– Что так призадумался-раскручинился, добрый молодец?
– Как мне не кручиниться! – отвечает купец. – Ищу я купить своей жене диво дивное, чудо чудное, да не ведаю где.
– Эх ты, давно бы мне сказал! Пойдем со мной; у меня есть диво дивное, чудо чудное – так и быть, продам.
Пошли вместе; старичок привел купца в свой дом и говорит:
– Видишь ли – вон на дворе у меня гусь ходит?
– Вижу!
– Так смотри же, что с ним будет... Эй, гусь, подь сюды!
Гусь пришел в горницу. Старичок взял сковороду и опять приказывает:
– Эй, гусь, ложись на сковороду!
Гусь лег на сковороду; старичок поставил ее в печь, изжарил гуся, вынул и поставил на стол.
– Ну, купец, добрый молодец! Садись, закусим; только костей под стол не кидай, все в одну кучу собирай.
Вот они за стол сели да вдвоем целого гуся и съели.
Старичок взял оглоданные кости, завернул в скатерть, бросил на пол и молвил:
– Гусь! Встань, встрепенись и поди на двор.
Гусь встал, встрепенулся и пошел на двор, словно и в печи не бывал!
– Подлинно, хозяин, у тебя диво дивное, чудо чудное! – сказал купец, стал торговать у него гуся и сторговал за дорогие деньги. Взял с собой гуся на корабль и поплыл в свою землю.
Приехал домой, поздоровался с женой, отдает ей гуся и сказывает, что с той птицею хоть всякий день некупленое жаркое ешь! Зажарь ее – она опять оживет!
На другой день купец пошел в лавки, а к купчихе полюбовник прибежал. Такому гостю, другу сердечному, она куды как рада! Вздумала угостить его жареным гусем, высунулась в окно и закричала:
– Гусь, подь сюды!
Гусь пришел в горницу.
– Гусь, ложись на сковороду!
Гусь не слушает, нейдет на сковороду; купчиха осердилась и ударила его сковородником – и в ту ж минуту одним концом сковородник прильнул к гусю, а другим к купцовой жене, и так плотно прильнул, что никак оторваться нельзя!
– Ах, миленький дружок, – закричала купчиха, – оторви меня от сковородника, видно, этот проклятый гусь заворожен!
Полюбовник обхватил купчиху обеими руками, хотел было от сковородника оторвать, да и сам прильнул...
Гусь выбежал на двор, на улицу и потащил их к лавкам.
Увидали приказчики, бросились разнимать; только кто до них ни дотронется – так и прилипнет!
Сбежался народ на то диво смотреть, вышел и купец из лавки, видит – дело-то неладно: что за друзья у жены проявились?
– Признавайся, – говорит, – во всем; не то навек так – сольнувшись – останешься!
Нечего делать, повинилась купчиха; купец взял тогда – рознял их, полюбовнику шею накостылял, а жену домой отвел да изрядно поучил, приговаривая:
– Вот тебе диво дивное! Вот тебе чудо чудное!
Клад
В некоем царстве жил-был старик со старухою в великой бедности. Ни много, ни мало прошло времени – померла старуха. На дворе зима стояла лютая, морозная.
Пошел старик по суседям да по знакомым, просит, чтоб пособили ему вырыть для старухи могилу; только и суседи и знакомые, знаючи его великую бедность, все начисто отказали. Пошел старик к попу, а у них на селе был поп куды жадный, несовестливый.
– Потрудись, – говорит, – батюшка, старуху похоронить.
– А есть ли у тебя деньги, чем за похороны заплатить? Давай, свет, вперед!
– Перед тобой нечего греха таить: нет у меня в доме ни единой копейки! Обожди маленько, заработаю – с лихвой заплачу, право слово – заплачу!
Поп не захотел и речей стариковых слушать:
– Коли нет денег, не смей и ходить сюда!
«Что делать, – думает старик, – пойду на кладбище, вырою кое-как могилу и похороню сам старуху».
Вот он захватил топор да лопату и пошел па кладбище; пришел и зачал могилу готовить: срубил сверху мерзлую землю топором, а там и за лопату взялся, копал, копал и выкопал котелок, глянул – а он полнехонько червонцами насыпан, как жар блестят! Крепко старик возрадовался:
– Слава тебе господи! Будет на что и похоронить и помянуть старуху.
Не стал больше могилу рыть, взял котелок с золотом и понес домой.
Ну, с деньгами знамое дело – все пошло как по маслу! Тотчас нашлись добрые люди: и могилу вырыли, и гроб смастерили; старик послал невестку купить вина, и кушаньев, и закусок разных – всего, как должно быть на поминках, а сам взял червонец в руку и потащился опять к попу.
Только в двери, а поп на него:
– Сказано тебе толком, старый хрен, чтоб без денег не приходил, а ты опять лезешь!
