Достал он меч из ножен, показал Кресу, и говорит:

— Был этот меч лучшим в наших краях, да и в других мало подобных найдётся. Железо рубил, людей пополам разваливал. А уж в руке лежал как влитой. Только испортил его кто-то. С тех пор потускнел он да затупился. Не рубит совсем. Как я его ни точил, как ни чистил — ничего не помогает. Снял бы ты с него порчу. А я уж в долгу не останусь. Расплачусь по-божески.

А меч его на Кресов как родной брат похож. Вернее, как отец на сына. Только, правда, тусклый какой-то. Видно, что душа его тяготится чем-то. Но Кресу откликается, и как к родному льнёт. О свободе просит. А тут картины у Креса в голове сложились, будто едет хозяин меча по зимнему лесу, а навстречу ему разбойники. Да стали они биться. Многих меч посёк, только не уберёг хозяина, друга своего, ибо слишком много разбойников было. Близко подойти меч им не дал, так они из луков стрелами бить стали да топоры кидать. Так и убили хозяина, а меч с тех пор в полон попал к главарю разбойному. Да служить ему не хочет. Тому же пользоваться мечом боязно, а выбросить жалко. Продать же, сколько пробовал, никак не получается. Кому нужен меч, которым только яблоки резать, ибо ни на что другое он не годен. Понял Крес, что меч этот батюшкой его сделан, а разбойники те самые, что отца его убили.

— Что ж, — говорит Крес, — давай сниму. Нет в том ничего сложного. Только чем платить будешь?

— Сказал же ведь — по-божески, — усмехнулся разбойничий старшой. — Значит, жизнь тебе подарю. Живым отсюда уйдёшь, значит. Разве есть что дороже жизни?

Взял Крес меч в руки. Погладил его: «Здравствуй, родной!» Засиял меч светом ярким: «Здрав будь! Сын друга моего, что жизнь мне дал да уму-разуму выучил! Будем теперь с тобой дружить! А для начала размечем эту погань, что вокруг нас столпилась, да за батюшку твоего отомстим!» «Будь по сему!» — улыбнулся Крес.

— Готово, — сказал он разбойнику. — На ком пробовать будем?

— Что значит — на ком? — не понял разбойник.

— Ты мне за него жизнь обещал, только я с такими друзьями и так отсюда своими ногами уйду, а раз жизнь уже обещана, значит, забрать её надо. Так я твою и заберу.

— Это с какими же друзьями? — не понял разбойник.

— А вот с этими!

И второй меч, самим Кресом сделанный, будто сам в руку прыгнул! Взвихрились мечи вихрем, железом сверкающим. И слетела голова с плеч разбойничьих. А следом ещё несколько, тех, кто отскочить не успел. Бросились оставшиеся разбойники на Креса, да подойти не смогли — из-за вихря железного, что тела и доспехи их сёк как масло мягкое. Стали они стрелами бить да топорами кидаться, но ещё сильнее взвихрились мечи Кресовы. Ни одна стрела в него не попала, ни один топор не пролетел. Вихрь же взвыл вьюгою зимнею, что в тоску вводит да душу вынает. И глянула на разбойников сама Мара-Смерть! Испугались они и наутёк кинулись, да только недалеко убежали. Кто в болото со страху рухнул, кто об пень голову с маху разбил, кого духи лесные в дебри завели, где они с голоду и сгинули, а иные в реке под корягою упокоились. Ибо нет спасенья тем, кому Мара не в глаза, а в душу посмотрит.

Отёр Крес мечи от крови подлой. Поблагодарил их, что врагу не выдали, да и зашагал своей дорогой.

Долго ли, коротко ли шёл, а дошёл до истока реки. И Дуб древний увидел, и Родник целебный под ним. А рядом двор широкий да терем высокий.

Подошёл Крес к тыну крепкому. Постучал в ворота дубовые. Вышел к нему дед, да не старый совсем, а крепкий да могучий. А почему дед? Да потому, что мудрость в глазах его виделась. Да такая, что будто Земля и Небо его глазами смотрят, и весь Род древний через него Мир правит. Не умей Крес Природу понимать, и не увидел бы того. Лишь мужика, косая сажень в плечах, узрел бы.

— Здравствуй, кузнец! — приветствовал его встретивший.

— И ты здрав будь! Откуда знаешь меня? Не виделись мы с тобой ни разу.

— Дочки мне про тебя сказывали, и ликом ты на батюшку своего похож. Проходи в дом. Негоже через порог говорить. Порог ход в дом хранит. От лихого оберегает. Потому говорить через него — за лихого тебя принимать. А ты гость.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Прошёл Крес в дом. Усадил его хозяин за стол. Хозяйка снеди принесла, на столе расставила:

— Как звать-величать тебя, дедушка?

