— Бедный Валентин, мне тебя так жалко… — ласково сказала Лоттхен. — Сейчас тебе принесут целую кучу травы.
— Несомненно! — Это слово произнёс господин Хап, бесшумно открывая дверь в кухню. — Мы принесли вам огромный великолепный букет из свежих трав. И пусть фрау Сундук не беспокоится — вся эта трава из нашего сада.
Валентин покашлял и сказал:
— Прекрасно, благодарю вас.
И стал свистеть. Прежде всего он отсвистел профессора Ответмана на Гороховую улицу. Затем безропотно высвистел всё, что заказали Хапы. И так как фрау Сундук немедленно требовала для себя то же самое, Валентин высвистывал все дважды. По злой кусачей собаке — Хапам и фрау Сундук. Потом решётки на окна и по новому замку на входные двери в оба дома. И всё остальное тоже.
— На рыбалку я, правда, не хожу, — сказала фрау Сундук, когда у неё в руках оказался спиннинг, — но будет несправедливо, если Хапы получат спиннинг, а я — нет.
Племянник Генрих спустился в палисадник и долго гладил злую кусачую собаку, а потом в задумчивости побрёл домой.
— Мне кажется, профессор Ответман прав, — пробормотал он вдруг. — Никто из них не стал счастливым, им только кажется, что они счастливы.
Как господин Эзенбек знакомится с господином Ответманом
Господин Эзенбек взглянул на часы и вздохнул.
Он не понимал, что могло так задержать его жену и внучек. Ведь они пошли в аптеку купить бумажные носовые платки и на обратном пути немножко погулять.
Часовая стрелка медленно двигалась по кругу.
Солнце скрылось за крышами домов, сгущались голубоватые сумерки. Из сада повеяло вечерней прохладой. Господину Эзенбеку стало холодно, и он закрыл окно.
Пора было подумать об ужине. Господин Эзенбек поставил на плиту кастрюлю с картошкой и стал резать капусту. Он любил стряпать и всегда очень охотно помогал жене на кухне, но сейчас с каждой минутой лицо его становилось всё мрачнее.
— Только бы с ними ничего не случилось, — шептал он, — только бы они вернулись домой целы и невредимы!
И вдруг он услышал негромкое пение. Господин Эзенбек кинулся к двери, но голоса громче не зазвучали. Тогда он распахнул окно, но и это не помогло. Он прижался ухом к камину, и ему показалось, что пение стало слышнее. Господин Эзенбек решил, что это поют постояльцы в каком-то дальнем номере.
«Как тоскливо поют наша жильцы! — подумал он печально и снова взглянул на стенные часы. — Нет, больше ждать я не в силах! Если через пять минут они не вернутся, я позвоню в полицию».
Прошло пять минут. Господин Эзенбек снял резиновый фартук, повесил его на гвоздь и побежал звонить в полицию. У телефонного аппарата, который стоял в столовой, он увидел какого-то незнакомого бородатого человека.
— Добрый день, — приветствовал его господин Эзенбек. — Простите меня, но мне нужно срочно позвонить. Жена и внучки до сих пор не вернулись домой, и я очень волнуюсь. Ума не приложу, где они так задержались. Кто знает, что с ними могло случиться!
— Я знаю, — сказал профессор Ответман. — Они заперты на чердаке и ждут, чтобы вы их оттуда выпустили.
— Неужели? — обрадованно воскликнул господин Эзенбек. — А откуда вы знаете?
Профессор Ответман погладил бородку и объяснил:
— Видите ли, отвечать на вопросы моя профессия.
— Какая великолепная профессия! — восхитился господин Эзенбек. — Благодарю! Благодарю вас от всего сердца. Если вам негде переночевать, то я предложу вам нашу самую лучшую комнату. С окнами на восход.
Он горячо потряс руку профессору и со всех ног кинулся к чердачной лестнице.
— А мы уже совсем охрипли, — сказала фрау Эзенбек, когда он, тяжело дыша, распахнул чердачную дверь. — Какое счастье, что ты всё-таки нас нашёл!
— Представляешь, дедушка, мы участвовали в настоящем фильме ужасов! — крикнула Людмила. — Сперва мы качались на голубых качелях на Городской площади перед памятником господина Бобржинского, а потом почему-то на этих же качелях перенеслись в чей-то палисадник, и вдруг оказалось, что мы, не слезая с этих качелей, находимся в чужой кухне. Можешь себе это представить?
— С трудом, — сказал господин Эзенбек. — Со мной таких вещей никогда не случалось.
— Не успели мы оглядеться в этой кухне, как какой-то молодой человек засвистел в травинку, и — раз! — мы очутились здесь, на нашем чердаке, — продолжала Варвара. — Ты можешь себе это представить, дедушка?
