А теперь с вами случилось несчастье, наверное, вы очень напуганы…

На это Тюнсэ ответил:

— Мы очень признательны вам за доброту. Нам больше не вернуться на небо, поэтому, если это возможно, мы очень хотели бы стать полезными здесь.

Царь ответил:

— Какая скромность. Я прикажу немедля вызвать смерч и оправить вас на небо. Когда вы вернетесь, прошу передать от меня вашему Господину нижайший поклон.

Посэ и Тюнсэ обрадовались и сказали:

— Выходит, вы общаетесь с нашим Господином?

Морской Царь встал и сказал:

— Нет, это не совсем так. Ваш Господин — единственный мой господин. Он мой старый учитель, а я всего лишь его неразумный слуга. Вы этого пока не можете понять. Однако когда-нибудь поймете. Ну, что же, пока не закончилась ночь, позвольте позвать ураган. Эй, эй, все готово?

Одна из змеек ответила:

— Да, мы ждем у ворот.

Дети вежливо поклонились Царю змей.

— До свидания, Царь, всего вам наилучшего. Мы еще раз поблагодарим вас с небес. Желаем вечного процветания вашему дворцу.

Царь встал и сказал:

— Надеюсь, вы будете светить все ярче и ярче. Желаю вам всего доброго.

Все подданные почтительно поклонились, и дети вышли за ворота.

Смерч спал, свернувшись в серебристый клубок.

Одна из змеек усадила детей на его голову.

Близнецы схватились за его рожки.

В этот момент появилось множество красных светящихся морских звезд, которые закричали:

— До свидания! Передавайте поклон Небесному царю. Мы надеемся, что тоже когда-нибудь получим прощение!

Близнецы хором ответили:

— Непременно передадим. До встречи на небесах. Смерч стал медленно подниматься.

— До свидания, до свидания!

Смерч уже поднял голову над черной поверхностью моря. И вот, раздался оглушительный треск, и смерч, увлекая за собой массы воды, стрелой взлетел высоко в небо.

До утра еще оставалось много часов. Небесная река приближалась. Вот уже стали отчетливо видны и дворцы близнецов.

— Посмотрите-ка во-он туда, — сказал смерч.

И близнецы увидели, как огромная голубая комета, дико вопя, распалась на части, ее голова, туловище и хвост разлетелись в разные стороны, засверкали и упали в черное море.

— Она превратится в трепанга, — спокойно сказан смерч.

Уже была слышна песня звездного хоровода.

А затем близнецы оказались дома.

Смерч попрощался с ними, пожелал всего хорошего и быстро опустился в море.

Звезды-близнецы поднялись каждый в свой дворец, чинно уселись и сказали невидимому небесному Господину.

— Из-за нашей неосторожности мы некоторое время не могли выполнять свои обязанности, за что просим прощения. Несмотря на наш проступок сегодняшней ночью, благодаря счастливой судьбе, мы чудом спаслись. Морской царь просил передать вам свое искреннее почтение. Еще морские звезды просили проявить к ним сострадание. А теперь мы просим уже от себя — пожалуйста, простите и трепангов тоже.

Затем дети взяли в руки свои серебряные флейты.

Небо на востоке окрасилось в золото, до рассвета остался лишь час.

По правде сказать, Козодой — неприглядная птица. Вся голова покрыта пятнами, будто обрызгана супом-мисо.[106] Большой рот растянут до ушей.

Он едва ковыляет с ноги на ногу — и одного «кэна»[107] за раз не пройдет.

При виде Козодоя все птицы с отвращением отворачиваются.

Вот, например, Жаворонок. Красавцем его, конечно, тоже не назовешь, но и он считал себя представительней Козодоя и, встречаясь с ним вечерами, брезгливо щурился и отворачивался. Даже самые маленькие пташки-щебетуньи злословили о Козодое прямо в его присутствии.

— Ну, вот, опять вылез. Вы только взгляните на него! Просто позор всему птичьему племени!

— Какой рот огромный! Уж не родственник ли он лягушкам?

Вот так обстояли дела. Эх, не будь он «Ночным соколом»,[108] а просто соколом, все эти безмозглые пичужки от одного его имени трепетали бы, съеживались и прятались в тени листвы. Однако Козодой не доводился Соколу ни братом, ни сватом. Он, скорее, был старшим братом красавца Зимородка и Колибри, которая считается принцессой среди птиц. Колибри питалась медом, Зимородок рыбой, а Козодой всякими букашками и жуками. У него не было ни острых когтей, ни крепкого клюва, поэтому даже самая слабая птица не боялась его.

