— Братец еж, помоги ты мне, уж пожалуйста!

— Ладно, так и быть, вытащу тебя, вывезу на своей одной хитрости, не посмотрю, что ты и сама на выдумки хитра, могла бы мозгами пораскинуть. Пользуйся моей добротой! Так вот, слушай меня: притворись дохлой, замри, будто ты совсем-совсем дохлая. Сейчас должен прийти волчатник. Он к тебе спустится по лесенке, ты не дыши, лапки вытяни, дохлая — и все! Он тебя за хвост — и вышвырнет наверх. Вот когда вышвырнет, ты давай деру, не жди, когда он вылезет, и не вздумай растабарывать с ним!

Так все и вышло, как «глупый» еж говорил:

пришел волчатник, спускается в яму, вышвыривает лису за хвост. Она задала лататы. Когда он вылез из ямы, лисы и след простыл.

— В другой раз буду умнее, — говорит он. — Когда окажется тут мертвая лиса, я сперва застрелю ее, выпущу один заряд, погляжу: если не встанет, значит, и вправду мертвая. А эта была, видать, жива, удрала, негодяйка!

Так и остался волчатник ни с чем.

Силен ежик! И сам выбрался из ямы, и лису вывез без воза и без тележки.

оворят, что дятел спервоначалу не птицей был, как теперь, а бабой носастой. Носастыми у нас прозывают не только тех, у кого нос большой, но и таких, кто сует свой нос в чужие дела, ни о ком доброго слова не скажет, охает всякого, наплетет, чего не было.

Вот однажды насобирал бог полный мешок разных вредных козявок, жучков, букашек, комаров — ну, словом, всех, какие водятся на земле. Завязал он мешок туго-натуго и раздумывает, кого бы послать утопить в море всю эту вредную живность. Вот и надумал. Призвал к себе в сад бабу носастую, а сад у него богатый был — и цветов, и деревьев полным-полно. Да, призвал он ее, подает мешок и говорит:

— На вот, возьми, отнеси этот мешок к морю и забрось, утопи его. Да смотри не развязывай, не любопытствуй, что там внутри! Иначе таких бед натворишь, вовек не справишься. Поняла?

— Как не понять! Разве я враг себе? Да как же так я ослушаюсь?! Такого со мной никогда не бывало. Исполню все как надобно. Ей-ей, право слово, не развяжу!

— Ну, ступай!

Так и послушалась она, держи карман шире! Нашел кого посылать!

Вскинула баба мешок на спину и пошла своей дорогой. Далеко-то она не ушла, любопытство так разобрало, как же тут утерпеть, не заглянуть, что же в мешке спрятано? «Может, и путное что? Бросить-то дело недолгое. Я только одним глазком взгляну и опять завяжу», — думает. Остановилась она, опустила мешок и только стала развязывать, как оттуда полезла вся мелюзга летучая и ползучая! Мошки, жучки, козявки, букашки, почуяв волю, заторопились упрятаться кто куда. Одни — поскорее в траву, в землю зарыться, другие — в щелки коры, на деревья. Не дураки, не стали ждать, пока их обратно в мешок упрячут!

Перепугалась баба носастая, заметалась, забегала. Как теперь всех поймать? Сколько-то и поймала, посовала в мешок — всего ничего. И пришлось ей вернуться в сад, повиниться. Бог ей и говорит:

— Что ты наделала, глупая баба! Теперь станешь ты птицей носастой — дятлом, ищи и лови всех, кого упустила, и, покуда не переловишь, так и останешься птицей!

Так вот и появился дятел, люди сказывают.

Не знает он ни покоя, ни передышки. Долбит своим носом деревья и в лесах, и в садах, все ловит жучков, букашек, козявок, верно, надеется, что вот-вот управится и опять станет бабой носастой. Все деревья обрыщет, ни одного не пропустит, в особенности если трухлявое иль дуплистое. И по сей день ищет и ловит, конца-краю им нет.

 старину, когда жил на свете Дед Мороз с белой бородой, был один царь, конечно богатый, как и все цари. Имел он сына Ионицэ, по прозванию Фэт-Фрумос — значит и смельчак и красавец. Любил веселье Ионицэ, пляски и песни, любил и музыкантов послушать, но милее всех забав ему были кони. Частенько ездил Ионицэ вместе с царским табунщиком пасти коней на лугах. А надо сказать, самый лучший из всех лугов, с травой-клевером, был неподалеку от озера. Называлось оно озером Волшебниц. Иногда выходили из того озера на вольный свет волшебницы — показаться людям.

Вот однажды поехал наш Ионицэ с табунщиком на тот луг табун пасти. Ионицэ лег близ бережка и заснул, а табунщик стал за конями приглядывать. Как вдруг всколыхнулось озеро и явилась на берег волшебница — такая раскрасавица девушка, какой в целом свете не бывало. Подошла она к Ионицэ, обнимает его и говорит:

— Пробудись, милый друг!

