— Крокодилом.
— Вот я Крокодил и есть!
И бревно разинуло пасть и схватило бы Львёнка, если бы он не отпрыгнул в сторону.
— Ах ты так? — закричал Львёнок. — Кусаться?
Но Крокодил на него уже не глядел. Он грозил кому-то в темноту и кричал:
— Ну, я тебе покажу, старая калоша, про кого сколько петь! Вот погоди — поймаю — сразу узнаешь, про кого — и лежу, и гляжу, и на солнышко, а про кого — только плыву и ни капельки! Запомнишь Крокодила!
И он сполз к реке, и страшные крокодильи глаза, светясь изнутри недобрым светом, уплыли вниз по течению.
«Крокодил! Это же — Крокодил! — сообразил Львёнок. — А грозился он — Черепахе! Надо завтра сказать ей: „Не подходи к воде — я видел Крокодила!“»
И Львёнок, пригорюнившись, сел на песок и стал думать, почему этому зубастому бревну не понравилась их с Черепахой песня?
Глава третья, из которой мы узнаём, что носороги не глухи к искусству
Но побыть одному Львёнку не удалось. При свете звёзд он вдруг увидел что-то большое и тёмное.
Это большое и тёмное приближалось.
— О! Здравствуйте! — сказало большое и тёмное. — Я — Носорог!
— Хе-хе… — от неожиданности хехекнул Львёнок.
— Что вы сказали?
— Мы? — Львёнок оглянулся. — Мы… ничего.
— О, вы не думайте, что мы, носороги, глухие к искусству! Это бегемоты толстокожие, а мы… Вы так чудесно пели! Как вас зовут?
— Нас? — Львёнок снова оглянулся. — Я — Львёнок. Меня зовут Ррр-Мяу.
— Какое звучное имя!
— Я пел песню. Её сочинила Черепаха. Хе-хе…
— Что-что?
— Это так… От Крокодила осталось. В зубах завязло.
— От Крокодила? — Носорог оглянулся. — Завязло? А где Крокодил?
— Хвостик такой, ну… довесочек… — и Львёнок сам не понял, как у него снова выскочило: — Хе-хе…
— Вы съели Крокодила?
— Да нет, я…
— Боже мой! Такой молодой, почти ребёнок, а уже — съел Крокодила!
Носорог огляделся по сторонам.
— Нет-нет, это невозможно! Вы… вы… вы — герой!
— Я тут — один, — сказал Львёнок, оглядываясь и не понимая, кого Носорог назвал героем.
— Один, и съел Крокодила! Непостижимо! О, теперешние молодые Львы! Они покажут пожилым обезьянам, крысам, быкам и собакам! О! Это кошки с раздувающимися, как паруса, усами!
— Кошки? — чуть не поперхнулся Львёнок. — Хе-хе…
— О, не перебивайте меня! — Носорог встал на задние лапы. — Когда я услышал вашу песню, я так и понял: идёт победитель! Кто может встать рядом с маленьким Львом? О, только испытанный в боях Носорог!
— Вы?
— Я!
— А Черепаха поёт про вас в песне, — сказал Львёнок.
— Про меня? В песне? Немыслимо! Невероятно! Так не бывает! Про меня? В песне?
— Да.
— Так спойте же скорее! Теперь я понимаю, что не зря жил!
— Вот слушайте!
Львёнок сел на песок и запел:
Крокодил-дил-дил плывёт…
— Это — про Крокодила, которого вы съели.
— А дальше — про Носорога, — пояснил Львёнок.
— Пойте же, пойте!
— Носорог-рог… — начал было Львёнок, но вдруг забыл, что же делает Носорог. — Нет, не помню…
— О-о-о! Вспомните!
— Там сперва про Крокодила, а потом… про… Нет. Сперва про вас…
— Ну! Ну! Это будет единственным оправданием носорожьей жизни!
— Вы… Вы… — Львёнок даже зажмурился, чтобы лучше вспомнить. — Вы, кажется… идёте…
— О, всю жизнь! Иду и иду, иду и иду…
— Да, точно! Вот!.. Нет, не помню… Утром! Встретимся утром! У меня сейчас голова болит! А утром проснусь и вспомню!
И Львёнок убежал.
А Носорог, оставшись один, снова поднялся на задние ноги и, обратив печальные глаза к звёздам, произнёс:
— Про меня — в песне! Ты, говорит, идёшь! А ведь как верно: иду и иду, иду и иду… Немыслимо! Вот она сила искусства!
Глава четвёртая, в которой Крокодил съел песню, а Черепаха подумала, что Львёнок испугался и убежал
На следующее утро очень грустная Черепаха лежала на берегу реки, ждала Львёнка и сочиняла для него новую песню. Песня — не складывалась.
