– Аааа! – завопил Малюта. Нервы у него сдали. Его первый раз в жизни таранили контрабасом.

Тибидохская психопатка, казалось, была настроена очень конкретно. С громким воплем перепуганный Скуратофф бросился на дно гроба, выронив обломок кости Каина в океан. Поглотив артефакт, вода забурлила.

В последний миг Таня резко вскинула смычок и пронеслась над гробом, толкнув его упругим ветром. Она не ожидала, что ее психологическая атака окажется такой результативной. После драконбола иметь дело с заурядными вампирами – это просто проза жизни.

Скуратофф привстал в гробу и обнаружил, что он, во-первых, жив, а во-вторых, спина Таньки исчезает вдали.

– Шеф, спасите! – услышал он.

Малюта некоторое время созерцал барахтающегося в воде Бума, который уже охрип звать на помощь, а затем снизился и все-таки бросил ему веревку. На остальных вампиров, чье положение было не менее плачевно, он не обратил ни малейшего внимания, равно как и на терпящих бедствие магов с рухнувших в океан склепов.

– В сущности, что такого произошло особенного? Ненормальная девица Гроттер прорвалась сквозь наши кордоны и отчалила в неизвестном направлении. Куда, зачем? Сплошной знак вопроса. Казалось бы, ерунда, пускай валит… – рассуждал Малюта, обращаясь к Буму. – НО! Мое исключительное чутье подсказывает, что сегодня рыбалка будет неудачной. Светлую и милую мечту сделать Буян вампирским раем придется отложить… Другими словами, отзывай войска! Возвращаемся в Трансильванию! Пускай миляги из Магщества расхлебывают все сами!

Бум так и сделал. Забравшись в гроб, он вскинул рог, дав сигнал, далеко разнесшийся над водой. Вампиры, успешно теснившие магов, развернулись и отбыли с дикими криками и улюлюканьем. Некоторые из покусанных маготворцев, в чью кровь успела попасть вампирья слюна, поспешили за ними.

Таня долго летела, заметая следы. Лишь перед рассветом последний из скоростных склепов Магщества отстал от нее, сбитый со следа. И тогда же, на всякий случай попетляв, она отыскала остров и снизилась.

Спрыгнув с контрабаса, она остановилась у колодца. Волны подкатывались к ее ногам. Их пенистые брызги срывались вниз, в жерло, оставленное трезубцем Посейдона. Где-то в бездонной глубине, где законы магии и законы бытия были уже чем-то единым, кипел и клокотал Тартар. Его вечное пламя не смогли бы залить все океанские воды этого мира.

Пальцы Тани дрожали, когда она снимала с контрабаса Черные Шторы. Очередная волна поднялась ей почти до колена и намочила равнодушные кисти Штор, которые лениво шевельнулись.

Таня подняла над головой руки и, не задумываясь, швырнула Шторы в колодец. Возможно, стоило произнести какие-то слова, сопроводив ими жертву, или вообще сделать это более торжественно, однако ей хотелось поскорее покончить со всем.

Брошенные в колодец, Черные Шторы сами собой расправились и повисли, раскинув кисти и трепеща на незримом ветру. Затем, против логики, Шторы стали подниматься, потянувшись к Тане. Таня внезапно поняла, что никто не в силах выбрать судьбу артефакта. Он сам выбирает ее. Люди же лишь посредники в их вечном пути.

Черные Шторы как будто сомневались. Одна сила призывала их вниз, в огненные бездны, другая же вела назад к контрабасу и оттуда в Тибидохс, на привычный карниз в комнате с видом на рощу и драконбольное поле. Но сила огненной бездны взяла верх. Шторы сложили кисти с той самозабвенной решимостью, с которой умирающий лебедь складывает крылья, и ринулись вниз. Таня услышала из колодца уханье и хохот. Перстень Феофила Гроттера перестал пульсировать у нее на пальце. Тяжесть, прижимавшая Таню к земле, отпустила ее.

Колодец Посейдона принял жертву.

Таня села на корточки и, положив контрабас на колени, стала смотреть на океан, в котором купалось утреннее солнце. Нужно было выждать, пока Поклеп, Сарданапал, Медузия и Зуби разберутся что к чему – уж Ягун-то им пояснит! – и отгонят от острова склепы Магщества. Магоносец «Крошка Цахес» вынужден будет убраться сам, прикинувшись, что сбился с курса. Когда же все это закончится, она сможет вернуться на Буян, в Тибидохс.

Таня думала о Магфорде, в который ей вскоре предстоит лететь, о магспирантуре, о Ваньке… О том, что главное в этой жизни не предать себя, ибо тот, кто предает себя, вместе с собой предает и все остальное.

Summum crede nefas animam praeferre pudori

Et propter vitam vivendi perdere causas [15], – возвещая нечто такое, что только еще предстоит, бормотал перстень Феофила Гроттера.

В уединении ты для меня толпа (лат.). – Тибулл. Элегии, IV.

Не тронь меня! (лат.).

Для умного сказано достаточно (лат.).

А этим немало сказано (лат.).

Эй, достаточно уже! (лат.). – Гораций. Сатиры.

Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть (лат.).

Если есть у тебя нечто лучшее, предложи, если ж нет – покоряйся (лат.).

Торопливость задерживает (лат.).

Доблестью моей облекаюсь (лат.).

Да свершится правосудие, да погибнет мир (лат.) .

Что написал, то написал (лат.).

Отменяющее толкование (лат.).

Любовь побеждает все! (лат.).

Счастлив, кто смело берет под свою защиту то, что любит (лат.).

Помни, что высший позор – предпочесть бесчестие смерти, И ради жизни утратить смысл жизни (лат.) . – Ювенал. Сатиры, VIII.