Так и вышло вот – с тех пор Горе Счастьем и зовётся. А солдат, который за него в ответственности и до сих пор у нас в деревне живёт, чего ему! Зной-дракон к нему в гости наведывается. В карты сидят или в дело какое летают. Знай не раз заходил и Летун. Летуна на деревне приметили-то поначалу – чуть по колодцам только с испугу не перепрятались. Но солдат всем тогда объяснил, как на тот свет их троих всех не приняли. Люди поверили, отошли. Детвора с Летуном змеев по облакам стала пускать, пока он опять в город большой не ушёл – полёт свой ладить.
А Знай до края-то земли дошёл. Всё как положено – глянул за край. Только о том, что видал там – говорить не спешит. Не то чтобы жадничает, а говорит не к чему – знаю мало, мол. А кому охота дюже, пусть сам сходит, посмотрит, оно ни у кого в запрете не состоит – за край глядеть. Смотри на здоровье – вороча́ться лишь не забывай.
А как раз под пасху и случилось. Деревья кругом цвели, праздник на улице, народ высыпал – рай словом кругом. Опять же солдат на площади со Счастьем своим ребятню малую тешит. И вдруг один ребятёнок малой как заорёт во весь крик на всю улицу:
– Глянь! Летит!!!
Народ и брови вверх, что шапки ронять.
Летун. Высоко-высоко, далеко-далеко. Сам по себе и даже без подспорья летит. Руками махнёт и хорошо ему среди маленьких голубых облаков.
Народ и рты в небо открыл. Многие потом так пробовали, да вышло ли, нет – не помню уж. То дело каждого.
А солдат со Счастьем улыбнулись вслед старому доброму товарищу, да и принялись дальше на радость жить.
Сказки детского Леса. Чёрная курица, или жители подземного царства
– Выгибайся прошу не на отмерек, – попросил соловья не закуй-сениц. Где-то там далеко нам совсем не быть. – Отчего?
– Пой за ржу, – посоветовал Он, – не увидидь, оттого и не здесь.
Из них почти никому было не смешно. Особенно когда наступала ночь.
Алёша жил в пансионате давно. Всегда. За другими мальчиками приезжали и забирали их в какие-то волшебные страны на выходные, а Алёша оставался тогда один. Жизнь была хороша. Пока был день. Днём можно было жить, как захочешь, а ночью оставалась только страшная чёрная дверь.
С лучами заходящего солнца уходила из мира надежда на возможную бесконечность светлого доброго дня, и оранжевые тени рисовали на стенах неверные первые контуры страшной ночной двери. Про дверь не знал, конечно, никто. Её ведь и не было. Днём. А ночью была. Дверь была соткана из ночной тишины. Из двери приходил ночью страх.
Алёша не боялся чёрной двери уже. Потому что невозможно было бояться всегда. Он только отворачивался ночью от стены, на которой была нарисована чёрная тяжёлая дверь, и спал, и всю ночь ему всегда снилась чёрная дверь в тишине. А ещё у Алёши был друг. Его звали Чёрная курица, потому что он жил во дворе с другими белыми курочками и петушками. Алёша был добрый мальчик и когда-то спас Чёрную курицу от ножа пансионатского повара и с тех пор Чёрной курицы словно не существовало для всех, во всяком случае мысли зарезать её больше ни у кого не возникало, а Чёрная курица стал узнавать Алёшу по звуку шагов. Он наклонял на бок голову смешно и словно вслушивался в землю, когда Алёша подходил к пасущимся петушкам и курочкам и смотрел на Алешу то одним глазом, то другим. Единственное чего не умел Чёрная курица – это разговаривать по-человечески, словами он произносил только встревоженное тихое «ко-к-ко-ко-о», но Алёша его и без слов хорошо понимал.
Днём было хорошо с Чёрной курицей, а по вечерам Алёша приносил ему хлебные крошки с ужина или сладкие печенья по праздникам. Но после заката солнца Чернушка, как называл Чёрную курицу Алёша, становился сонным, как другие петушки и курочки, и они садились все на жёрдочках – спать, а Алёша оставался один. Он редко рассказывал Чёрной курице про страшную дверь, потому что тогда Чёрный курица делал особенно озабочено и встревожено своё «ко-к-ко-ко-о», а Алёша не любил его напрасно тревожить.
***Солнце ластилось к запястьям и по всем рукам разливалось необычайное тепло. Лёгкое оранжевое тепло пряталось в ладошках, и Алёше было смешно видеть, как вечернее солнышко топчется в его руках. Солнце было не здесь. Солнце было где-то неописуемо далеко, но здесь специально для солнца существовали две маленькие дырочки в деревянно-дощатом заборе. Два тёплых луча переливались, превращаясь очень быстро из жёлто-золотых в совсем красные и казалось, что они несут собой лёгкий оранжевый ветер ладоням.
– Чернушка, смотри! – посоветовал Алёша своему другу, и Чернушка смотрел.
