— Разбрасываешься, словно княгиня! Если я ещё раз такое замечу, познакомишься с моим кулаком!
Теперь, когда Лизбет сидела на крыльце и мимо проходил какой-нибудь нищий, приподнимая рваную шляпу и обращаясь к ней с просьбой, она зажмуривалась, чтобы никого не видеть, и сжимала руку в кулак, чтобы не полезть невзначай в карман за мелочью.
И пошла по всему краю дурная слава о ней: будто красавица Лизбет ещё жаднее Петера.
Один раз сидела она так днём перед домом, пряла и мурлыкала себе под нос песенку. Она была весела, потому что пригревало солнышко, а господин Петер ускакал в поле на своей лошади.
Она радовалась, что сидит дома одна…
Как вдруг она видит бредущего по дороге старичка. Он несёт на плече тяжёлый мешок, и ещё издали слышит она его прерывистое дыхание.
Сочувственно глядит на него фрау Лизбет и думает о том, что тяжело ему, бедному, нести свою кладь.
Старичок кряхтит всё ближе и ближе и, поравнявшись с фрау Лизбет, чуть не падает под тяжестью мешка.
— О, имейте сострадание, госпожа! Дайте мне всего лишь глоточек воды! — говорит старичок. — Я совсем выдохся и не могу идти дальше…
— Но в вашем возрасте нельзя таскать такие тяжести, — отвечает фрау Лизбет.
— Да, если бы я не должен был просить милостыню, чтобы продлить свою жизнь… Ах, такая богатая, знатная госпожа, как вы, не поймёт, как тяжко быть нищим! И что значит глоток свежей воды в такую жару!
Услышав эти слова, побежала она в дом, схватила на подоконнике кружку и наполнила её водой.
Но, подойдя к старику и увидев, как он безнадёжно сидит на своём мешке, она почувствовала к нему острую жалость. Фрау Лизбет вернулась, наполнила кружку вином, положила сверху большой ломоть хлеба и вынесла старику.
— Вот, — сказала она с улыбкой, — глоток вина полезнее воды, ведь вы такой старый. Пейте не спеша и закусывайте хлебом…
Старик с удивлением смотрел на неё, пока его глаза не наполнились слезами. Он выпил и сказал:
— Давно уже я постарел, но мало видел людей, которые так чистосердечно дарят! Ваше сердце не останется без награды…
— Награду она получит сейчас, не сходя с места! — раздался рядом страшный голос, и оба увидели Петера с красным от злости лицом. — Моё лучшее вино ты выливаешь нищим! Даёшь пригубить мою кружку бродягам! На! Получай награду! — И он с размаху ударил её по голове кнутовищем…
Каменное сердце не знало сострадания!
Но когда Петер увидел, как Лизбет упала, он, казалось, пожалел о случившемся и наклонился, чтобы посмотреть, жива ли она.
И тут старичок сказал хорошо знакомым Петеру глухим голосом:
— Не тронь её! Ты растоптал лучшую розу Шварцвальда! Никогда она больше не расцветёт…
Петер побледнел как снег:
— Ах, это вы, господин гном! Ну что ж! Так, видно, должно было случиться! Надеюсь, вы не донесёте на меня в суд?
— Несчастный! — сказал гном. — Другой суд, более страшный, ждёт тебя! Суд твоей совести! Ты продал своё сердце злу!
— Если я его и продал, то никто в этом не виноват, кроме тебя, старый скряга! Ты заставил меня искать помощи у другого!
Едва произнёс Петер последние слова, как маленький Стеклянный гном стал расти и раздуваться: глаза стали величиной с тарелки, а рот превратился в раскалённую печь, в которой бушевало пламя. Как подкошенный упал Петер на колени! Даже каменное сердце не спасло его от страха. Железными когтями вцепился ему лесной гном в затылок, поднял, перевернул в воздухе, как кружит ветер сухие листья, и так швырнул его оземь, что затрещали рёбра.
— Земляной червь! — загрохотал гном. — Ради этой бедной женщины, которая тебя любила и которая накормила меня, я даю тебе ещё восемь дней сроку! Если ты не обратишься к добру, я приду и сотру тебя в порошок…
Был уже вечер, когда прохожие увидели Петера Мунка, ничком лежащего на земле.
Они перевернули его с боку на бок, стараясь узнать, жив ли он, дышит ли. Наконец кто-то принёс воды и брызнул ему в лицо.
Петер глубоко вздохнул, застонал и открыл глаза.
Долго молча смотрел он вокруг, а потом спросил про фрау Лизбет.
Но никто не знал, где она.
Петер поблагодарил соседей за помощь.
Он вошёл в дом и огляделся: но и дома жены не было. Не было её ни в погребе, ни на чердаке.
То, что он считал страшным сном, оказалось правдой.
Он сел и задумался.
И когда он так сидел — одинокий и покинутый, — странные мысли стали приходить ему в голову.
