– О, повелитель вселенной, прежде чем стать вашей женой, прошу вас выполнить мое заветное желание. Пусть в честь праздника сегодня ни один человек в вашей стране не терпит мук и страданий, пусть никто слез не льет, пусть всем беднякам долги простят, а всех заключенных из зиндана освободят.

Шах подумал, подумал – и отдал приказ.

– Во-вторых, – говорит Карасоч-пэри, – уже сколько сотен лет простые люди не могут войти в шахский дворец. Пусть хоть во время свадебного пира двери вашего дворца будут открыты для всех бедняков и для нищих.

Шах и на это согласился.

– Теперь, последняя просьба, – говорит Карасоч-пэри. – Хоть я никогда и не дотрагивалась до руки мужчины, но я уже была обручена с одним юношей. А по нашему обычаю, если девушка была обручена, она должна выждать сорок дней и лишь после этого может обручиться с другим. Хоть и большой это срок, но я должна уважать обычаи своего народа. А чтобы этот срок незаметно прошел, пусть свадебный пир длится сорок дней.

Шах и на это тоже согласился.

Тогда Карасоч-пэри встала и ушла со своими прислужницами к себе. А во дворце начался пир на сорок дней и сорок ночей.

У индостанского шаха была семнадцатилетняя дочь, красавица, умница – звали ее Дильнауаз. Целые дни проводила она вместе с Карасоч-пэри, беседовала с ней, угощала ее, развлекала.

Хоть была Дильнауаз умная и смышленая,но одного никак понять не могла. Каждый день вечерней порой приходил во дворец какой-то человек, закутанный в черное покрывало. Садился он под тутовым деревом, ни с кем не говорил, до еды, которую перед ним ставили, не дотрагивался, ничего не просил, на вопросы не отвечал. Сидел он под деревом и плакал, а потом уходил. Один раз отозвала его Дильнауаз в сторону и спрашивает:

– Кто вы? Какая злая сила вас так мучит? Расскажите мне, может быть, я смогу облегчить ваше горе.

А человек в черном только пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал и ушел. Жалко стало Дильнауаз этого человека, и она его полюбила.

Если он не приходил в обычное время, она с нетерпением ждала его, по ночам не спала, все о нем думала, в лице изменилась, побледнела. Заметила это Карасоч-пэри и говорит ей:

– Что с тобой, сестрица? Что тебя так беспокоит? Отчего ты так похудела?

Тут Дильнауаз рассказала ей все – и про человека в черном покрывале, и про то, что она его полюбила. Карасоч-пэри подумала, подумала – и говорит ей:

– Когда он завтра придет, то спроси у него вот что: «Сколько вас было, когда выехали из Рума, сколько стало в городе Шоме и сколько вас в Индостане?» Ответ его мне передай.

На следующий день Дильнауаз с нетерпением ожидала человека в черном покрывале, а когда он пришел, отозвала его в сторону и спросила:

– О, юноша, подавленный тяжелым горем, скажите мне, сколько вас было, когда выезжали из Рума, сколько стало в Шоме и сколько вас здесь, в нашем городе?

Не в силах сдержать слезы, юноша ответил:

– О, царевна! Заставляя меня говорить, вы лишаете меня возможности уехать из вашего города. Много у меня было несчастий, а вы так жалеете меня, что я решил в вашем городе остаться. Из Рума мы выехали вдвоем, в Шоме нас стало трое, а здесь я один. А что это значит, я хотел бы рассказать вам только в самую последнюю минуту. Вот если бы я мог остаться на ночь во дворце, я рассказал бы вам обо всем.

Дильнауаз спрятала его в саду, в беседке, а сама пошла к Карасоч-пэри. Увидев ее, Карасоч-пэри спрашивает:

– Ну что? Принесла ответ?

– Он сказал, – говорит Дильнауаз. – Из Рума мы выехали вдвоем, в Шоме нас стало трое, а здесь я один.

И Дильнауаз рассказала, что она этого юношу в беседке спрятала.

Ночью, крадучись, Карасоч-пэри подошла к беседке. Заглянула через оконце и видит: сидит там юноша в черном покрывале. Узнала она сразу, что это Надыр. Как только Карасоч-пэри похитили, он отправился ее искать в Индостан.

Уже тридцать девять дней провела Карасоч-пэри у индостанского шаха. Накануне свадьбы написала она ему такое письмо:

«Шах-повелитель! Завтра назначенный мною срок кончается и наступает день, когда мы оба должны осуществить свои мечты. После того как я стану вашей женой, мне уже нельзя будет покидать этот дворец. А мне очень хочется посмотреть ваш город. Поэтому разрешите мне сегодня вечером покататься верхом с моими прислужницами на улицах».

Шах прочитал письмо и объявил:

– Ладно уж, если ей так хочется!

