— Не отнимай жизнь у невинной твари, не ты ей ее давал, — говорит.

Взяла лягушку и под дом пустила. И вот как-то ночью приходит та лягушка к служанке и говорит:

— Приходи ко мне в гости, будь моим лягушатам крестной матерью.

Служанка обещала прийти, а сама пошла к ксендзу на исповедь и попросила совета, как быть.

— Иди, — разрешил ей ксендз, — только, смотри, ничего там не ешь и не пей.

В уголке, где мусор лежал, расступилась земля, вышел оттуда гном и повел за собой служанку вниз по лестнице.

Под землей было все, как у нас, светло и красиво. А лягушка, хворая после родов, в кровати лежала. Служанка и тот гном окрестили всех лягушат и стали кумовьями.

Угощения там было видимо-невидимо. Но как ни просили служанку, как ни уговаривали, она ничего в рот не взяла.

Погостила она два дня и стала домой собираться. Насыпал ей лягушкин муж в фартук песка из уголочка и наказал:

— Вернешься домой, высыпь песок тайком в сундук. Только никому ничего не говори и не показывай.

Вернулась она домой, а оказывается, ее полтора года дома не было.

Спрятала она песок в сундук, через три дня поглядела — а сундук полон чистого серебра и золота.

Шел мужик с ярмарки ночью через лес, в июле дело было. Идет он, идет, и вдруг на него лютым холодом повеяло. Смотрит — неподалеку огонек. Он туда. А там у костра сидят какие-то мужики. Заробел он, потом пригляделся — по одежке и по виду люди приличные. И вышел он к ним погреться у огня — уж больно холод его пробирал.

А те люди были тучевики. Они только что пруд лесной заморозили, чтобы льду набрать на градобитие. Увидели они мужика и спрашивают:

— Ты кто таков?

— Я из такой-то и такой-то деревни.

— Ты чего ночью по лесу бродишь?

— Из города иду, с ярмарки. Дюже замерз, дозвольте мне у огня обогреться.

Только сказал, глядит — а рядом пруд замерзший, и холодом от него так и веет. Удивился он:

— Что такое? Пруд замерз!

И тогда они ему сказали, что, стало быть, не люди они, а тучевики, что это они пруд заморозили. Дескать, нужно им льду на градобитие, которое завтра в его деревне весь хлеб побьет.

Испугался мужик, стал их со слезами умолять, чтобы пощадили они хотя бы его поле. У него детишек куча! Чем же он их прокормит, ежели град побьет весь несжатый хлеб?

Сжалились над ним тучевики, обещали его поле уберечь.

— Но смотри, — говорят, — еще как жарко будет и тучи только-только покажутся, ты вынеси бороны и свое поле ими обозначь. И никому ни слова!

Обрадовался мужик, бегом побежал домой, никому ни словечка не сказал, а сам все сделал так, как тучевики велели.

На другой день до полудня парило. И вдруг собрались грозовые тучи, ударил град — страшенный! Все поля побил, у всей деревни. Только у того мужика поле уцелело.

Увидели это хозяева, решили, что он колдун, что это он град навел, и потащили его к судье. Только там мужик рассказал все по совести. Отпустил его судья с миром.

Пошел Яно Вильчек косить сено на луг, что в этом году ему назначили. Чуть попозже пришли туда еще Игнац Киселяк и Феликс Гурка. Поделили луг, сколько кому полагалось, и начали косить каждый на своей делянке. Игнац во всю старался — его-то делянка больше всех была.

В полдень сели в тенечке и за обед взялись. Киселяк, тот на хлеб сало кладет, а Вильчек и Гурка сухой хлеб жуют. Вильчеку, понятное дело, маленько завидно стало, и говорит он Киселяку так:

— Знаете что, кум? Я тоже век при деле, ни на минуту не присяду. Своей работы нет — другим помогаю, все лишний заработок. И не пойму я, что за причина, но не везет мне в хозяйстве. Ни разу я не забил свинью, чтобы мне на сальце разговеться. Может, вы, Игнац, знаете, в чем тут штука?

— Я, понимаешь, тебе не скажу, потому что сам не знаю. Но знаю, кто тебе, Яно, мог бы это открыть, если очень хочешь. А если не очень хочешь, то и связываться не стоит.

— Неужто так трудно дознаться?

— И не говори! Надо в самую страшную грозу залезть на верхушку Бабьей горы. Туда в это время сходит с облаков тучевик. Оп на все вопросы отвечает,

— Верно говорите, кум, нелегкое это дело. Но стоящее. Уж я туда заберусь. Очень мне охота знать, почему мне так не везет в хозяйстве. Ведь работаю я не меньше других, все в дом несу.

— Это правда. Работник вы что надо, — никто слова против не скажет.

— То-то и оно!

