — Мы просто помним, кто есть кто.

— А как же нам быть? — растерялся Геша.

— Привыкнете, — сказал другой близнец — может быть, Красный, а может быть, Рыжий. — Или путать будете — тоже не беда.

— Нет уж, — решил Геша, порылся в столе и нашел эстонский значок с изображением вишенки. — Ты кто? — спросил он ближайшего из братьев.

— Я — Красный.

— Будешь носить значок. — И приколол его на майку.

Красный скосил глаза на грудь, улыбнулся счастливо.

А второй близнец сказал тихонько:

— Я тоже хочу значок…

— Правильно. — Геша сообразил, что поступил не по-товарищески, снова порылся в ящике стола, вытащил значок с клубничкой и приколол его Рыжему. — Так и будем вас различать: Красный с вишенкой, Рыжий — с клубничкой. Понятно?

— Понятно! — хором ответили братья и заулыбались, довольные.

Мир восстановился, и Геша был рад своему дипломатическому ходу не меньше, чем братья — значкам.

Кинескоп сказал с некоторым удивлением:

— А и вправду различать легче стало. Вы уж их не снимайте, значки-то…

— Не будем, — ответили счастливые братья, и было совершенно ясно, что значки эти они не снимут ни при каких обстоятельствах — так они себе сейчас понравились.

Кеша вспомнил, что у него дома в коробке из-под печенья валяется штук тридцать разных значков. Сам он когда-то собирал их, да потом бросил. Он вообще много чего собирал: марки, морские камешки, спичечные этикетки. Но страсть коллекционера, быстро возникавшая в нем, так же быстро угасала: он не любил долго копить.

«Надо будет отдать значки братьям», — подумал он и порадовался, что сможет это сделать сегодня же вечером, потому что один из братьев живет у него дома.