«Как же так? — думала Черепаха. — Вчера получилась такая замечательная песенка, а сегодня…»
У Черепахи очень болела голова, слова не шли, мысли путались, и от этого всего было почему-то грустно-грустно.
Лижет жёлтую волну
Голубой песок, —
подбирая слова, мурлыкала Черепаха.
Ей представилось, что вот неслышно подкрадывается Львёнок, кладёт ей на висок свою прохладную лапу, и лапа эта колышется у виска рыжей океанской волной.
Положи мне лапу, Львёнок,
Прямо на висок.
«Фу-ты! — чуть не плюнула Черепаха. — Что мне только в голову лезет!»
Какое-то предчувствие томило Черепаху. Но мелодия выходила такая грустная, и ей вдруг стало себя так жалко, что она закрыла глаза и, почти не думая о словах, стала петь дальше:
Голова болит, болит,
Рядом Львёночек стоит,
Как ладошкой океана,
Лапой шевелит…
А в это время из-за куста высунул голову Крокодил.
«Хе-хе! — подумал он. — Надо подкрасться, чтобы меня не заметили». — И пополз.
Голова болит, болит… —
пела Черепаха, не замечая Крокодила. И вдруг — услышала еле слышное хехекание:
— Хе-хе!..
— Это ты, Львёнок? — не открывая глаз, спросила Черепаха.
— Угу, — и Крокодил разинул страшную пасть.
— Ой! Что это? — только и успела вскрикнуть Черепаха, а Крокодил уже поглаживал себя лапой по животу и ласково говорил, подражая голосу Львёнка:
— Как ты себя чувствуешь, Большая Черепаха?
— Львёночек, где ты? Я ничего не вижу!
— Я здесь, здесь! — голосом Львёнка сказал Крокодил. И пробормотал: — Тута! Хе-хе.
— А почему я тебя не вижу? — Черепаха не могла понять, где она.
— А ты открой глаза, Черепаха!
— Открыла!
— Посмотри налево!
— Ничего не вижу!
— Посмотри направо! — а сам подумал: «Мне бы в цирке работать — с детства на разные голоса могу…»
И — засвистел соловьём.
— Темно здесь… Ты где, Львёночек?
— Будет, будет кричать-то! — Крокодил перестал свистеть. — Это я — Крокодил!
— А где Львёнок?
— Был. Убежал.
— За подмогой, — вслух подумала Черепаха.
— Что? Что ты сказала?
— Нет, я ничего…
— Тогда давай пой! Да чтоб не только плыву, хе-хе, а ещё и лежу, и бегаю, и черепах глотаю. Поняла? Всё-всё, чтоб со всех сторон, как положено!
— Для этого ты меня проглотил?
— Ага!
— Чтоб я тебе пела?
— Хе-хе…
— Не буду!
— Как это — не буду? Вот я Мартышку вчера проглотил, она мне на ночь сказку сказывала. Питончика как-то съел — очень ему понравилось. А ты: «Не буду!» Пой!
— У тебя что — ум за разум зашёл? — крикнула Черепаха. — Ты же меня съел!
— Не отпираюсь.
— Проглотил!
— Было дело, хе-хе. Я всех сперва глотаю, так удобнее.
— И хочешь, чтоб я тебе пела?
— Конечно! А чего же ещё? — сказал Крокодил. — Я буду лежать, а ты — петь.
— В животе?
— У меня очень хороший живот, просторный. Все хвалят, кого съел. Жить можно.
— Жить — можно, петь — нельзя!
— Ничего, хе-хе, запоёшь!
— Злодей!
— Чем это я тебе не угодил? — удивился Крокодил.
— Тарантул!
— Не ругайся — у меня живот заболит.
— А мне что до твоего живота? — закричала Черепаха.
— Как? Тебе же в нём сидеть!
— Ага! Сидеть? Сейчас поглядим. — И Черепаха запрыгала, и Крокодил зайцем запрыгал вместе с ней по песку.
— Будет! Будет! — кричал Крокодил. — Что я тебе мячик, что ли, — скакать?
— Выпусти меня! Слышишь, выпусти! — кричала, прыгая, Черепаха. — Сейчас Львёнок придёт!
— Вот и хорошо — в животе встретитесь!
— Не смей трогать Львёнка! — и Черепаха запрыгала ещё пуще.
— Ox! Ox! — стонал Крокодил.
— До вечера будешь прыгать! — кричала Черепаха.
— А я вот схвачусь за камушек!
— Не поможет!
И вдруг Крокодил закричал голосом Львёнка:
— Эй! Крокодил! Ты чего это прыгаешь?
— Львёночек! Хе-хе… Это со мной такая болезнь сделалась.
— Львёнок! — крикнула Черепаха. — Бей его! Бей! Он меня съел!