Яно Вильчек слов на ветер не бросал. Назавтра же сходил к исповеди, чтобы в любое время быть готовым в дорогу. И стал ждать.

На третий день Бабья гора затуманилась, стали тучи собираться, гром загремел. Яно Вильчек все бросил и бегом на гору! Добежал до Пролома, а гроза на убыль пошла, Бабья гора вновь открылась. Вернулся Вильчек. «Промедлил я, — думает. — Живей управляться надо».

Долго ли, коротко — снова Бабья гора затуманилась. Вильчек как раз на косьбе был. Бросил косу и, в чем был, бегом на гору! Всю дорогу бежал и поспел как раз вовремя. Только забрался на Бабью гору, тут гроза и ударила.

Поначалу никто не появлялся. Сел Вильчек на камень и стал ждать, что будет. Ветер воет, молнии сверкают, гром гремит. У Вильчека волосы дыбом на голове стоят, трясется от страха. И вдруг в глазах у него потемнело, и явился ему тучевик: седая бородища по пояс, сам в чешуе, с каждой чешуйки вода бежит. Заробел Вильчек, стоит, белый как стена, молчит, словно язык проглотил.

— Чего тебе надобно? — спрашивает тучевик. А Вильчек — ни гугу.

Видит тучевик, что Вильчек робеет, и говорит:

— Сам знаю, зачем ты пришел. Хочешь, чтобы я тебе сказал, почему тебе в хозяйстве не везет. Так?

— Так, — отвечает Вильчек.

— Подуй мне на ладонь.

Подул Вильчек, и у тучевика на ладони показалось его изображение. Посмотрел тучевик на изображение и спрашивает:

— Кто это? Узнаешь?

— Как не узнать! Это же я.

— Верно. Это ты. Похоже, человек ты чистый, честный и добрый. Ни ты, ни твоя жена не виноваты, что вам не везет. Значит, причина дальше. Подуй мне на ладонь.

Опять подул Вильчек, и показалось у тучевика на ладони изображение Вильчекова отца.

— Узнаешь этого человека?

— Узнаю. Еще бы я своего отца не узнал!

— Да. Это твой отец. И на нем греха нет. Был он человек добрый и справедливый. Подуй-ка еще раз.

Вильчек подул. Показалось изображение его деда.

— А это кто такой, знаешь?

— Знаю, дед мой.

— Правду говоришь. Это твой дед. И на нем тоже греха нет. Поищем дальше. Подуй-ка на ладонь.

Подул Вильчек еще разок, и на ладони у тучевика показалось изображение неведомого человека.

— А этого узнаешь?

— Нет, этого не узнаю.

— Уж коли на то пошло, я тебе скажу, кто это. Это твой прадед. Он причина твоего невезения. Глянь, как он насупился — все лицо перекосило. Человек он был злой, это сразу видно. Людей обманывал, обкрадывал бессовестно, чужую жизнь ни в грош не ставил, пьяница был страшный: что добудет — тут же и пропьет. Весь дом разорил. Чего же тут удивляться, что его потомству не везет, когда он должной основы не заложил!

— Стало быть, правду говорят, что грех до седьмого колена не смывается? — спрашивает Вильчек.

— А ты как думал! Соображаешь, что к чему? Если хочешь, чтобы тебе везло, то должен ты людям вернуть все, что у них твой прадед украл. Без этого не обойтись, вот и весь сказ.

— Покорнейше благодарю за совет, — поклонился Вильчек, и тучевик ушел.

Вернулся Вильчек с Бабьей горы, собрал по дому весь скарб, все, что почел за краденое, и ночью но всей деревне разбросал. Пошел утром поглядеть, где что как. лежит, а того и следа нет. Обрадовался Вильчек: ловко-де он избавился от всего, что злом мечено.

И вправду стало ему на хозяйстве помаленьку везти. И земельки прикупил, и корову, и двух, и трех. Стал забивать по две свиньи в год и на сало на чужом хлебе уже не зарился. Дом у него — полная чаша, людям он больше не завидует втихомолку, глядит всем смело в глаза.

И вот повстречался он с Феликсом Гуркой, с тем самым, с которым сено в тот раз косил да сухим хлебом давился. У того в хозяйстве ничего не поправилось. Бедовал он, горемыка. И уж так захотелось ему узнать, отчего же это куму Вильчеку везти начало. Остановил он Вильчека.

— Кум, а кум! — говорит. — По какой такой причине вам теперь везет, а мне нет? Как бедовал, так и бедую. Откройте мне секрет.

— Открою, отчего ж не открыть. Тому два года, как ходил я к тучевику на Бабью гору в самую грозу. И тучевик меня надоумил, что надобно сделать, чтобы хозяйство шло на лад. Надо бы и вам туда сходить. Спору нет, дорога трудная, да дело того стоит.

— Вот хорошо, кум, что мы с вами повстречались!