Вернувшись, королевна внимательно обнюхала свой дворец. Она понимала, что вскоре жилище станет ей тесно — крысиные короли растут всю жизнь. К тому же ей нужно было место для экспериментов. Пришлось выкинуть кучу ненужного барахла, ковер, пледы, попонки для прохладной погоды и зонтики от жары — все это тотчас растащили местные крысы. А затем — да, это был не самый приятный труд — выгрызть в прогнившей деревянной балке стены хранилище.

Со следующей ночи королевна развила бурную деятельность. В благодарность за рухлядь крысы натащили ей банок, баночек, черепков и прочей мелкой посуды. Самой ценной была фарфоровая ступка — она не собирала запахи. Пузырьки с плотными крышечками пришлось заказать в фейной лавочке — за них королевна отдала последние драгоценности. Ей очень многого не хватало — зимой свойства предметов скрыты. Приходилось довольствоваться перьями снежных гусей и вынутыми следами, ловить свежий иней и замерзающее дыхание. К весне на прилавке появились первые снадобья и эликсиры для феечек и не только. Декокт для варения шоколада — выпил ложку и ни за что не забудешь снять лакомство с плиты в срок. Средство «дождевая вода №2» — одной капли хватало, чтобы превратить простую жидкость, текущую из ржавых труб в свежайший дождь апрельского полнолуния. Фиал «Улыбка» — согрев его в ладонях получалось безошибочно вычислить всех зануд в радиусе трех километров. И ещё, и ещё.

Дотошным посетителям королевна говорила, улыбаясь в три мордочки — никакого волшебства, никакого мошенства. Всего лишь понимание сути вещей, сочетание тайных имен и явных признаков. Посетители моргали глазами и удивлялись. Со временем королевна начала составлять и лекарства — обнюхав больного, она по наитию подбирала вкусы и запахи, могущие помочь. Её эликсиры справлялись там, где опускали руки целители.

Нельзя сказать, что королевну полюбили на крыше. Её не обносили приглашениями на праздники, с ней здоровались, интересовались погодой, самочувствием и состоянием дел. Но королевна чувствовала едкий запах страха, исходящий от собеседников. И пожимала плечами — их дело. Если ей хотелось поговорить (что случалось редко) она шла в Лавку Ненужных Вещей или стучалась к домовому-сапожнику, выпить чаю из настоящего самовара. Чванным феечкам, королевна, потупив глазки, показывала медальон с портретом прекрасного принца. Бедолага совершал подвиг в честь дамы сердца и явился убивать крысиного короля. Но сперва не смог поднять руку на женщину, потом разговорился с «чудовищем». И оказался прирожденным нюхачом, понимавшим, как видит мир королевна. Он потом даже нашел настоящую взрослую Фею, которая бралась превратить трехголового уродца в девушку, и явился делать предложение. Но королевна отказалась — если б принц в самом деле любил её, мог бы сам превратиться в крысу. Увы, увы.

…Королевна до сих пор живет на крыше в своем чудном дворце, она выросла и поседела почти целиком. Её декокты и эликсиры славятся на весь город. Она все ещё любит погреться на солнышке, принять дождевую ванну и искупаться в снегу. Она научилась ездить на лифте и катается вниз во дворы — пособирать опавшие яблоки и рябину, гладкие и шершавые камешки, забытые перышки, шерстинки и всякие странности. Почуяв перемену ветров, она скачет по крыше и ловит в стеклянные баночки воздух из дальних стран. Собираясь в осенний полет или летнее путешествие, феечки стучатся к ней спросить о погоде и получают краткий, но верный ответ. Кошки обходят её стороной, крысы слушаются беспрекословно, колдунов на крышу отродясь не влезало. И никто не мешает жить так, как хочется.

В полнолуние королевна залезает на самую высокую трубу, садится на самый край, и, задрав к небу три мордочки, тихонько пищит непонятые песни. Феечки говорят, что крысиному писку подыгрывает тихая флейта, но это, наверное, уже сказки.

…Знаешь, чем пахнет солнечный свет?...

Феечка-цыганка удивляла всех жителей крыши. Во-первых, цыгане народ бродячий и на крыше им жить незачем, а во-вторых цыганок-феечек вообще не бывает. Есть феечки водосточных труб, мансард, лестниц, оконных рам и ещё много разных. Все они не прочь поплясать и одеться нарядно, но ни одной порядочной феечке не взбредет в голову рядиться в пестрые юбки с заплатами и приставать к прохожим. Поговаривали, что хитроглазую цыганку с крылышками нарисовала одна девочка из десятой квартиры, а поскольку характер художницы передался картине, то наша феечка попросту сбежала с листа и даже ленты на память девочке не оставила.