— С трудом, — повторил господин Эзенбек. — А почему вы в маскарадных костюмах? Правда, всё это уже не имеет значения, — главное, что вы все трое здесь, что вы веселы и здоровы! Вы даже себе представить не можете, как я волновался! Ведь я же вас так люблю. Всех троих, мои дорогие девочки!
Фрау Эзенбек, Людмила и Варвара кинулись к дедушке и обняли его с трёх сторон. А фрау Эзенбек нежно шепнула ему на ухо:
— Ну вот, теперь всё хорошо. Мы опять вместе, волноваться нечего. Мы никогда больше не пойдём покупать бумажные носовые платки в аптеку фрау Паульсон. Я тебе это обещаю.
— Спасибо, — сказал господин Эзенбек и украдкой смахнул слезу. — А теперь скорее идёмте в столовую, я вас познакомлю с нашим новым, очень приятным гостем.
Большие волнения из-за маленькой лихорадки на губе
Валентин пальцем ощупывал свою губу.
— Я чувствую, она растёт, Лоттхен. Ну скажи, разве это не беда?
— Это ужасно, — согласилась Лоттхен. — Но теперь ты сможешь хоть немножко передохнуть. Ведь ты уже исполнил все их желания.
— Напрасно вы так думаете, — заявил господин Хап. — Мне в голову пришло ещё кое-что, и поверьте, весьма важное.
Он стоял уже в дверях, на плече он держал торшер, в левой руке — проигрыватель, а в правой — спиннинг.
— Вы знаете, у нас теперь есть билеты на кругосветное путешествие. Пока мы будем отсутствовать, надо ещё усилить охрану нашего дома. Так вот, высвистите нам электросирену на крышу, господин Свистун, да поскорее, а то ваша лихорадка всё растёт.
Фрау Сундук только всплеснула руками.
— Вы крадёте у меня на лету все мои лучшие идеи, господин Хап! — возмутилась она. — Мне тоже необходима такая же электросирена на крышу, и тоже срочно.
Валентин стиснул руками лоб и устало откинулся на подушки.
— Мне дурно… — простонал он. — Прошу вас: если вы ссоритесь, то выйдите в коридор. Я не могу этого слышать…
— Если мы и ссоримся, то исключительно по вашей вине, — сказал господин Хап. — Как только вы нам высвистите сирены на крышу, мы тут же перестанем браниться.
— Учтите, что начать вы должны с меня. Вы просто обязаны заняться прежде всего мной! — требовала фрау Сундук. — Ведь вы пили у меня утром кофе.
— Будьте добры, фрау Сундук, заварите мне липового чая, — сказал Валентин, кашляя. — Мне просто необходима чашка липового чая с мёдом и лимоном.
— Вы только и думаете, что о своём здоровье! — возмутилась фрау Сундук и в гневе раздула ноздри. — Лихорадка у вас на губе не такая уж большая, вы пока ещё можете высвистеть мне сирену. Повторяю: вы обязаны выполнять мои желания в первую очередь. У Хапов вы не устраивали наводнения, у них на кухне не стояли качели с чужими людьми!
— Ладно, ладно, попробую, — устало проговорил Валентин.
— Учтите, что от нашей сирены вам тоже не отвертеться! — с металлом в голосе сказал господин Хап. — Мы вам, конечно, сочувствуем, но жить без сирены не можем.
Валентин лежал, не в силах пошевелиться, лежал и думал: «Профессор прав, я не добился никакого успеха. Хвастаться мне нечем: с каждой минутой эти люди становятся всё более жадными. Только и всего».
— Мы требуем сирены! Мы требуем сирены! — выкрикивали господин Хап и фрау Сундук, не сводя с Валентина гневных глаз.
Лоттхен положила ему руку на голову.
— Ох, боюсь, фрау Сундук не станет поить тебя липовым чаем. Она так возмущена! Высвисти-ка себе сам чашку чая.
— Си-ре-ну, си-ре-ну! — грозно скандировали господин Хап и фрау Сундук.
— Оставь, Лоттхен, — прошептал Валентин.
— Тогда отсвисти нас отсюда, — шёпотом попросила Лоттхен. — И лучше всего прямо в Рингельсбрун.
— Наши сирены! Наши сирены! — гремели голоса над самым ухом Валентина. — Мы не можем жить без сирены… Мы не будем знать ни минуты покоя!..
— Пожалуй, ты права, милая моя Лоттхен, — шёпотом ответил Валентин. — Но у меня сегодня просто нет сил, чтобы отсвистеть нас отсюда, понимаешь? Меня хватит только на одну глупость: я исполню желания фрау Сундук и господина Хапа, чтобы они оставили меня наконец в покое.
Он зажал травинку между пальцами и дважды свистнул.
— К сожалению, я не могу даже пожать вам руку, — сказал господин Хап. — Сами видите, у меня обе руки заняты. Побегу за своей женой.