— Но…
— Марк Аврелий!
И они вышли в ночь.
Рассвет застал их прижавшимися друг к другу под столом в саду, на котором стояла клетка с кроликом. Остаток ночи они провели в свинарнике, и Марк Аврелий при этом зализывал синяки, поскольку сын наступил на него. «Хороший папочка!» — проревел Магнус и, ринувшись к нему с ласками, придавил своего близорукого отца большими лапами.
Оба, мать и отец, к довершению всего дрожали от холода, а также от страха, так как эта часть сада была им сравнительно незнакома. В предрассветном тумане им всюду чудились странные фигуры.
И тут утренний ветер донёс до них жалобный крик из свинарника — последняя патентованная пилюля Пеннифедера была съедена.
— Мамочка, ещё! — вопил Магнус. — Ещё! Ещё!
— Вперёд, Маркуша, — сурово скомандовала Маделин и начала взбираться по ножке стола наверх, туда, где стояла клетка.
Глава пятая
ДЯДЮШКА РОЛАНД
Кролик был из крупных. Весь белый, с очень длинными мягкими ушами, которые лежали на полу клетки под прямым углом к голове. И эти распластанные уши в сочетании с неподвижным взглядом ярко-красных глаз придавали животному весьма странный вид.
Сердечко у Маделин бешено забилось. Она оглянулась, ища поддержки, но не найдя, заглянула за край стола. Марк всё ещё оставался на земле и, судя по тому, как он топтался на месте, очень нервничал. И в самом деле, уже полностью рассвело, и это было совсем не то время, когда мышам полагается в открытую гулять по саду, полному опасностей.
Хотя крики «ещё!», нёсшиеся из свинарника, прекратились, они всё ещё звучали в ушах у Маделин, и она не задумывалась о собственной безопасности.
— Марк Аврелий! — позвала она резким тоном. — Немедленно поднимайся сюда! — И она повернулась к кролику.
Под взглядом этих немигающих красных глаз в голове у неё промелькнуло несколько возможных подходов к этому животному. Можно угрожать ему. Но чем? Можно улещивать, упрашивать, встать на коленки и умолять. Но для этого она была слишком горда. Можно, конечно, совершить налёт на клетку, проскользнуть внутрь, схватить корм и броситься наутёк, увернувшись от этого большого животного, если оно проявит агрессивность. Но тогда придётся проделать это сотню раз, чтобы насытить Магнуса.
Наконец выражение кроличьих глаз позволило ей решиться на откровенное объяснение. Выражение красных глаз было несомненно дружелюбным.
— Послушайте, мистер или миссис, — проговорила она просто и твёрдо. — Мы в беде. — В эту минуту рядом с ней наконец возник Марк Аврелий. Карабкаясь по ножке стола, он успел стукнуться головой о нависающий край, не заметив его, и теперь с ошарашенным видом глядел на клетку, на сей раз не в силах произнести ни слова.
Кролик прискакал поближе к сетке. Вблизи обе мыши увидели, что физиономия у него добродушная.
— Мне жаль, что дела у вас обстоят неважно, — произнёс он низким голосом. — И безусловно, мистер. Имя — Роланд. Ну и что вас гложет?
Марк Аврелий смущённо хихикнул.
— Ничто, вернее, никто, сэр, — ответил он. — Во всяком случае в данный момент. Хотя принимая во внимание количество возможных врагов, которые мечтают вонзить в нас зубы, когти, клювы…
— Помолчи, Маркуша! — сердито оборвала его Маделин. — Во имя чеддера, помолчи, пока я не вонзила в тебя зубы! — Она опять повернулась к кролику. — Послушайте, мистер Роланд. Я вам прямо скажу, без утайки. Наш сынок голодный, нам нечем его кормить. Не уделите ли малость вашего корма? А мы уж так будем вам благодарны.
— Голодный ребёнок! — мягким тоном произнёс Роланд, и глаза у него заблестели. — Бедный малыш! Разумеется, я буду счастлив помочь, мне дают гораздо больше, чем я могу съесть. Пожалуйста, заходите, миссис…
— Маделин.
— Очаровательное имя. Прошу вас, входите, угощайтесь. И ваш муж, конечно, тоже. Мистер?..
— Меня зовут Марк Аврелий. Могу ли я сказать от имени моей дорогой жены и от своего имени, как безмерно мы благодарны вам…
— Заткнись! — в бешенстве крикнула Маделин.
Такие слова редко употребляются в семейных разговорах мышей, поэтому оно заставило словоохотливого Марка немедленно умолкнуть и поджать губы.
Розовый нос Роланда непроизвольно задёргался, и он произнёс успокаивающим тоном:
— Почему бы не сходить за малышом, а потом мы все позавтракаем вместе. Что вы на это скажете?
