– Там, где нас нет, тоже должно быть хорошо, – говорила оруженоска. – На чистоту и гость слетается, и сдавать можно...
Самым интересным моментом в том процессе стала чистка антресолей. Барон Николай не разбирал их лет десять, не меньше – то руки не доходили, то ноги не доставали. И вот, наконец, рыцарь и оруженоска отворили форточки, закатали рукава и принялись за очередной пыльный подвиг.
– О, сколько нам открытий чудных готовит эта антресоль, – декламировал по памяти барон Николай, подавая сверху всяческое барахло.
Здесь были клюшки, удочки, древние настольные игры типа костей и домино, коробки с елочными шарами и украшениями, неиспользованные хлопушки и бенгальские огни, тубус с рулоном старых календарей вперемешку с чертежами каких-то подземных ходов, санки и годные только для езды по паркету счеты.
Помимо всей этой всячины, выудили из пыльных закромов корзину, до верху забитую старыми детскими рукавичками. Все они были непарные, ветхие, поеденные молью, перепачканные и выцветшие. Донья Маня подивилась находке и посмотрела на рыцаря с подозрением.
– Ты же говорил, что у тебя нет перчаток!
– Нашлись? – удивился и барон Николай. – Я уж думал, что они давно канули.
Донья Маня нахмурилась. Что-то нехорошее прошло через ее лицо.
– Откуда это у тебя? – спросила она.
Барон Николай смутился, – он всегда смущался, если его обвиняли в чем-то незаслуженно, зато от заслуженных обвинений отнекивался на самом голубом глазу, комар носа не подточит.
– Нет, не подумай чего... – забубнил он. – Сейчас объясню. Понимаешь, у меня не было денег на перчатки, а подонков кругом развелось столько, что хоть каждый день новую пару раскидывай. Вот я и стал подбирать на улицах потерянные детьми варежки. Впрок, так сказать. А то, что они детские, – так мне не носить же: главное, что ритуал соблюден. Думаю: наберу побольше, а потом буду кидаться ими в рожи всякой сволочи, чтобы... Ну, ты поняла. А когда набрал, запропостил куда-то эту корзину, так и не нашел потом. Да этим рукавицам сто лет в обед. Впрочем, может быть, пригодятся еще?
– Не смей, – оруженоска шлепнула рыцаря по руке, которой он полез, было, в коробку. – Не трогай. Их надо немедленно выбросить.
– Почему?
– Подбирать потерянные рукавицы – плохая примета. Моя бабушка говорила, что таким образом ты принимаешь вызов чужой судьбы. А судеб тут, – она помешала рукой разноцветный ворох, – немало, прямо скажем.
Приметы начинают действовать в тот момент, когда мы узнаем об их существовании. Как говориться, не тронь лиха, – проживешь тихо.
На следующий день донья Маня пошла в свою школу по каким-то там несрочным летним делам и вернулась заплаканная. В ответ на расспросы барона Николая она протянула ему газету «Ночной Анахронезм» и обвела мокрым от слез пальцем заметку «Ужасы культуры».
«Странные дела происходят по вечерам в нашем Парке Культуры имени Гонзика и Маржинки, – рассказывала заметка. – В тихих аллеях завелось таинственное чудовище, по всем приметам напоминающее сухоходящую рыбу Вылиз. Чудовищные биологи комментируют: это существо заморского происхождения и в наших краях не водится. Те же ученые утверждают, что оно крайне опасно для жизни: нападает без предупреждения, набрасывается из-за угла, слизывает с человека одежду, обувь, волосяной покров и татуировки, а может и вообще зализать до смерти. Положение усугубляется тем, что в Парке Культуры находится знаменитый пряничный Дворец Творчества Юных Бюргеров (ДТЮБ), и, стало быть, прогуливаются в столь опасном месте в основном несовершеннолетние дети. Уже четверо юных бюргеров пострадало от нападения якобы не существующего в наших широтах монстра, и лишь то обстоятельство, что сейчас каникулы, не позволяет принять критической ситуации массовый характер. Доколе нам терпеть такой ужас? Неужто в нашем славном городе перевелись рыцари и некому защитить бедных детей? Неужели мы отдадим их на растерзание заморскому чудищу!?»
– Жаль, – сказал на это барон Николай.
Он понял, почему плачет донья Маня: это был дворец, где занимались дети из ее школы, возможно даже, что и среди пострадавших были ее ученики. Впрочем, если бы это были другие дети, она все равно бы приняла это сообщение близко к сердцу. Но в данном случае рыцарь не чем не мог помочь ни ей, ни детям, он мог только выразить сочувствие и принести соболезнования. А поскольку пафоса он не любил, то он и сказал лишь: «Жаль».
– Что жаль? – не поняла оруженоска.
– Жаль, что я рыбу не переношу, а то бы я взялся за этот подвиг.