Кочевала цыганка-феечка с крыши на крышу, жила и зимою и летом в настоящем шатре, шитом из черного платка с розами, никто и никогда не видел её унылой. Её гадания оказывались правдивы, танцы — огненны, а если она, разозлясь, начинала браниться, даже вороны прятали головы под крыло. Кое-кто опасался меткости предсказаний цыганки, кое-кто ужасался сомнительной чистоте её юбок и вечно босым ногам, но, в общем, относились к ней хорошо. Даже принцы влюблялись не реже, чем в других феечек.

Гадала цыганка красиво — расстилала цветком юбку, метала на нее карты и начинала жонглировать королями и дамами. Рушились дворцы, игрались свадьбы, открывались решетки казенного дома и под конец — «позолоти ручку». Денег на крыше не водилось, но подарками феечку никто не обижал. До одной неприятной истории.

…Чёрного господина на крыше никто раньше не встречал. Он был высок ростом, почти как человек, и отличался вкрадчивыми манерами. Кошки и крысы шарахались от одного звука его четких шагов, феечки дружно решили, что лучше остаться дома, домовой-сапожник запер свою будку, повесив на дверь корявую вывеску «не работаетъ». Нашей цыганке тоже было бы лучше просидеть это утро в шатре, но нелегкая вынесла её прямо под ноги нежданному гостю.

— Ай, давай погадаю, красивый-яхонтовый, — выпалила феечка, вместо того, чтобы улететь быстро-быстро. Не в её норове было кого-то пугаться.

— Буду счастлив узнать, что сулит мне судьба, — с поклоном ответствовал господин и улыбнулся так сладко, что у цыганки свело скулы. — Гадай, сивилла!

По щелчку черного из воздуха возникло роскошное кресло, господин опустился туда и вытянул длинные ноги. Цыганка споро раскинула юбки и одним движением разбросала колоду.

— Ой, беда тебе будет красивый-яхонтовый, большая беда грядет. Высоко залез, далеко забрался. Ищешь сокровище ненаглядное, а на тебя враги целятся. Вот пиковый король, вот бубновый король, а вот и трефовая дама волчицей смотрит. Берегись, молодой-ласковый, берегись высоты, уходи с простора, под землей прячься, горький хлеб ешь, чтобы напасти отвести! А не то придет червовый король с булатным мечом, не сносить тебе головы, рубиновый… Позолоти ручку!

На крыше аж потемнело, так изменился в лице черный господин. Феечка грешным делом подумала, что тот на месте лопнет от злости. Но обошлось. Поднялся черный, улыбку на лицо натянул.

— Спасибо за правду, сивилла, спасибо за доброту. Награжу тебя щедро.

Поклонился ещё раз феечке, поцеловал ей ручки — сперва правую, потом левую — и исчез с крыши, как не бывало. А цыганка глянула на свои ладони — и в плач. До плеча правая рука золотой стала, до локтя левая — и ни пальчиком не пошевелить.

Феечки тотчас повыскакивали на шум из своих домиков, крысы с кошками из щелей повылезали — и давай наперебой хвалить и жалеть цыганку. Какая она молодец, прогнала с крыши черное чудище (чтоб он споткнулся на банановой корке посреди бальной залы). Её, бедняжку, теперь ни за что не оставят, вылечат и помогут. Пустяки, дело житейское, как говаривал один карлсон.

Цыганке пришлось подчиниться — ей теперь было не раздеться самой, не поесть и даже не погадать. Она рассердилась, когда из родного шатра её переселили в волшебный домик, не желала надевать кружевные платьица и хрустальные башмачки, отказывалась кушать суфле, консоме и другие фейные лакомства. Феечки-спасительницы вздыхали — и поступали по-своему. Им понравилось ухаживать за бедной цыганкой, утирать её слезы кружевными платочками, развлекать миленькой музыкой и светской болтовней. Когда цыганка бранилась — феечки затыкали ушки. Когда плакала от злости — сочувственно плакали следом.

Ей приносили самые вкусные вещи и лучшие игрушки, принцы наперебой приглашали её танцевать и делали вид, что не замечают искалеченных рук, но бедняжка чахла день ото дня. Говорили, что золото вытягивает из неё жизнь. Приходили, конечно же, и целители, и ворожеи и даже настоящая Фея, но ни снадобья ни заклинания не помогали. А после того как особо ретивая феечка-терапевт покрылась золотыми прыщами, желающие связываться с болезнью куда-то пропали.

Старая Кошка оказалась умнее других. Красивыми серьгами со звездочками она заманила на крышу девчонку-цыганку из заезжего табора, привела её к феечке и хвостом на пыльной крыше написала «Гадай!». Семь раз плюхались старые карты на пеструю юбку, и семь раз выпадало «вниз» — внизу, мол, твое счастье. Вниз так вниз. Феечка-цыганка дождалась, пока её спасительницы соберутся на бал, попросилась отдохнуть в тишине, и когда за последней сиделкой хлопнула дверь, кое-как натянула цыганскую юбку поверх дурацкого платьица и сбежала.