— Много имён у меня. В каждом Мире по-своему зовут. А ты так Дедом и кличь. Вижу я, выполнил ты заказ дочки моей старшей. Да так, что мало кому такое удастся.

— Да какое там? Меч, он и меч. Вот сижу перед тобой, а у самого поджилки дрожат — вдруг не пройдёт он испытания?

— Прошёл он его уже, когда разбойникам тебя не выдал. С братом своим в другую руку к тебе прыгнул, а не в ножнах отлёживался. Друга, его породившего, от лиха и бесчестья прикрыл. Так что выбирай себе плату, Крес-мастер. Хочешь злата да серебра? Хочешь каменьев самоцветных, али даров лесных? Али вещицу какую волшебную? Что хочешь проси!

Удивился Крес, даже не сразу заметил, что мастером Дед его назвал. Но задумался крепко, а потом и говорит:

— Не то ты мне, Дед, предлагаешь. Нельзя друга, жизнь спасшего, за злато да каменья продавать. Лучше уму-разуму научи да покажи, как Мир весь целиком видеть. Чтоб не кусочками знать его в деле своём, а дело своё в большом Мире зреть!

— Эко замахнулся ты, Крес-мастер! А сдюжишь ли ты знание такое? Силён ты силой земной! Умел в деле своём! Сердцем горяч! Духом крепок! Делами прав! Да вот беда, душа твоя до конца ещё не созрела. Слабенький её росточек в Мире нашем. Три семилетия с рождения твоего минуть должно, чтобы окрепла она. Иначе сломаешь её! Сгинет она под тяжестью знания такого. До срока этого тебе совсем немного осталось, так подготовиться надо, ибо груз знания сего ты сам на себя взвалить должен. Я лишь покажу, где лежит оно, да как взять его сподручнее.

Усомнился Крес в силе своей. А вдруг вообще не сдюжит тяжести Знания такого? Может, вовсе отказаться? Что ему, без него плохо живётся? Да нет, трудно отказаться, ибо без этого не постигнет он мастерства в полной мере. А стоит ли что-то делать, не постигая смысла дела своего? Так только рабы думать могут, потому что работу им хозяин даёт, значит, хозяин за их работу и в ответе. А вольному человеку обязательно понимать надо, что для чего он делает и к чему оно привести может.

Тут дверь распахнулась, и в горницу Вера вошла, да не девчонка мелкая, а девушка уже:

— Здравствуй, Крес-мастер! Рада я видеть тебя в доме нашем! Смотри, с ножиком твоим до сих пор не расстаюсь! Уж больно удобен он получился!

— И ты здравствуй, Вера! Рад я, что по нраву тебе моё изделие! — улыбнулся Крес, а сам вспомнил, как он, тогда ещё не зная ничего, сомневался в способностях своих. И как Вера вселила в него что-то светлое, что помогло ему с делом справиться! Этот свет опять в нём с её приходом проявился. Только сильнее, ибо тот первый никуда не делся, просто после прихода Надежды он поддерживать стал, а Любовь ему другие, радостные свойства придала. Этот же на тот, старый, добавился и как бы новый круг начал, только был тот круг не в пример больше и светлее прежнего!

— Правильно думаешь! — сказал Дед. — Не просты дочки мои! Ещё не раз придут они к тебе в новых делах твоих, каждая в свой черёд.

Отпали у Креса все сомнения:

— Хорошо, Дед! Давай готовиться Знание принять!

Что уж там у них дальше было, мне мелкому знать не положено. Только вернулся Крес в кузню свою Креславом-ведуном. Так его люди и звали потом, ибо ведал он то, что другим неведомо! Видел то, что другим невидимо! Говорил людям не то, что они услышать хотели, а то, что нужно им. За что многие не любили его, да колдуном за глаза кликали.

Сказка 3. Два камня

Зачин Сказки

— С праздником, Лик!

— И тебя тоже.

— А чего такая невесёлая?

— Ты знаешь, что-то не нравятся мне в последние годы наши праздники.

— А чего так?

— Да какие-то они неестественные. Из них так и лезет либо пиар, либо бабло, либо казённые галочки. Нет того духа, который царил на праздниках раньше. Когда праздновали все и не было ни гостей, ни организаторов, ни ведущих, ни спонсоров. Все просто приходили — и веселились. Как-то сами собой образовывались игры и забавы. Кто-то что-то готовил, кто-то что-то рассказывал, пели песни, танцевали. И ведь пьяных на них практически не было… а сейчас, глянь вокруг… Кругом бутылки, скука в глазах, и ожидание, что их кто-то развеселит.