Ревизор всем корпусом повернулся к питекантропу и посмотрел на него в упор. Тарарах приготовился бесстрашно выдержать его взгляд. Однако это был даже не взгляд в полном смысле этого слова. Картонная пустота глаз Зербагана просто плевала ему в душу.

– У вас, господин кроманьонец, нездоровые и опасные фантазии! Особенно для педагога. Боюсь, что я вынужден буду отметить это в отчете!.. А теперь не представите ли вы меня вашим подчиненным, Сарданапал? – сказал маг, впервые соблаговолив заметить остальных преподавателей.

Слово «подчиненным» он выделил голосом, точно указывал каждому его место.

– Почему бы не назвать нас сразу «рабами»? – продолжал кипеть Тарарах.

Маг пропустил эти слова мимо ушей. Медузия взяла себе на заметку, что тактика ревизора – упорно не слышать того, чего ему слышать не хочется.

– Конечно, представлю, – сказал Сарданапал, спеша сгладить неловкость. – Друзья, это Зербаган! Маг пятого уровня, глава контрольно-ревизионного совета и много еще кто… Зербаган, это Медузия, Поклеп Поклепыч, Тарарах, Великая Зуби! Еще у нас есть Безглазый Ужас, Соловей О. Разбойник, джинн Абдулла и Готфрид Бульонский, но, признаться, они сейчас заняты. Соловей тренирует команду. Готфрид гоняет в подвалах нежить.

Ревизор укоризненно качнул набалдашником посоха, и Сарданапал пожалел, что упомянул об этом.

– В подвалах Тибидохса нежить? Что я слышу? До сих пор?

– Подумаешь! На Буяне всегда было полно нежити. И ничего. Никто пока не умер, – неосторожно брякнул Тарарах.

– Вот именно, дорогой мой Растатах! Прекрасное уточнение: пока! Нежить может погрызть детей! Такие случаи не раз бывали в истории, – нравоучительно сказал Зербаган.

– Вы имеете в виду тех детей, которые наша главная ценность, или каких-то других, о которых я не знаю? – ехидно уточнила Великая Зуби.

– Именно, Мелкая Груби, именно! – подтвердил Зербаган. Он произносил слова медленно и отчетливо, точно по одной ронял на ладонь монетки милостыни.

– Чтобы отгонять нежить, у нас существует Готфрид. Нежить боится его немногим меньше, чем Медузии, – сказала Зуби.

– Спящий Красавец? Хе-хе, зарекомендовавшая себя личность, нечего сказать! Кроме того, если я правильно понимаю, он ваш муж. Не так ли? – с осведомленным прищуром спросил Зербаган.

Зуби задохнулась от негодования и, испытывая потребность излить на кого-то свое негодование, шуганула Дрыгусом-брыгусом поручика Ржевского. Поручик, подкрадывающийся к Зербагану со столовым ножиком в зубах, обиженно вскрикнул и растаял в лиловом дыму, чтобы вернуться пятью минутами позже в ужасном настроении.

– Так нечестно! Зубодериха не дала мне его напугать! Гарантирую, он умер бы от ужаса! – пожаловался он Недолеченной Даме.

Супруга холодно воззрилась на него.

– Она спасла тебя, Вольдемар! Дрыгус не самое худшее заклинание из возможных. По слухам, есть магия, которая рассеивает призраков без возможности восстановления, – сказала она.

Поручик встревожился:

– В самом деле спасла? Э-э… Тогда я ее прощаю!

– А я – не прощаю, – заявила Недолеченная Дама. – Подумать только, я могла бы овдоветь! Какой шанс накрылся медным тазом! Ты не представляешь, как заманчиво быть вдовой! Стоишь под черной вуалью, вся такая несчастная, томная, и вспоминаешь, не забыла ли завесить зеркала. А все тебя жалеют, вытирают тебе слезы и говорят, каким замечательным человеком был твой муж.

– Это только в первой части поминок. Во второй все ссорятся, обнимаются и падают в салат. И вообще многим начинает казаться, что они пришли в гости, – неосторожно сказал Ржевский.

– И ты говоришь об этом мне? Да я до тебя была вдовой четыре раза!.. Или больше? Впрочем, это совсем не важно. Тебя я пока не считаю, – произнесла Недолеченная Дама.

– Пока? – недоуменно переспросил поручик и посмотрел на жену безо всякого восторга.

Тем временем Зербаган закончил свою беседу с преподавателями Тибидохса.

«Грамотно он указывает нам наше место… Это маг, сделавший себе из хамства карьеру. Любопытный типаж! Значит, чтобы преуспевать, необязательно казаться симпатягой», – мрачно думала Медузия, не трудясь экранировать свои мысли.

Ей ясно было, что от Зербагана не следует ждать снисхождения. В том, что отчет его будет отрицательным, сомневаться не приходилось. Бессмертник Кощеев отлично знал, кого и зачем он посылает.

