На его свет приплыли рыбы. Играть с ними было неинтересно: набрали в рот воды и молчат. Зайчик потрогал их и отскочил — такие они скользкие, холодные. Рыбы — за ним. Шевелят плавниками, таращат глаза.

— А я от вас убегу, — сказал Зайчик и вынырнул.

Не тут-то было! Вслед за ним выпрыгнула из воды Летучая рыба, чуть было не догнала его, но, к счастью, сорвалась и плюхнулась в море.

Зайчик носился над морем, чуть не плача: «Жу-у-утко!»

И вдруг он увидел вдалеке добрый-добрый манящий огонь. Это был Маяк.

Рядом с ним совсем не страшно. Маяк приветливо мигал проходящим кораблям. Зайчик решил ему помочь и тоже стал подмигивать. Но он потому и Зайчик, что не может усидеть на одном месте. И малыш начал резвиться, убегать туда-сюда.

— Шёл бы ты спать, сынок! — ласково сказал Маяк. — Ты мне немножко мешаешь. А вдруг из-за тебя какой-нибудь корабль собьётся с пути!

— Куда же я пойду? — жалобно спросил Зайчик.

— В горы, — посоветовал добрый Маяк. — Туда раньше всего приходит Солнце с твоими братьями.

В горах светил костёр. У костра сидели чабаны в папахах и пели длинную песню. Рядом, сбившись в кучу, дремали овцы. Зайчик незаметно подкрался к костру, лёг на расстеленную бурку и уснул.

Проснулся — нет ни бурки, ни чабанов, ни овец. Костёр догорел. Бедный Зайчик продрог, съёжился, побледнел. И тут показалось Солнце, хлынули братья-лучи. И Зайчик вместе с ними кубарем покатился в долину — играть, сверкать, веселить ребят.

Лес просыпается, шелестит, журчит, шумит:

— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро!

Просыпаются и волчата у себя в норе:

— Доброе утро, мамочка! Доброе утро, папочка!

Родители хмурятся. Они всю ночь рыскали по лесу, никого не загрызли и очень сердиты.

— Утро не всегда бывает добрым, — ворчит мама-волчица. — Потому-то порядочные волки по утрам спать ложатся.

— Щенки! — злится папа-волк. — Лучше бы вы меня укусили, чем говорить такие слова. «Добрррое утррро!» Разве так должны встречать друг друга порядочные волки?

— А как, папочка? Мы не знаем, — скулят волчата.

Папа-волк подумал, подумали рявкнул:

— А вот как! Злое утро, дети!

— Злое утро, папочка! Злое утро, мамочка! — радостно подхватывают волчата.

И так они весело визжат, крича эти страшные слова, что родители не выдерживают:

— Доброе утро, малыши! Доброе утро!

Что за странное шествие движется по лугам и огородам, даже не глядя на стог сена, на грядки с капустой и репой, на корову с телёнком?

Это огромные серебристые ивы, важные, невозмутимые, встали парами, взялись за руки, наклонились друг к дружке, чтобы удобнее было шептаться, и, сворачивая то вправо, то влево, а то и назад, медленно, неохотно бредут туда, где течёт большая светлая Ока.

Подойди к ним. Раздвинь палкой высокую крапиву. Только, пожалуйста, не задень при этом ежевики и смородины. И если ни крапива, ни даже вкусные ягоды тебя не задержат, то ты увидишь под тяжёлым навесом ветвей маленькую речку Скнижку. Даже днём бежит она в полумраке, и ее вода кажется не прозрачной, а какой-то чёрно-зелёной.

Ивы дрожат над ней каждым листочком. Чтобы солнце её не пекло, чтобы ветер её не морщил (ей так вредно волноваться!), чтоб корова её не выпила, а телёнок не замутил, чтобы укрыть её от дурного глаза. А так как неизвестно, чей глаз дурной, а чей хороший, то на всякий случай её прячут от любого глаза.

Так до самого устья (спасибо вам, добрые ивы!) не увидит Скнижка ни солнца, ни неба, ни облаков, ни домов, ни коров, ни купальщика, ни рыбака, ни лодчонки, ни поплавка, ни лесов, ни полей, ни детей, ни сетей…

А заботливые ивы нарочно сворачивают то туда, то сюда, чтобы дорога была длиннее, чтобы не скоро добежала Скнижка до Оки, чтобы долго она не увидела широкого мира.

— Ах, ах, она еще совсем дитя, ей рано, рано… — шепчут ивы, всё теснее сплетаясь над ней, всё ниже склоняясь к чёрно-зелёной воде и гладя её своими ветками.

А речка бежит и бежит. Её не удержишь даже лаской.

Этот яркий жёлтый цветок на светлом мохнатом стебельке появляется весной вместе с подснежниками. Он так торопится, что не успевает выпустить листья. Он даже не знает, какие они.

