Но было у такого жилья и достоинство. Сидит Фин у себя на тычке и вертит головой во все стороны — на север, на юг, на восток, на запад. Задумает враг недоброе, пойдёт на Фина войной, а Фин его ещё издали видит — не застанешь его врасплох. Был к тому же у Фина во рту вещий зуб; сунет он большой палец в рот, нащупает в глубине этот зуб — и знает, что сулит ему будущее.
Вот однажды сидит Фин со своей женой дома; тихо кругом, спокойно, никакой опасности. Вдруг видит Унаг, сунул Фин в рот большой палец.
— Что это ты делаешь? — удивилась она.
— О горе! Грозит мне беда неминучая! Он приближается! — завопил Фин.
— Да кто он-то, говори толком, — спрашивает Унаг, видя, что муж помрачнел, как ненастное воскресенье.
— Кто! Кто! Сам свирепый Кухулин, вот кто!
Плохо дело, думает Унаг, муж её величиной с башню, а Кухулин ещё больше; с кем, с кем, а с Кухулином Фину не следовало бы ссориться.
Всех великанов на многие мили кругом держит Кухулин в страхе. Рассердится, топнет ногой — вся земля ходуном ходит. Как-то стукнул кулаком по молнии — в лепешку сплющил.
Других великанов Фин не боится, а иной раз даже прихвастнёт, что и Кухулин предпочитает держаться подальше от горы Сногвали. И вот на тебе, идёт сюда Кухулин, наверняка замыслил недоброе. Не нравится это Фину, ох не нравится!
— Как бы нам перехитрить этого ужасного великана? Ума не приложу! — горестно причитает Фин. — Можно, конечно, удрать, да позора не оберёшься. Буду до конца дней посмешищем у всего великаньего племени. А как биться с этим чудовищем? Он ведь молнию кулаком сплющил, а топнет ногой — земля ходуном ходит.
— Докуда он уже дошёл? — спрашивает Унаг.
— До Данганнона.
— А скоро здесь будет?
— Завтра в два часа пополудни, — ответил Фин и, взвыв, прибавил: — Ох, не избежать этой встречи. Так мне и вещий зуб сказал.
— Ну, ну, муженёк! Не убивайся, не падай духом, — утешает Унаг Фина. — Я, кажется, сумею отвести от тебя эту беду.
— Ох, жена, спаси, если можешь. А то обдерут меня на твоих глазах, как кролика. Или ещё хуже: опозорюсь перед всеми великанами. Вот горе-то! Если бы кто другой шёл, а то ведь этот — потрясающий землю, с каменной лепёшкой в кармане, а ведь эта лепёшка была громом небесным.
— Как тебе не стыдно, Фин! Что за малодушие! Лепёшка, ты говоришь? Сдаётся мне, угощу я этого верзилу своими лепёшками, век будет помнить. Ну перестань же плакать, хватит голосить! Я буду не я, если не сумею обвести вокруг пальца эту ходячую гору.
И с этими словами пошла Унаг во двор, где у неё сохли на верёвке крашеные мотки шерсти. Выдернула девять разноцветных ниток и сплела из них три косицы. Одной обвязала правое запястье, другой — правую лодыжку, а третьей, самой длинной, — туловище под самым сердцем.
Она и раньше так делала, когда муж попадал в беду. Увидел Фин разноцветные повязки на жене — сразу духом воспрял. Не было ещё случая, чтобы крашеные шерстинки подвели.
— Есть ещё время к соседям сбегать? — спросила Унаг.
— Есть, есть, — повеселел муж.
Пошла Унаг к соседям, к одним заглянула, к другим, к третьим. Вернулась домой — в руках целая гора круглых противней, на которых караваи пекут. Замесила теста побольше. Испекла первую лепёшку — отличное вышло печево, величиной с тележное колесо, а потом стала другие печь — особенные, с железной начинкой. Вот зачем ей противни понадобились. Напекла лепёшек с подвохом, убрала в хлебный ларь. Потом отжала творог, сварила десять огромных кочанов капусты да целый свиной окорок и всё это студить поставила.
А как свечерело, разожгла большой костер, сунула пальцы в рот и трижды свистнула. Пусть Кухулин знает, что его ждут на горе Сногвали. Был у ирландцев такой обычай в древности: свистом зазывать усталого путника к очагу. Не сказала Унаг в тот вечер мужу, что задумала, только расспросила кое о чём. И между прочим узнала, что сила Кухулина заключена в среднем пальце его правой руки.
Наутро стал Фин дозором на своём тычке; немного спустя видит, движется к его горе башня не башня, а сам Кухулин — ростом чуть не до неба.
Влетел Фин в дом — лицо белее творога, что Унаг вечером приготовила. Кричит жене — совсем близко Кухулин! А Унаг улыбается: есть у неё чем гостя встретить.