Зербаган грузно повернулся к Медузии. Края его жабьего рта поднялись в подобии улыбки. Выцветшие картонные глаза встретились с пылающими глазами доцента Горгоновой.

– Мне хотелось бы отдохнуть с дороги, чтобы завтра с утра приступить к проверке. Никто не хочет проводить меня в комнату и помочь донести вещи?

Зербаган кивнул на небольшой кожаный чемодан, который минуту или две назад сам собой возник рядом с его ногой. «Адресная телепортация. И какая невероятная точность! Он сильный маг, спору нет», – оценила Медузия.

– Может быть, вы… э-э… драгоценный Ахахах, поможете? Я бы вас попросил поработать немного носильщиком! – нагло потребовал ревизор.

Тарарах демонстративно повернулся к Зербагану спиной. Преподаватели замялись.

– Я вас провожу, если позволите… – откашлявшись, предложил Поклеп Поклепыч.

Он стоял, вытянувшись, как старый служака, и, прижав руки к бедрам, верноподданнически поедал Зербагана глазами. Заметно было, что суровый тибидохский завуч ощущает в посланце несомненное начальство.

«Странный этот Поклеп! Всегда замечала: чем с ним хуже – тем он лучше. А начнешь говорить по-хорошему, сразу хамеет. На что он, интересно, надеется? Что Сарданапала турнут, а сам он станет директором школы в Заполярье?» – подумала Медузия, но тотчас отогнала эту мысль.

«Нет, Поклеп слишком верен Сарданапалу. Если он и старается поладить с Зербаганом, то лишь для того, чтобы спасти школу», – решила доцент Горгонова. На этот раз она была осторожнее и экранировала мысли прилипчивой песенкой: «Пошла Варя во лесок, нашла Варя лопушок».

Видя, что других желающих идти с ним не наблюдается, Зербаган заверил Поклепа, что будет ему крайне признателен за помощь. Свои слова ревизор сопроводил подобием улыбки. Одеревеневший мертвяк, которого бьют током, и тот улыбнулся бы приветливее.

Схватив чемодан, Поклеп, желая угодить гостю, протянул руку за его посохом. Венчавший посох мраморный шар предостерегающе полыхнул. Лицо Зербагана перекосилось. С неожиданной резвостью он отскочил и толкнул Поклепа в грудь, мешая ему коснуться посоха.

– Это я прекрасно донесу сам! Бобес, за мной! – сказал он со злобой и быстро направился к галерее, которая соединяла стену с Башней.

Карлик-секретарь, наблюдавший за историей с посохом с липкой усмешечкой, спохватился и с собачьей преданностью кинулся за хозяином. Стараясь поместиться с ним рядом на узкой стене с зубцами, он вынужден был скакать боком, размахивая руками, как птица крыльями.

– Дрянь, а не человек! Бывают же такие, – процедил Тарарах сквозь зубы.

Сложно было сказать, кого он имеет в виду – секретаря или его хозяина. Оба подходили под это определение.

Поклеп, удивленно пожимая плечами, засеменил за Зербаганом. Чемодан, оказавшийся довольно тяжелым, колотил его по коленям. Преподаватели проводили их растерянными взглядами.

– Сарданапал, вы заметили, как наш гость всполошился? Даже испугался? – негромко спросила Великая Зуби, когда те скрылись внутри галереи.

– Да.

– Он едва не ударил Поклепа! А ведь тот только хотел взять его посох!

– И это я заметил.

– Но что особенного в его посохе? Возможно, это сильный артефакт?

Помедлив, академик покачал головой.

– Не исключено. Хотя по мощи это явно не посох волхвов и даже не его воплощение. Но меня больше занимает перстень Зербагана. Почему там нет камня? – заметил он задумчиво.

– И все же Зербаган испугался, когда Поклеп протянул руку к посоху! – настаивала Зуби.

Сарданапал невозмутимо взглянул на нее.

– Возможно. У всех есть свои тараканы и свои скелеты в шкафу. Уважение к чужим тайнам – непременное условие сохранения собственных, – сказал он.

Зуби недоверчиво заморгала. Толстые стекла очков увеличивали ее грозные глаза с тяжелыми веками. Случись рядом сова, она застрелилась бы от зависти.

– Сарданапал! Я не верю своим ушам! Вы собираетесь с ним церемониться? С этим? – воскликнула она.

Академик покачал головой.

– Я не намерен лезть в его тайны. Вражда обязана быть великодушной хотя бы потому, что от дружбы великодушия редко когда дождешься. Никто не царапает тебя так больно, как друг. Хотя сам же потом прибежит замазывать зеленкой.

– Чушь! Я не верю в ненависть в белых перчатках. Если уж ненавидеть… так ненавидеть! Чтоб клочья летели! – сказала Зуби с негодованием.

– Видишь, Зуби, какие мы с тобой разные. А я вот вообще не верю в продуктивность такого чувства, как ненависть, – отвечал Сарданапал.