А цветёт он там, где земля потревожена, изранена, обнажена. Цветёт на откосах. Цветёт около ям и в самих ямах. Весело желтеет на грудах выброшенной земли.

— Мать-и-мачеха расцвела! Мать-и-мачеха расцвела! — радуются люди.

— Кого они так называют? — удивляется цветок. — Наверное, землю, на которой я расту. Для меня-то она мать, а для других цветов пока ещё мачеха.

Но вот проходит время цветов, и наступает пора больших зелёных листьев. С изнанки они мягкие, светлые, бархатистые; потрёшь о щёку — и станет тепло.

— Это мать, — говорят люди.

Зато снаружи листья твёрдые, скользкие; приложишь к щеке — и почувствуешь холод.

— А это мачеха, — объясняют люди.

Но листьям мать-и-мачехи всё равно, как их называют. У них слишком много забот. Как крепкие зелёные щиты, спешат они прикрыть, заслонить собой землю. А своей изнанкой, своей тёплой, материнской стороной они прижимаются к земле и шепчут ей:

— Мы с тобой, земля. Ты снова зеленеешь.

Все ветки на дереве давно уже зеленели. Только одна оставалась чёрной и голой, будто никакой весны и не было.

Сел на неё дятел, постучал клювом и сказал:

— Так-так! Абсолютно сухая ветка.

Проснулась ветка от его стука и ахнула:

— Батюшки! Никак, уже лето? Неужто я весну проспала?

— Засохла ты, — прошелестели ветки-соседи. — Хоть бы ветер тебя поскорее сломал или человек срубил, а то ты всё дерево портишь.

— Ничего, — ответила ветка. — Скоро и я зазеленею.

— Слыханное ли дело, чтобы среди лета почки раскрылись? — заворчали ветки-соседи. — Весной надо было зеленеть, весной!

— Если я собираюсь зеленеть, значит, я не совсем сухая, — ответила ветка.

— Хворостина ты! — рассердились соседки. — Палка, дубина, чурка, полено, коряга!

— Говорите что хотите, — сказала ветка. — А я всё равно оживу.

Но её твёрдые почки так и не раскрылись. Никого она не накормила, не спрятала в тени, не приютила в листве. Не цвела она и не пускала по ветру крылатые семена.

Осенью листья на ветках пожелтели и ну летать, кружиться. Ветки-соседки заснули. Теперь они и сами стали чёрными, голыми. Сухая ветка ничем от них не отличалась. Даже дятел как ни в чём не бывало сел на неё и спросил:

— Чего не спишь? Давай спи, набирайся сил до весны! — И тут он узнал её: — Какой же я рассеянный! Хворостине о весне говорю! Так не бывает, чтобы сухая ветка снова ожила.

Вспорхнул и улетел. А ветка выпрямилась и сказала:

— Поживём — увидим.

Пришла зима. Упали снежинки на ветку, укрыли каждый её сучок, каждую почку, заполнили каждую развилку. Стало ветке тепло и тяжело, словно от листьев. Мороз. Иголочки инея выросли на ветке, окутали её со всех сторон. Ветка так и засверкала в лучах морозного солнца.

«Что ж! — подумала она. — Оказывается, не так уж плохо быть сухою веткой».

Потом наступила оттепель. На ветке повисли капли. Они переливались, блестели, падали одна за другой. А ветка всякий раз приподнималась и вздрагивала. Словно живая.

И снова снег. И снова мороз. Долгая была зима.

Но вот поглядела ветка вверх: небо тёплое, голубое. Поглядела вниз: под деревьями чёрные круги.

Растаял снег. Появились, откуда ни возьмись, прошлогодние листья и давай носиться по лесу. Видно, решили, что опять их время пришло.

Ветер утих, и они угомонились. Но заметила ветка, что они и без ветра шуршат потихонечку. Это из-под них травинки вылезают.

Травинки вылезали поодиночке, а листва на дереве распустилась вся сразу. Проснулись ветки-соседки и удивились:

— Ишь ты! Хворостина-то за зиму не сломалась. Видать, крепкая.

Услышала это ветка и загрустила:

— Значит, я и вправду хворостина. Значит, ничего у меня не получится. Хоть бы срубил меня человек, бросил бы в костёр…

И она представила себе, как загорится костёр, как вспыхнут на ней языки огня, словно большие красные листья. От этого ей стало тепло и немножко больно.

Тут на неё сел дятел:

— Привет-привет! Как здоровье? Не беспокоят ли жучки-короеды?

— Дятел, дятел… — вздохнула ветка. — Опять ты всё перепутал: сухую ветку за живую принял.

— Какая же ты сухая? — удивился дятел. — Ты просто разоспалась. Другие вовсю зеленеют, а у тебя только-только почки раскрылись. Кстати, куда девалась хворостина, которая тут торчала?