Маделин покосилась на мужа и увидела, что он дуется. Она хотела было послать его за Магнусом, но здравый смысл возобладал. Вполне вероятно, он пустился бы в долгие рассуждения, в десять раз больше неё потратил бы времени на поход и со своим слабым зрением угодил бы в какую-нибудь передрягу. И кроме того, она испытывала неловкость от того, что была невежлива с мужем при незнакомце.
— Ты пролезай в клетку, а я быстренько, Маркуша, — сказала она и, соскользнув по ножке стола, опрометью помчалась в сторону свинарника. При этом она закрутила свой длинный хвост спиралью, чтобы удерживать равновесие среди цепкой травы, росшей под сливами.
— Какой вы счастливец — иметь такую энергичную жену, — сказал Роланд. — А вот я так и не вступал в брак.
— У брака есть свои плюсы и минусы, — заметил Марк.
— Не сомневаюсь. Но зато дети… беспредельная благодать, как я себе представляю.
— Нередко они большое испытание, — отозвался Марк. — Очень большое. — Он помолчал. — Именно, очень большое.
— Вы меня удивляете. Сам я родился в весьма многочисленном семействе. Как я представляю себе, где-то у меня имеется множество племянников и племянниц. Мне всегда хотелось услышать обращение дядя Роланд.
— Полагаю, Магнус доставит вам такое удовольствие.
— Магнус?
— Мой сын. Скорее всего, с этим он справится. Он способен связать как раз два слова, — с горечью объяснил Марк.
— Славный малыш! Жду не дождусь, когда его увижу! Входите же, приступайте.
Только Марк хотел сказать, что слово «малыш» к его сыну никоим образом не применимо, как вдруг сообразил, что Магнус не сможет протиснуться в ячейки проволочной сетки, куда сам он проскользнул с лёгкостью. В этот момент послышалось царапанье когтей и показалась Маделин. Её чёрные глазки чуть не выскакивали из орбит.
— Ох, Маркуша, Маркуша, — с отчаянием прокричала она. — Он запропал!
— Пропал, — поправил Марк.
— А я что говорю? Нечего повторять. В свинарнике пусто. Куда ж он делся?
Марк Аврелий больше всего любил именно такие вопросы, на которые требовался целый ряд точных, тщательно продуманных ответов. Он с задумчивым видом поднял голову от кроличьей кормушки.
— Прикинем, — сказал он. — а) Он мог отправиться в дом искать нас. Но тогда единственный способ для него войти — это через кошачий лаз. В таком случае могут возникнуть осложнения, б) Он мог избрать тот путь, о котором я говорил тебе вчера, то есть эмиграция. На ферму напротив, например, или ещё куда-нибудь, в) Возможно, он бродит по саду в поисках пищи. Не говоря уже о «г».
— Что ты хочешь сказать? Что за «г»?
— Мужайся, Мадди. Я бы с радостью пощадил твои чувства, если бы мог. Однако четвёртая вероятность состоит в том, что его могли утащить.
— Утащить?
— Да, какое-нибудь плотоядное животное. Буква «г» обозначает «гибель», — завершил Марк Аврелий отрывистым тоном и снова принялся за еду.
Вид у Маделин был такой удручённый, что у добросердечного Роланда опять заблестели глаза.
— Забирайтесь внутрь, Маделин, — произнёс он своим густым голосом. — Заходите, поешьте, и вы почувствуете себя лучше. Уверен, что с вашим Магнусом ничего не случилось. Он, вероятно, в полной безопасности, сидит себе в норке.
— Тогда норка должна быть кроличьей, — пробурчал Марк с полным ртом.
— Не понимаю.
— Он довольно… большой, — ответила Маделин.
— Вы говорили, он ещё ребёнок.
— Ну да, ему всего три месяца, но, понимаете, он растёт очень быстро.
— Вы хотите сказать, что он больше обыкновенной мыши?
— Да, — ответила Маделин, — гораздо больше. По правде сказать…
— Да?
Маделин ответила не сразу. Что-то внутри неё сопротивлялось, ей не хотелось продолжать, но другая её половина кричала: «Давай! Признайся! Скажи вслух при постороннем, тебе полегчает!»
Она глубоко вздохнула.
— По правде сказать, — ответила она, — Магнус — великан.
Впоследствии Маделин не могла вспомнить, какой реакции она ждала после такого признания. Недоверия? Или жалости? Или отвращения? И уж в любом случае не того чудовищного грохота, который устроил кролик, забарабанив задними лапами по деревянному полу клетки, отчего Марк Аврелий взвился в воздух, как будто его подбросило с трамплина.
— Великан! — завопил Роланд. — Совершенно великолепно!
— Великолепно?
— Да, да, разумеется! Гигантизм, у кроликов по крайней мере, считается в высшей степени почётным. Ну как же, одна из наших старейших и наиболее уважаемых пород фламандский великан. Я сам — результат сочетания двух пород великанов: мой отец из лопов, а мать — новозеландская белая. О дорогая моя Маделин, как вы, должно быть, гордитесь им!