– Подвиг? – оруженоска вытерла слезы и оживилась. – А это идея... Как же я сама не додумалась...
– Постой, – испугался такой оживленности рыцарь, – ты не поняла: я действительно не переношу рыбу.
Но донья Маня уже развязывала надетый на барона Николая фартук и стаскивала с его рук резиновые хозяйственные краги.
– Как это не переносишь? – спросила она походя, разыскивая чехол с рыцарским оружием.
– А разве я тебе не говорил? – занервничал рыцарь. – Совершенно не переношу даже запаха, терпеть ее не могу. И не ем ее никогда.
– А тебя есть ее никто не заставляет, – сказала оруженоска. – И нос можно ваткой заткнуть, если уж на то пошло.
– Но как же... как же без летних доспехов?
– Ничего, один подвиг можно и без доспехов совершить: еще и ценнее получится.
И барон Николай понял, что дело решенное и обжалованию не подлежит.
Поскольку Парк Культуры располагался совсем неподалеку от рыцарского замка, решили пойти пешком. Рыцарь все-таки напялил на себя зимние доспехи (чтобы чудовище не слизало чего-нибудь жизненно важного) и теперь маялся от жары и стеснения в движениях.
– Постой, помедленнее, – ворчливо одергивал он вырывавшуюся вперед оруженоску. – Я не могу так быстро... Нет, ну кто ж это совершает подвиги летом! Ну какие летом подвиги? Я вообще летом не могу о делах думать.
– А ты не думай, ты действуй, чего тут думать!
– Летом надо отдыхать, а не действовать. Небось, все рыцари в отпусках, все нормальные герои разъехались по пансионатам, по домам отдыха, один только я пыхчу, как нанятый.
– Отдыхать надо активно, – ехидничала донья Маня. – Лучший отдых – перемена подвига.
Но подойти к воротам им не удалось. Кордон из десяти вооруженных всадников загородил дорогу, – в парк никого не впускали. Небольшая, но шумная толпа зевак гудела вокруг всадников и создавала нервозную обстановку.
– В чем дело? – рыцарь остановился, снял шлем, вытер с лица преждевременный пот.
Оруженоска, не выпуская из рук оружие, отправилась в народную гущу выяснить, что же происходит.
– Поздравляю, – сказала она, вернувшись, – ты оказался не единственным рыцарем, который пыхтит, как нанятый, а не поправляет здоровье в пансионате.
– Опередили? – с облегчением спросил барон Николай.
– Да, – кивнула донья Маня, – с минуты на минуту сюда для сражения подъедет известный в свете доблестный рыцарь Дон Капитон. Он-то и будет побеждать рыбу. Уже все готово к сражению – и масло привезли, и панировочные сухари.
– Подъедет? – убедившись, что сражаться не придется, рыцарь решил поупорствовать. Он поставил шлем на мостовую и расшнуровал кожаный воротник. – Постой, но мы же прибыли раньше него. Почему же ему такие привилегии?
– Вот это его вассалы, – оруженоска показала на всадников, – они все приготовили и застолбили место. Ты бы еще дольше наколенники застегивал!
Барон Николай как-то неудовлетворенно мотнул головой. В этот момент с противоположной стороны улицы к воротам подъехала и остановилась пышно раскрашенная карета с двумя кучерами, запряженная тройкой отборных лошадей. Из нее вышел красавец-мужчина, одетый просто, но дорого: кудрявый парик, черные лосины, ботфорты на платформе и шикарный крестоносский дождевик. Барон Николай машинально перевел глаза на свои нечищеные с ранней весны сапожищи и подумал, что конкуренции с этим типом ему не выдержать. Народ завопил от радости, находившиеся в толпе женщины (их было большинство) метнули в прибывшего залп разноцветных букетиков. Дон Капитон раскланялся, бросил в толпу несколько воздушных поцелуев, поправил висевший на бедре меч и без лишних церемоний пешком отправился в Парк Культуры. Трое всадников преданно проследовали за ним.
– Ну ладно, пойдем! – Барон Николай одернул оруженоску, которая уж слишком увлеченно уставилась на не своего рыцаря. – Об остальном узнаем из новостей.
И он сгрузил на нее сверх оружия еще и бесполезный теперь шлем.
Какой-то неприятный осадок остался на душе барона Николая после этого неудачного марш-броска. Как будто он дал осечку, как будто у него что-то перехватили и принизили его рыцарское достоинство, как будто отняли у него кусочек славы и полкоролевства в придачу. Впрочем, зачем ему слава и полкоролевства? У него и так есть все, что нужно рыцарю: оруженоска, конь, крыша над головой. А летние доспехи – дело наживное. И все же что-то не давало ему покоя. На следующее утро он даже не включил чудо-ящик и не стал слушать радио. Только выйдя из ванной и увидав, как донья Маня читает газету, он с деланным равнодушием спросил: