— Ну да ничего, — пробормотал Дедушка. — Утро вечера мудренее.
И вскоре он уже похрапывал.
А Кривуля сидел в сундуке, прильнув к замочной скважине. Это был самый длинный вечер в его жизни. Ему не терпелось вылезти из сундука и помочь ниссе просверлить дырки в рождественских флейтах. Он увидел, ЧТО ИМЕННО забыли сделать гномы, и чуть не выскочил из своего укрытия! Особенно ему хотелось утешить Гури-Малла. Весь остаток вечера он барахтался в шарфах, носках и свитерах и никак не мог дождаться, когда же ниссе отправятся спать.
Наконец все уснули!
Ещё некоторое время Кривуля прислушивался к звукам в доме, а потом стал рассматривать гостиную через замочную скважину. Тишина и покой — только на полу танцуют лунные зайчики.
Осторожно-преосторожно приоткрыл Кривуля крышку сундука. Откуда-то сверху раздавался храп Папы Ниссе, да ещё вскрикивал во сне кто-то из малышей.
У камина заворочался Дедушка Храп, но похрапывать не перестал — Кривуля понял, что он не проснулся. Наконец тролль решился откинуть крышку и вылезти из сундука. Петли крышки противно заскрипели, и на подоконнике шевельнулся птенчик — но и он не проснулся.
Кривуля бесшумно выбрался из сундука и быстро подбежал к горе флейт. Он достал из кармана нож и принялся вырезать отверстия — одно за другим — по всей длине тростниковой палочки. Кривуля вспомнил о своём дедушке, который научил его делать флейты, и из глаз троллика выкатились две большие слезы. Дедушка всегда был так добр с ним! Уж он-то никогда не отдач бы его Лешему!
Вскоре флейта была готова, а потом ещё одна, а потом ещё одна… Кривуля не умел считать, но зато видел, как у его ног растёт горка готовых флейт, которые теперь умели петь. Он работал с таким рвением и усердием, что не чувствовал усталости.
Он представлял, как обрадуются утром ниссе… Кривуле очень хотелось самому сыграть на одной из флейт, но он боялся разбудить семью Петтера.
И вдруг он услышал, как наверху заворочался Малютка Ульв и прошептал:
— Гури-Малла, Гури-Малла, проснись! Уже скоро утро!
Кривуля так испугался, что выронил из рук и нож, и флейту и пулей бросился к сундуку. Быстро перелез через стенку и захлопнул крышку. Спрятался!
В тот же миг в чердачном проёме показалась голова Малютки Ульва.
— Что это? — воскликнул он.
Рядом с ним тут же очутилась Гури-Малла, а вскоре к ним присоединились Петтер Смышлёныш, Папа Ниссе, Мама Ниссе, а под конец и Сювер-Соня.
Только Бабушка и Дедушка по-прежнему похрапывали у камина.
— Мне послышался какой-то стук! — кричал Малютка Ульв.
— И мне! — вторила ему Гури-Малла.
— Может быть, это хлопнуло окно? — предположил Папа Ниссе.
— На улице-то совсем тихо! — возразила ему Мама.
— В доме привидение! — ещё громче заверещал Малютка Ульв.
Все поспешили вниз. Гури-Малла спустилась по верёвке, остальные кубарем скатились по лестнице. Когда все фонари и свечи были зажжены, Петтер Смышлёныш ошарашенно воскликнул:
— А это что такое? Кто тут был?
Ниссе проследили за его взглядом: гора флейт на полу таинственным образом переместилась в сторону! Сама по себе!
Но и это ещё не всё. Рядом с флейтами выросла маленькая кучка опилок!
Ульв наклонился и поднял что-то с пола:
— Смотрите-ка, нож!
Все принялись разглядывать незнакомый нож.
— Привидения уж точно не ходят с ножами! — уверенно сказал Сювер-Соня.
Папа Ниссе взял нож, внимательно рассмотрел его со всех сторон и с сомнением покачал головой:
— Это не нож ниссе! — Он начал ходить кругами вокруг горы флейт.
В этом переполохе никто даже и не заметил, что Петтер Смышлёныш вдруг притих. Он начинал догадываться о том, что здесь произошло!
— Смотрите! — сказала Гури-Малла. — У флейт появились глаза и рты.
Она взяла одну флейту и дунула в неё. Послышался высокий ясный звук.
Все так обрадовались, что начали прыгать и плясать. Но затем ниссе внезапно остановились и удивлённо посмотрели — сначала друг на друга, а потом на флейты с глазами и ртами.
— Мне кажется, — важно предположил Папа Ниссе, — что у нас в доме завёлся мюск!
— Мюск? — дружно переспросили его остальные члены семьи. — А что это такое?
— Невидимый помощник.
— И он сидел тут всю ночь и вырезал у флейт глазки и ротики? — недоверчиво спросил Малютка Ульв.