Он опять ничего не боялся — сердце-то было каменным! — но когда он вспоминал Лизбет, он невольно думал о собственной смерти, о том, как тяжело ему будет умирать, обременённому слезами всех бедняков, которых он обидел, воплями нищих, на которых натравливал собак, и безмолвным осуждением матери…
Что бы он ответил старику — отцу Лизбет, — если бы тот спросил его: «Где моя дочь, жена твоя?»
Всё это продолжало его мучить и ночью, во сне. То и дело просыпался он от нежного голоса, который призывал его:
«Петер! Верни себе горячее сердце!»
Проснувшись, Петер опять быстро закрывал глаза… Он узнавал голос жены!
На другой день Петер отправился в трактир. Там он, конечно, встретил Толстого Езехиля. Петер подсел к нему. Они стали говорить о том о сём: о хорошей погоде, о войне, о налогах и, наконец, о смерти — о том, как внезапно то тут, то там умирают люди.
И Петер спросил Толстого, что он думает о смерти и что будет с человеком, когда он умрёт.
— Закопают, — усмехнулся Езехиль.
— Значит, сердце тоже закопают? — напряжённо спросил Петер.
— Конечно, — сказал Толстый, — тоже закопают.
— А если у человека нет сердца? — спросил Петер.
Езехиль страшно взглянул на него:
— Что ты хочешь этим сказать? Ты меня разыгрываешь? Ты думаешь, у меня нет сердца?
— О, у тебя прекрасное сердце, — ехидно сказал Петер, — крепкое, как камень!
Толстый Езехиль с удивлением посмотрел на него, потом огляделся, нет ли кого поблизости, и прошептал:
— Откуда ты это знаешь? Или твоё тоже… того: не бьётся больше?
— Не бьётся! Во всяком случае, не у меня в груди! — ответил Петер. — Но скажи мне — поскольку ты теперь знаешь, о чём я говорю, — что будет с нашими сердцами после смерти?
— Что нам об этом заботиться! — рассмеялся Езехиль. — На земле нам везёт, и дело с концом! Это-то и хорошо, что наши сердца не путаются таких мыслей.
— Так-то оно так, — возразил Петер, — и всё-таки об этом невольно думаешь. Что-то с нами будет?
Так они разговаривали. Но этим не кончилось.
На следующую ночь Петер опять услышал знакомый голос:
«Петер, верни себе горячее сердце! Петер, верни себе горячее сердце!» И так пять раз.
Это опять была она — его жена Лизбет.
Так он провёл шесть долгих ночей, и каждую ночь слышал этот голос, и всё время думал о лесном духе и его страшной угрозе.
На седьмое утро Петер нетерпеливо вскочил с кровати.
— Посмотрим, смогу ли я добыть себе горячее сердце! — воскликнул он. — Камень в груди делает мою жизнь невыносимо скучной!
Быстро надел он праздничное платье, вскочил на лошадь и поскакал к Еловому Холму.
В гуще леса, где тесно стояли деревья, Петер спешился, привязал лошадь и поспешил к верхушке Холма. Остановившись перед огромной елью, начал он читать заклинание:
Добрый гном в лесу еловом,
Клад хранящий под корнями,
Отзовись хотя бы словом,
Появись перед глазами!
И сейчас же появился Стеклянный человечек, но не любезный и доверчивый, как прежде, а мрачный и грустный. На нём был кафтан из чёрного стекла, длинный траурный креп спускался со шляпы. Петер, конечно, знал, по ком этот траур.
— Чего тебе, Петер Мунк? — спросил гном глухим голосом.
— У меня осталось ещё одно желание, — пробормотал Петер, опуская глаза.
— Разве каменные сердца умеют желать? — спросил гном. — У тебя есть всё, что твоему злому уму угодно, и… и мне трудно будет исполнить ещё одно твоё желание!
— Но вы говорили о трёх желаниях! Одно ещё остаётся за мной.
— Я могу тебе в нём отказать, если оно будет глупым, — сказал гном. — Но говори, я слушаю!
— Выньте у меня из груди камень и вставьте мне живое сердце! — быстро проговорил Петер.
— Разве эту сделку заключил с тобой я? — горько спросил гном. — Разве я Михель, который вставляет каменные сердца? Там — у него — должен ты искать своё сердце!
— Ах! Он никогда не вернёт мне его! — в отчаянье вздохнул Петер.
— Мне жаль тебя, хоть ты и плохой, Петер, — сказал гном после некоторого раздумья. — Но твоё желание разумно. Поэтому я постараюсь тебе хотя бы помочь… Слушай! Силой ты своё сердце не вернёшь! Только хитростью! Ибо Михель остаётся глупым Михелем, хоть и считает себя очень умным. Так что иди прямо к нему и делай, что я тебе скажу… — Гном объяснил Петеру всё, что ему нужно делать, и дал ему тоненькую стеклянную палочку. — Когда ты своё вернёшь, — сказал гном, — приходи опять сюда, на это же место.