– Не серчай, батюшка! – просит его старик. – Вот тебе золотой – похорони мою старуху, век не забуду твоей милости!
Поп взял деньги и не знает, как старика принять-то, где посадить, какими речами умилить:
– Ну, старичок, будь в надеже, все будет сделано.
Старик поклонился и пошел домой, а поп с попадьею стал про него разговаривать:
– Вишь, старый черт! Говорят: беден, беден! А он золотой отвалил. Много на своем веку схоронил я именитых покойников, а столько ни от кого не получал...
Собрался поп со всем причетом и похоронил старуху как следует.
После похорон просит его старик к себе помянуть покойницу. Вот пришли в избу, сели за стол, и откуда что явилось – и вино-то, и кушанья, и закуски разные, всего вдоволь! Гость сидит, за троих обжирается, на чужое добро зазирается.
Отобедали гости и стали по своим домам расходиться, вот и поп поднялся. Пошел старик его провожать, и только вышли на двор – поп видит, что со стороны никого больше нету, и начал старика допрашивать:
– Послушай, свет! Покайся мне, не оставляй на душе ни единого греха – все равно как перед богом, так и передо мною: отчего так скоро сумел ты поправиться? Был ты мужик скудный, а теперь на́ поди, откуда что взялось! Покайся-ка, свет! Чью загубил ты душу, кого обобрал?
– Что ты, батюшка! Истинною правдою признаюсь тебе: я не крал, не грабил, не убивал никого; клад сам в руки дался!
И рассказал, как все дело было.
Как услышал эти речи поп, ажно затрясся от жадности – воротился домой, ничего не делает – и день и ночь думает: «Такой ледащий мужичишка, и получил этакую силу денег. Как бы теперь ухитриться да отжилить у него котелок с золотом?»
– Слушай, матка! Ведь у нас козел есть?
– Есть.
– Ну, ладно! Дождемся ночи и обработаем дело как надо.
Вечером поздно притащил поп в избу козла, зарезал и содрал с него шкуру – со всем, и с рогами и с бородой; тотчас натянул козлиную шкуру на себя и говорит попадье:
– Бери, матка, иглу с ниткою; закрепи кругом шкуру, чтоб не свалилась.
Попадья взяла толстую иглу да суровую нитку и обшила его козлиною шкурою.
Вот в самую глухую полночь пошел поп прямо к стариковой избе, подошел под окно и ну стучать да царапаться. Старик услыхал шум, вскочил и спрашивает:
– Кто там?
– Черт!..
– Наше место свято! – завопил мужик и начал крест творить да молитвы читать.
– Слушай, старик! – говорит поп. – От меня хоть молись, хоть крестись, не избавишься; отдай-ка лучше мой котелок с деньгами; не то я с тобой разделаюсь! Ишь, я над твоим горем сжалился, клад тебе показал – думал: немного возьмешь на похороны, а ты все целиком и заграбил!
Глянул старик в окно – торчат козлиные рога с бородою: как есть нечистый! «Ну его совсем и с деньгами-то! – думает старик. – Наперед того без денег жил, и опосля без них проживу!»
Достал котелок с золотом, вынес на улицу, бросил наземь, а сам в избу поскорее. Поп подхватил котел с деньгами и припустил домой.
Воротился.
– Ну, – говорит, – деньги в наших руках! На, матка, спрячь подальше да бери острый нож, режь нитки да снимай с меня козлиную шкуру, пока никто не видал.
Попадья взяла нож, стала было по шву нитки резать – как польется кровь, как заорет он:
– Матка! Больно, не режь! Матка! Больно, не режь!
Начнет она пороть в ином месте – то же самое! Кругом к телу приросла козлиная шкура.
Уж чего они ни делали, чего ни пробовали, и деньги старику назад отнесли – нет, ничего не помогло; так и осталась на попе козлиная шкура. Знамо, господь покарал за великую жадность!
Сестрица Аленушка, братец Иванушка
Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Аленушкой. Вот царь с царицею померли; остались дети одни и пошли странствовать по белу свету.
Шли, шли, шли... идут и видят пруд, а около пруда пасется стадо коров.
– Я хочу пить, – говорит Иванушка.
– Не пей, братец, а то будешь теленочком, – говорит Аленушка.
Он послушался, и пошли они дальше; шли, шли и видят реку, а около ходит табун лошадей.
– Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется.
– Не пей, братец, а то сделаешься жеребеночком.
Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли, шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец.
– Ах, сестрица, мне страшно пить хочется.
– Не пей, братец, а то будешь баранчиком.
Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли, шли и видят ручей, а возле стерегут свиней.
– Ах, сестрица, я напьюся; мне ужасно пить хочется.
– Не пей, братец, а то будешь поросеночком.