И пан Клякса разразился неудержимым хохотом. Голова, борода и живот великого ученого затряслись, с носа свалились очки. Пан Клякса фыркал и прыскал, захлебываясь собственным хохотом, одолеть который не мог, и на самом деле едва не умер со смеху.
Привлеченная странными звуками команда окружила ученого, капитан оторвался от кроссворда, Вероник прервал свою работу, а пан Клякса только что не лопался от смеха, держался за живот и стонал, утирая слезы:
— Ой, не могу! Ой, лопну! Будто кто меня щекочет… Никогда я так не смеялся… Адась, уйди с глаз долой, не смеши, а то у меня все пуговицы поотлетают…
Смех пана Кляксы был так заразителен, что собравшиеся тоже принялись хохотать. Штурвальный зычно грохотал, Вероник пищал фальцетом, Резеда тонюсенько по-комариному хихикала. Решив, что мы посходили с ума, Три-Три сунул мне на прощанье еще одну букашку, погладил меня клювом по уху и помчался обратно в Адакотураду. Больше я его не видел.
Я чувствовал себя как оплеванный. В самом дел, как это я брякнул такую чушь? Но знакомство с Резедой и ее любовь вознаградили меня за перенесенный позор.
Я взял ее за руку и повел к правому борту, где все еще цвели высаженные ее отцом розовые кусты.
— Твоя матушка права, — сказал я. — Лучше иметь дело с цветами, чем с людьми.
Сказал я это не слишком уверенно, но с огромной обидой на пана Кляксу.
Не помню точно, сколько длилось наше путешествие, но по-моему недели две. За это время неутомимый пан Клякса успел провести множество наблюдений и исследований, из которых родился новый труд о совершенствовании человеческого ума посредством прививки к нему дельфиньего мозга.
Мы с Резедой внимательно прислушивались к говору чаек и смогли довести словарь чаек до буквы «и».
И только Вероник становился все беспокойнее. «Ах, пан Хризантемский, пан Хризантемский! — то и дело ворчал он под нос. Или: — Нет, пан Модест… Нет уж!»
На пятый день плавания мы выловили из моря лодку с тремя потерпевшими кораблекрушение сказандцами. Циклон подхватил их корабль и подбросил так высоко, что из всего экипажа только эти трое и сумели спастись, выпрыгнув вместе с лодкой на парашютах. Плотно пообедав, верные себе сказандцы, принялись сказывать сказки. Рассказали нам о двух братьях (о богатом и бедном), о двух сестрах (о доброй и злой) и под конец — о трудолюбивой падчерице и злой мачехе. Однако после пережитого нами на Адакотураде эти сказки показались нам пресными и скучными, и мы предпочли вернуться к своим занятиям, Уйдя на корму, мы с Резедой стали бросать чайкам кусочки хлеба, надеясь немного разговорить их. Мы старательно занимались птичьим словарем, и только время от времени до нас долетали стоны старого привратника: «Нет, пан Модест… Нет уж!»
Наконец в один прекрасный солнечный день впередсмотрящий крикнул: «Земля!», а час спустя пред нашими взорами предстали башни родного города, и сердце мое забилось сильнее.
«Акулий Плавник», вышедший из Адакотурады под флагом вымышленного государства Ландринконии, поднял свой настоящий флаг.
Мы высадились на сушу с чувством радости и облегчения, знакомым всякому путешественнику, после долгих странствий вернувшемуся в отчий край.
Пан Клякса отправился прямиком в Академию, условившись со мной о встрече на следующий день; а мы, то есть Резеда, Вероник и я, поспешили домой. Я испытывал и радость, и беспокойство одновременно — впрочем, все мы испытывали эти смешанные чувства.
Вы не можете себе представить, что со мной стало, когда еще издали я увидел стоявших на балконе родителей! Похоже, они все время так и стояли там в ожидании моего возвращения.
Я летел по улице как на крыльях, таща за собой Резеду. Через минуту мы уже были дома. Наверное, каждому из вас доводилось встречаться со своими близкими после долгой разлуки, и потому нет необходимости описывать, как проходят подобные встречи.
Плача от радости, матушка бросилась меня обнимать, да так бурно, что шляпка, которую она всегда надевала, выходя на балкон, слетела с ее головы.
— Пан Хризантемский сказал нам, что ты отправился в путешествие, но он не знал, куда, — голосом, напоминающим чириканье, сказал отец. — А кто эта милая девушка? — спросил он, взглянув на Резеду.
— Это моя невеста, Резеда Левкойник… Аргонавты искали золотое руно, конкистадоры — сокровища индейцев, а я нашел самую большую ценность в мире: мою дорогую Резеду! Полюбите ее, как свою дочь!