— Да не бойся ты, муженёк, — говорит она Фину. — Делай, что я тебе скажу. Видишь, я кроватку застелила? Дети наши давно из неё выросли. Надевай мой чепец и ночную сорочку, она ведь как есть детское платьице. Ложись в кроватку и лежи в ней тихонько, как будто это и не ты вовсе, а младенец. Укройся пуховым одеялом, помалкивай да на меня поглядывай. Сегодня ты должен за своего собственного сыночка сойти.
Дрожит Фин от страха; едва натянул на себя одеяло, грохнул в дверь страшный удар.
— Входи и будь гостем, — проговорила Унаг.
Дверь распахнулась, на пороге вырос огромный великан Кухулин — явился точно в срок, как звёзды на вечернее небо.
— Мир дому сему! — прогремел он. — Здесь живёт славный великан Фин?
— Где же ему ещё жить! Входи и отдохни с дороги, добрый человек.
— Не с миссис ли Фин говорю? — спросил великан, входя и садясь.
— Конечно с ней. Я и есть миссис Фин, жена великого силача и храбреца.
— Ходит о нём такая слава! Говорят, он чуть не самый сильный великан в Ирландии. Но мне это все равно. Я пришёл к нему помериться силами, хочу одолеть его в честном поединке.
— Ах, какая жалость! — воскликнула Унаг. — Мужа-то моего дома нет. Умчался чуть свет в страшном гневе. Дошёл до нас слух, что один наглец по имени Кухулин отправился искать его на северный берег — туда, где великаны мост до Шотландии строят. Упаси господи, попадёт дурачок на глаза моему мужу. Он в такой ярости, что, боюсь, от бедняги мокрое место останется.
— Кухулин — это я, — нахмурился гость. — И я вызываю Фина на бой. Уже почти год гоняюсь за ним. Это от него мокрое место останется, не от меня.
— Ах, беда! Ты, верно, никогда Фина не видел, — покачала головой Унаг.
— Как же, увидишь его! Бегает от меня, как болотный кулик от охотника.
— От тебя бегает? От такой козявки? Я вот что тебе скажу: самый чёрный день в твоей жизни будет тот, когда ты повстречаешься с Фином. Одна надежда — поутихнет его гнев немного, не то ждет тебя неминучая гибель. Отдохни у меня с дороги, а как уйдешь, буду за тебя молиться, чтобы вы с ним разминулись.
Призадумался Кухулин, услыхав такие слова; сидит помалкивает. А Унаг оглянулась кругом, говорит как бы невзначай:
— Что за ужасный сквозняк! Так в дверь дует, того и гляди погаснет огонь в очаге. Жалко, Фина нет. Он бы помог горю. А ты не можешь вместо него одну работу сделать? Не в службу, а в дружбу.
— Какую такую работу?
— Поверни дом к северу задом, к югу передом, чтобы в дверь не дуло. Фин так всегда делает.
Нахмурился Кухулин. Однако встал, дёрнул себя за средний палец правой руки, три раза пальцем хрустнул. Унаг и вспомнила, что в этом пальце у Кухулина вся сила. А Кухулин вышел из дому, обхватил могучими руками дом и поставил его задом наперёд, как Унаг велела.
Бедный Фин, лёжа в постели, чуть не умер от страха: сам он за всю жизнь ни разочка, ни одного-единственного, не повернул дом даже на дюйм.
А Унаг ласково улыбнулась Кухулину и всего только спасибо сказала: дескать, чего особенно-то благодарить — работа пустяковая, всё равно что дверь отворить.
— Раз уж ты такой добрый, — продолжала она, — а Фина нет дома, не сослужишь ли ты ещё одну службу?
— Что ещё такое?
— Ничего особенного. Знаешь ведь, какая была сушь; воды не наносишься — ручей-то внизу, у подножия горы. Так Фин вчера вечером обещал мне поближе вывести воду. А утром в такой спешке умчался с тобой сражаться, что совсем забыл про своё обещание. Надо только вон ту скалу отворотить, а я пойду пока обед приготовлю.
Привела Унаг великана к скале. А скала — чуть не половина горы, в ней едва заметная трещина, приложишь ухо — и слышно, как в глубине вода журчит.
Нахмурился Кухулин сильнее прежнего: не по душе ему такая работа. Однако дёрнул средний палец три раза, глянул на скалу, ещё три раза дёрнул. Всё равно не по душе — да и то сказать, чуть не всю гору своротить надо.
Но всё-таки хрустнул пальцем ещё три раза — всего, значит, девять, — подошёл к скале, обхватил могучими руками, поднатужился и вырвал из скалы огромный кусок. Получилось на том месте ущелье — четыреста футов глубиной, полмили шириной. Оно и сейчас есть, Ламфордглен называется.
— Вот уж спасибо, — сказала Унаг. — Очень любезно с твоей стороны. А теперь идём домой, попотчую тебя чем бог послал. Фин рассердится, если я тебя голодным отпущу, хоть вы и не дружите. Уж не обессудь, еда у нас скромная.
А Фин так всё и лежит в колыбели. И трясётся от страха. Вошел Кухулин в дом, поставила Унаг перед гостем две банки масла, окорок, целую гору варёной капусты. А напоследок принесла блюдо с лепешками, которые испекла накануне.