Он поворачивал то один глаз, то другой, наблюдая лучи, и важно перебирал обеими лапами.
Уехали все давно. Аж вчера. И за плечами уже была одна добрая ночь, наполненная ничем кроме сплошного одиночества. К ночам было не привыкать. Алёша привык. К тем ночам, что прошли. Он и понимал хорошо, даже сейчас, вечером, что ничего страшного в тех ночах не было. В тех ночах, что прошли… Но впереди опять была ночь. Ещё одна. И за неё Алёша, если честно, немного переживал. Он вспомнил почему-то только сейчас, что прошлой ночью хоть и не было ничего страшного, но показалось, что дверь немного скрипнула. Тихо совсем. Может и не скрипнула даже, может приснилось вообще это всё. Но на мгновенье стало жутко от того, что дверь может открыться…
– Чернушка, дверь скрипела вчера!.. – не выдержал и сказал своему другу Чёрной курице Алёша, и Чёрная курица сказал:
– Знаю…
Что пониже-то был, лучик солнца, погас, а верхний вспыхнул вдруг, словно змейка-молнийка и скользнул по запястью Алёшиному к рукаву его форменного костюмчика. Алёша вздрогнул и почувствовал, как Чернушка ходит повыше него и хлопочет встревожено «ко-к-ко-ко-о».
Алёша открыл глаза и увидел, что просто лежит у заборчика. Чернушка заглядывал по очереди то правым, то левым глазом Алёше в глаза и всё хлопотал: «ко-к-ко-ко-о», «ко-к-ко-ко-о»… Левая рука онемела совсем у запястья и по ней словно молнийка бегала лёгкая боль. Алёша посмотрел на руку – всё было хорошо. Только солнышко ушло уже совсем, и сумерки привычно вползали во двор всё быстрей и быстрей. Алёша посмотрел на небо, в котором загорались уже первые звездочки, и поднялся с земли. Он отряхнул от пыли свою курточку и вспомнил, что забыл пообедать сегодня.
– Я кушать пойду, – сказал Алёша Чёрной курице, и Чёрная курица вытянулся вдруг во весь рост, скользнул, словно тревожная Алёшина тень, вдоль забора и закричал: «Эн-сайрен-Кк-кккууу-уууу-ууууууу»…
Белая грудка Чёрной курицы аккуратно и сильно встопорщилась, а красный хохолок вздулся огромным стройным пожар-петушком над чёрной его головушкой.
– Ты зачем? – сказал Алёша. – Ты не пугай меня, Чернушка. Зачем? Уже кончился день. Скоро ночь. Я пойду.
И пошёл. Отвёл встревоженого Чёрного курицу в сарайчик для птиц и пошёл. В обеденном залике никого не было. Кухарка давно приготовила Алёше покушать, зажгла свет и ушла. Алёша кушал вкусные блинчики и думал, как же сильно сегодня хочется спать. Это было совсем хорошо. Чем быстрее уснёшь, тем меньше будет думаться дверь, и Алёша не боялся уже больше совсем.
От залика до спальной был ещё коридорчик. В коридорчике был ещё свет, а в спальне уже нет… В спальне было и так хорошо и темно… Алёша видел кроватку свою и вполне хорошо уже – дверь. Тяжёлая, на петлях из непроворачиваемо чёрной стали, дверь уже была. Стену это было видно не совсем, а дверь совсем хорошо видно было и сердце Алёши как-то зашлось от лёгкого холода под ним, когда Алёша подошёл к своей кроватке и посмотрел ещё раз на дверь. Дверь скрипнула и тихонько приотворилась. Но за ней не было ничего! Совсем ничего. Лишь немного расширился чёрный дверной проём, а уже стало очень понятно, что там ничего нет кроме пустоты, темноты и небывающего чёрного света. Алёша юркнул в постель. Дверь тихо прикрылась, словно не открывалась совсем, это было видно, даже если не смотреть на неё, но Алёша смотрел. Сжавшимся в комок иззябшим щенком выглядывал он в щелку одеяла на чёрную дверь, чтоб не дать ей открыться опять. Тихий скрип показался Алёше и на грани всепоглощающего страха Алёша почувствовал, что медленно и неотвратимо он засыпает. Он посмотрел ещё на запястье левой руки лежавшей рядом с ним на подушке и увидел огонёк солнечного оранжево-яркого лучика, словно скользивший от его запястья к ладошке. От этого огонька стало так спокойно и невыразимо тепло, что Алёша тихо вздохнул и уснул в тишине.
А приснилась ему совсем не дверь. Он бежал по лёгкому воздушному ветерку вдоль голубой хрустальной реки и смеялся приливам восходившего на его глазах солнца. Ему никогда ничего не снилось кроме двери, и он смеялся, как самый обрадованный в мире мальчик, и показывал солнцу какой у него есть солнечный огонёк на запястье. Солнце смеялось вместе с ним и очень, очень, очень высоко…