И тут же отдал приказ, чтобы вечером ни один мужчина не смел выходить на улицы. Оседлали коней, прислужницы нарядились, ждут, когда Карасоч-пэри выйдет. А та говорит:

– Еще слишком рано. Давайте вздремнем немножко.

Все легли и уснули. Тогда Карасоч-пэри потихоньку встала, заперла прислужниц на замок и выпустила из беседки Надыра. Сели они на коней и поскакали в степь.

Отъехали они немало. Здесь Надыр нашел для Карасоч-пэри пещеру и сказал:

– Вы уж тут побудьте, а мне нужно в город вернуться. Если я с этой старухой-злодейкой не расправлюсь, она нам еще может горе причинить.

Поскакал он в город, подъехал к дому старухи, взял кетмень да как стукнет – и убил злодейку. А потом привязал мертвую старуху к воротам шахского дворца.

Утром шах отправился в мечеть, видит: стоит старуха, прислонившись к воротам. Шах и говорит:

– Ну, старуха! Ты за наградой пришла? Свадьбы не начну, пока тебя не порадую. Иди во дворец и жди там, пока я утренний намаз совершу.

А старуха ни с места, молчит, не шевелится, только зубы скалит. Тогда шах говорит слуге:

– Отведи эту старуху во дворец.

Дотронулся слуга до старухи, а она и повалилась. Шах испугался и поскорее послал слуг узнать, что делает Карасоч-пэри. Пришли слуги, видят: девушки-прислужницы сидят под замком, а Карасоч-пэри исчезла.

Разгневался шах и выслал погоню за Карасоч-пэри. Но нигде ее найти не могли. Ездили воины, ездили – и так ни с чем вернулись.

Когда хитрая старуха похитила Карасоч-пэри и увезла ее к индостанскому шаху, Кадыр так горевал, что чуть не заболел. Испугался шомский шах, что, если что-нибудь с Кадыром случится, румский царь скажет, чего доброго, что он нарочно сам его сына заманил, да и пойдет на него войной.

Стал шомский шах просить Кадыра домой возвратиться. Подарков дорогих ему дал на дорогу, четырех батыров снарядил провожатыми. Погоревал Кадыр, погоревал – да и уехал к себе на родину, в Рум.

Только взобрался он на гору Такырташ, видит: навстречу едут Карасоч-пэри с Надыром. Обрадовались они, обнялись и решили отправиться все вместе в Рум. Ехали они – и остановились отдыхать под большим чинаром. Кадыр и Карасоч-пэри уснули, а Надыр остался бодрствовать.

Как вдруг среди ночи на чинару прилетели четыре попугая.

Один из них говорит другим:

– Глядите, что здесь делается. Трудился один, а счастье досталось другому.

Другой попугай отвечает:

– Это еще полбеды, а что будет, когда они в Рум приедут! Царь, как узнал, что они едут, дал одной рабыне яд и приказал: когда мой сын приедет, дай ему выпить, тогда жена его мне достанется.

Третий попугай поддакивает:

– Царь еще отравленного коня и сокола приготовил. Говорит: «Когда сын вернется, пусть сядет на этого коня, сокола на руку возьмет и умрет, а жена его мне достанется».

Четвертый попугай заканчивает:

– Он еще и новую михманхану сыну построил и больших ядовитых скорпионов туда напустил. Говорит: «Пусть, когда сын приедет, скорпионы его ужалят, сын умрет, а жена его мне достанется». Только смотрите, чтобы все, что мы здесь говорили, как камень, молчало.

Поговорили так попугаи и улетели.

Утром все сели на коней и в путь отправились. Через несколько дней показался шахский дворец. Раздались звуки карнаев-сурнаев.

– Что там делается? – спрашивает Карасоч-пэри.

– Это отец нас ждет-встречает, – похвалился Кадыр.

Из города вышли им навстречу разодетые в красивые платья девушки. В руках они держали золотые чашки с кумысом.

– Царевичу с дороги, наверно, пить хочется? Выпейте кумысу, – предложили девушки.

Кадыр взял уже у одной девушку чашку и поднес ее к губам, но в это время Надыр схватил его за руку и говорит:

– Подождите, брат! Когда мы с Карасоч-пэри во дворце индостанского шаха на коней садились, я обет дал: если мы целы-невредимы доедем и девушки нам кумыс поднесут, не пить его, а на землю вылить. Позвольте, я этот кумыс вылью.

А Кадыр не согласился, уж очень ему хотелось пить. Но тут Надыр как ударил плеткой по чашке, кумыс весь и вылился.

Обиделся царевич на Надыра, хлестнул своего коня и поскакал.

У городских ворот сам царь их со своими визирями встречал. Кадыр и Карасоч-пэри соскочили с коней и поклонились. Как увидел шах Карасоч-пэри, онемел совсем и с коня сойти не может, и сына обнять не может. Тут драгоценные подарки поднесли. Один визирь дорогого коня подвел, другой сокола поднес.