Как ни удивительно, но второе имя козодоя — «Ночной сокол» — возникло не на пустом месте: когда он, со свистом разрезая мощными крыльями воздух, в кромешной темноте взлетал в небо, он и вправду, походил на сокола. И его пронзительный крик тоже чем-то напоминал соколиный. Конечно же, Соколу была чрезвычайно неприятна мысль о таком родстве, поэтому, завидев Козодоя, он расправлял крылья и требовал, чтобы Козодой перестал так себя называть.

Как-то раз вечером Сокол явился в дом Козодоя.

— Эй, ты дома? Так имя и не сменил? Ни стыда, ни совести у тебя нет. У меня с тобой нет ничего общего. Мое дело — парить в голубых небесах, а ты и клюва не кажешь, кроме как в пасмурный день или под покровом ночи. Взгляни на мой клюв и когти. А теперь сравни со своими.

— Господин Сокол, вы просите невозможного. Я не сам придумал себе имя. Оно мне богом дано.

— А вот и нет. Это я могу сказать, что имя свое от бога получил, а ты его у меня и у ночи позаимствовал. Попользовался и хватит!

— Господин Сокол, это невозможно.

— Еще как возможно! Я придумал тебе хорошее имя. Будешь называться Итидзо.[109] Хорошее имя, не правда ли? Только имя нужно сменить по всем правилам. Повесишь на шею табличку с новым именем и облетишь всех — мол, так и так, с сегодняшнего дня зовусь Итидзо, прошу любить и жаловать. Так и скажешь!

— Не смогу я этого сделать.

— Еще как сможешь. А если ты не исполнишь мой приказ до послезавтрашнего утра, поймаю и убью. Не забывай — жизнью рискуешь. Послезавтра прямо с утра облечу каждый птичий дом, у каждого спрошу, был ты там, или нет. И если хоть в одном доме выясню, что тебя там не было, тебе сразу конец!

— Но… это же совершенно невозможно. Чем так, лучше умереть. Убейте меня прямо сейчас.

— А ты подумай получше. Итидзо, в конце концов, не такое уж и плохое имя. — Широко взмахнув огромными крыльями, Сокол взмыл ввысь и направился к своему гнезду.

Козодой закрыл глаза и глубоко задумался.

«За что, за что все они так ненавидят меня? Неужели только за то, что голова в пятнах, будто супом-мисо облили, и рот до ушей? Никому я зла не делал. Однажды птенца Белоглазки вернул в гнездо, когда тот из него выпал. Тогда Белоглазка выхватила у меня птенца, будто я его украл. А потом жестоко надсмехалась надо мной. А теперь еще и эта табличка с именем Итидзо. Какой же я несчастный».

Стало смеркаться. Козодой вылетел из гнезда. Тучи, мрачно сверкая, низко нависли над землей. Козодой бесшумно кружил в вышине между тучами.

Он широко раскрыл рот, расправил крылья и, подобно стреле рассекая воздух, понесся вниз. И чем быстрее он летел, тем больше мушек попадало в его горло.

Не успев коснуться земли, он снова стремительно взмыл вверх. Небо уже стало серым, и только гора вдалеке краснела от пламени горящей травы.

Когда Козодой стремительно бросался вниз, будто рассекал небо на две части. Очередная добыча, попав в горло Козодоя, судорожно забилась. Быстро проглотив жука, Козодой передернулся.

Небо совсем почернело, и только на востоке, как и прежде, полыхала гора — да так ярко, что становилось страшно. У Козодоя сжалось сердце, и он снова поднялся ввысь.

Еще один жук попал в горло. Он так царапался и бился, что Козодой с большим трудом проглотил его. В этот момент в груди что-то оборвалось, Козодой громко вскрикнул и разрыдался. Обливаясь слезами, он выписывал в небе круг за кругом.

«О, сколько же жуков и мушек я убиваю каждый вечер! А теперь и меня убьет Сокол. Как же тяжело, тяжело, тяжело. Не буду больше есть насекомых. Умру голодной смертью. Хотя Сокол расправится со мной еще раньше. А вот и нет! Я улечу далеко, далеко в небо».

Как поток, растекался огонь по горящей горе, казалось, что красное пламя перекинулось и на облака.

Козодой полетел прямиком к младшему брату Зимородку. Красавец Зимородок еще не успел лечь спать и как раз наблюдал за пожаром на далекой горе. Увидев, что к нему спускается Козодой, он сказал:

— Добрый вечер, братец. Что-то случилось?

— Нет! Я теперь улетаю очень далеко, вот и решил повидаться с тобой.

— Брат! Не улетай! Колибри тоже далеко живет. Я же совсем один останусь!

— Ничего не поделаешь. Не спрашивай больше ни о чем. И еще хочу попросить тебя. Лови рыбу только тогда, когда тебе это действительно необходимо, и никогда ради забавы. Прощай!