— Красивое имя — Резеда! — воскликнула матушка. — У меня как раз новая шляпка с букетиком резеды. Добро пожаловать, детка, в наш дом! Я всегда мечтала о такой очаровательной жене для Адася. Я как чувствовала, и даже поставила для тебя прибор. Идемте же к столу, а то суп стынет. И так у нас суп стыл каждый день с той поры, как ты уехал.
На первое был рисовый суп с помидорами, потом подали моих любимых цыплят и салат из огурцов со сметаной, а на десерт — три сорта мороженого: лимонное, малиновое и фисташковое. Мне сразу же вспомнились цвета государственного флага Адакотурады.
Мы с Резедой наперебой рассказывали родителям об этой удивительной стране. Отца больше всего заинтересовало устройство Алойзи, тем более что в его библиотеке была книжка пана Кляксы о кляксической энергии. Разумеется, это был только переплет, но я не сомневался, что после обеда отец тут же напишет новый вариант этого труда и перечитает его.
Родители с интересом разглядывали привезенные из Адакотурады диковинки. Матушка тотчас же испробовала на себе действие сока гунго, а отец, хотя и не любил молока, напился лактусового сока, и с грандиозным любопытством стал изучать фотографии Заповедника Сломанных Часов, королевского фрегата, «Анемоновой Горбушки», но особо пристально он разглядывал Кватерностера I, Алойзи, трехногих и трехруких адакотурадцев.
Тем временем матушка занялась Резедой. Я заметил, что и ей мои родители пришлись по сердцу, и Резеда весело щебетала, рассказывая о пане Левкойнике, о Мультифлоре, о будущей королеве Адакотурады.
В отлично убранной квартире для меня был приготовлен кабинет, а Резеде отец отдал чучельную мастерскую. Впрочем, чучела, как обычно, проветривались на балконе, и как только мы с мамой переставили в мастерской мебель, из нее получилась вполне уютная комнатка.
Когда Резеда ушла к себе распаковывать вещи, я остался с родителями наедине и как бы между прочим спросил:
— А как это получилось, что придя из Академии, я никого не застал дома, и пришлось мне уехать, даже не попрощавшись? Мне было очень грустно…
— Во всем виновата твоя мать, — заявил отец. — Мы сняли дачу в Ванильной роще на берегу Вкрбрды, чтобы ты после Академии отдохнул. Мама решила навести там порядок. Мы взяли пылесос и рано утром поехали. А потом опоздали на поезд и вернулись только вечером.
— Не вали все на меня, — запротестовала матушка. — Ведь пан Хризантемский должен был предупредить Адася. Я его просила. Ты что, забыл? В тот день Вероник должен был ехать за птицами для чучел, а пан Хризантемский сидел на лавке перед домом и грелся на солнце. А он ничего тебе не передал, Адась?
Наверно, забыл. Я давно замечала, что он на старости лет стал терять память.
Не успел я ответить, как раздался звонок в дверь. Открыв, я увидел Вероника. На нем снова была его форменная безрукавка и ботинки, зашнурованные проводом от электрического утюга. Из-за плеча старого привратника робко выглядывал пан Хризантемский.
— Пан Вероник, — прошептал я, — ни слова о пуговице и вообще о превращениях, птицах, о почтальонах… Гроб, могила, крест. Ни-ни!
Старый привратник кивнул головой и пошел поздороваться с моими родителями. За ним неуверенно семенил пан Хризантемский.
— Пан Модест, — с упреком сказала матушка, — как же вы забыли сказать сыну, о чем я вас просила?
— А я и забыл, что забыл, — со вздохом ответил пан Хризантемский. Похоже, что у них с Вероником только что был серьезный разговор, и пану Хризантемскому порядочно досталось.
— Нет, пан Модест… Нет уж! — гневно буркнул Вероник.
— Честно говоря, уважаемая пани, — тянул фокусник в отставке, — в последнее время память у меня совсем никудышная. Да и с головой что-то неладно. Вот, прошу взглянуть…
При этом пан Хризантемский щелкнул пальцами возле уха и в тот же миг из этого уха вылетело несколько щебечущих ласточек. Они выпорхнули в окно, присели на перила балкона, а затем взмахнули крыльями и — только мы их и видели.
Привлеченный щебетом, из-под дивана вылез сонный кот Иероним. Он мяукнул, почесался и лениво проследовал в комнату Резеды.
— А может, кот тоже вылез из вашего уха, пан Модест? — съязвил старый привратник.
— Кот? — удивился фокусник. — Никакого кота я не видел. Но если вам так хочется, то пожалуйста…