— Сегодня ночью я обязательно его дождусь, — решительно заявил Сювер-Соня. — Я даже спать не буду.
— И я, — поддержала его Гури-Малла.
— И я, — неуверенно пробормотал Малютка Ульв.
— Но ведь Папа сказал, что он невидим, — попробовал отговорить их Петтер.
— Ну и что? Я всё равно его увижу! — заявил Сювер-Соня.
«Я должен предупредить Кривулю», — подумал Петтер.
5
В тот день они мастерили тряпичных куколок и вязали для них красные шапочки, шарфы и варежки. Флейты так и остались лежать горкой на полу, потому что ночью все собирались сидеть в гостиной и ждать появления таинственного помощника. Гномы так увлеклись, что опять забыли пойти побросаться снежками, покататься на Гордеце и поиграть в салочки с Два и Три.
Вечером они пекли вкусное печенье — так всегда делают в Норвегии перед Рождеством. Все ниссе надели красные переднички с вышитыми белыми поросятами, Мама насыпала на стол муку и выделила малышам по кусочку теста.
Наконец совсем стемнело, на небе одна за другой стали зажигаться яркие звёзды.
— До ночи ещё далеко? — с нетерпением спросила Гури-Малла.
— Ты устала? — удивилась Мама.
— Нет, что ты, просто мне очень хочется увидеть нашего невидимого помощника.
— Так ты же сама говоришь, что он невидим, — быстро сказал Петтер.
— Да, я знаю, но всё равно хочу его увидеть.
— Но нож-то его мы увидели и глазки и ротики у флейт, — возразил Сювер-Соня. — Так что мы, по крайней мере, услышим, как он вырезает дырки в тростниковых палках!
— А у других ниссе тоже есть свои мюски? — спросил Малютка Ульв.
— Я думаю, они есть у всех, — авторитетно сказал Сювер-Соня. — Иначе как бы нам удавалось сделать так много подарков для человеческих детёнышей?
— Я рассказала маленьким троллям, что у нас завелось привидение, — вдруг объявила Гури-Малла.
Петтер Смышлёныш в ужасе на неё вытаращился.
— И Фюкомфей спросил, не зовут ли наше привидение Кривулей, — смеясь, продолжила Гури-Малла.
Петтер вздрогнул.
— Кривуля? — переспросил Малютка Ульв. — Ну и имя! — И он тоже засмеялся.
Тут в комнате раздался странный звук.
Ниссе огляделись, но ничего странного не заметили и вскоре вновь занялись печеньем.
— У привидений вообще не бывает имён, — продолжил разговор Сювер-Соня и положил печенье на противень.
— Нет его и у мюсков, — быстро добавил Петтер.
— Давайте сами придумаем ему имя! — весело воскликнула Гури-Малла.
— Да, давайте назовём его Кривулей, — предложил Сювер-Соня.
— Кривуля, ты где? — И с этими словами Сювер-Соня повернулся к сундуку.
Ответом ему был придушенный звук, как будто кто-то хотел что-то сказать и не мог.
— Вот видите, — бросился к Маме Сювер. — Мюск отозвался на своё имя!
Мама Ниссе засмеялась:
— Какой же ты ещё у меня глупенький! У невидимых существ нет имён, а если бы даже и были, они не умеют говорить.
— Ты не веришь? — обиделся Сювер и вновь позвал: — Кривуля!
Все затаили дыхание, но на этот раз в комнате не раздалось ни звука.
Кривуля сидел в сундуке, боясь пошевелиться и плотно сжав губы, чтобы случайно не отозваться. Подумать только, ниссе сами его зовут! Вроде бы они не сердятся. Через замочную скважину ему было видно, как они стоят у стола, закатав рукава, обсыпанные белой мукой. От запаха свежеиспечённого печенья в носу у Кривули защекотало.
Поленья в камине уютно потрескивали, в комнате было тепло. Кривуля видел, как Мама Ниссе достаёт из печи противни, Бабушка-старушка посыпает печенье сахарной пудрой, Папа Ниссе смазывает противни маслом, а Дедушка Храп подкладывает в огонь дрова. Все были заняты делом и радовались наступающему Рождеству.
Как же Кривуле хотелось к ним присоединиться!
Он тяжело вздохнул. У него дома не было ни камина, ни печи, ни поленьев. Не было ничего — ни сундука, ни кресла-качалки, ни коровьего хвоста на стене, ни фонариков на полке, ни стола, ни стульев.
Была только охапка мха и пожелтевшей травы на полу, где все и спали. Из-за места на этой постели постоянно происходили драки и ссоры, и почему-то на голом полу всегда приходилось спать Кривуле! Еду ему никто не готовил. Когда подземные жители хотели есть, они шли на промысел и добывали кто что мог — яйца лесных птиц, молоко или хлеб, которые ночью воровали в усадьбах ниссе.