Ионицэ не просыпается. Она стала плакать, целует его, а он все спит крепким сном. Обиделась на него волшебница, вернулась в озеро и скрылась под водой.

Табунщик попас коней, разбудил Ионицэ, и они поехали домой на конях. По дороге рассказал табунщик про волшебницу. Подосадовал на себя Ионицэ, как это он проснуться не мог?

На другой день опять они отправились на пастбище. Ионицэ хоть и задумал не спать, да сморил его сладкий сон. Сон-то ведь слаще меда. Так и загадка говорит: «Слаще его нет ничего, всем нужен, а никому не послушен».

Вышла из озера волшебница, опять та самая, будит Ионицэ, обнимает-целует — никак не разбудит. Заплакала она, ушла и скрылась в озере.

Табунщик все видел. Тоже, верно, досадовал на Ионицэ. Разбудил его, поехали они домой, и тут он рассказал Ионицэ, как будила его волшебница и плакала, видя, что не добудится.

На третий день опять поехал Ионицэ с табунщиком пасти коней на тот луг, что неподалеку от озера Волшебниц. Ионицэ стал прохаживаться по бережку, чтобы сон разогнать. Все ждет-пождет, думает: вот сейчас покажется волшебница из воды. И что же он вдруг надумал? Лег на траву и посматривает на озеро. Ну как тут не заснуть? Сон опять одолел его. Ионицэ спит себе крепко, а из озера вышла волшебница, подходит к нему, целует, плачет, прямо не знает, что и делать. Потом уж видит, что все равно не разбудить его, и говорит:

— Больше я не приду.

Сняла кольцо у Ионицэ и надела себе на палец, а свой именной перстень ему на палец надела и после того ушла, скрылась в озере.

Немного погодя пришел табунщик, разбудил Ионицэ и рассказал ему все, как было.

Ионицэ чуть не помер с досады. Глянул на палец — видит чужое кольцо, а на кольце написано: «Иляна Косынзяна, коса золотая, в косе цветы певучие, поют дивно, за девять царств слышно».

Прочитал Ионицэ надпись, не стал тут долго раздумывать. Едет домой. А как приехал, роздал он все богатства свои бедным людям. Справил себе обувку надежную — железные лапти, взял посох стальной и отправился странствовать по свету широкому — искать Иляну Косынзяну.

Вот пришел он к зятю, который женат был на младшей сестре Ионицэ. Спрашивает его:

— Не слыхал ли ты случаем про Иляну Косынзяну?

— Нет, не слыхал, — отвечает зять.

Идет Ионицэ дальше и приходит к другому зятю, который женат был на средней сестре. Стал спрашивать и его, не знает ли он что-нибудь про Иляну Косынзяну.

— Откуда мне знать? — отвечает тот. — Про нее только сказки складывают.

Не сробел Ионицэ, подтянул потуже ремни на железных лаптях, взял свой посох стальной и пошел дальше разыскивать милую. Ничего не поделаешь, любовь и на край света заведет.

Приходит он к третьему зятю, который женат был на старшей сестре Ионицэ. И его тоже спрашивает:

— Ты много видал и слыхал на своем веку, должно быть, знаешь и про Иляну Косынзяну.

— Покамест еще не слыхивал, чтобы кто-нибудь побывал у Иляны Косынзяны, прознал, где она живет, — отвечал ему зять. — Воротись-ка ты лучше домой, нечего зря ходить да худую славу наживать.

Промолчал Ионицэ и затаил про себя, какая у него тоска на сердце. Без дальних слов распростился он с зятем и отправился в путь. Много долин и гор исходил Ионицэ, много кудрявых лесов и зеленых лугов прошел. Кого ни встречал, кого ни расспрашивал, так ничего и не узнал про Иляну Косынзяну.

«Что мне теперь за житье без Иляны? Так и буду идти, покуда земной простор не кончится, покуда свет да небушко не скроются», — говорил себе Ионицэ.

Шел он, шел и устали не знал. А на уме у него только Иляна была. Иной раз и почудится ему, будто вот она, впереди, да после видит Ионицэ, обманулся он, только так показалось.

Пришел он к высокой горе, стал взбираться на нее, а сам все об Иляне думает. Добрался до самого верху, смотрит, а по другую сторону горы темная пещера. Солнце в те места заглядывало только на закате. Спустился в пещеру Ионицэ Фэт-Фрумос, шел-шел, и ни один жив человек ему не попался, только змеи да всякие звери шныряют. Но Ионицэ не побоялся их.

После завидел он свет вдалеке и свернул в ту сторону. Прибавил шагу Ионицэ и очутился возле мельницы, какой не видывал на всем своем долгом пути. В быстрой речке черным-черна вода бежит, мельничные колеса гоняет, они лётом летают.