— Ну, брат, далеко твоя шапка — верст с пятьсот назади осталась, — отвечал великан.
Принес он его на родину, спустил наземь и говорит:
— Смотри же, никому не хвались, что ты на мне верхом ездил; а похвалишься — худо тебе будет.
Иван — купеческий сын обещал не хвалиться, поблагодарил великана и пошел домой.
Приходит, а уж там все за свадебным столом сидят. Как увидала его прекрасная царевна, тотчас выскочила из-за стола, бросилась на шею.
— Вот, — говорит, — мой жених, а не тот, что за столом сидит!
— Что такое? — спрашивает отец.
Иван ему рассказал про все, как он солью торговал, как царевну увез и как старшие братья его в море спихнули.
Отец рассердился на больших сыновей, согнал их со двора долой, а Ивана женил на царевне.
Начался у них веселый пир; на пиру гости подпили и стали хвастаться: кто силою, кто богатством, кто молодой женой. А Иван сидел, сидел да спьяна и сам похвастался:
— Это что за похвальбы! Вот я так могу похвалиться: на великане через все море верхом проехал!
Только вымолвил — в ту же минуту является у ворот великан:
— А, Иван — купеческий сын, я тебе приказывал не хвалиться мною, а ты что сделал?
— Прости меня! — говорит Иван — купеческий сын. — То не я хвалился, то хмель хвалился.
— А ну покажи: какой-такой хмель?
Иван приказал привезть сороковую бочку вина да сороковую бочку пива; великан выпил и вино и пиво, опьянел и пошел все, что ни попалось под руку, ломать и крушить. Много недоброго натворил: сады повалял, хоромы разметал! После и сам свалился и спал без просыпу трое суток.
А как пробудился он, стали ему показывать, сколько он бед наделал; великан страх как удивился и говорит:
— Ну, Иван — купеческий сын, узнал я, каков хмель; не пей, не хвались же ты мною отныне и до веку.
ДВА ИВАНА-СОЛДАТСКИХ СЫНА
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик. Пришло время — записали его в солдаты; оставляет он жену, стал с нею прощаться и говорит:
— Смотри, жена, живи хорошенько, добрых людей не смеши, домишка не разори, хозяйничай да меня жди; авось назад приду. Вот тебе пятьдесят рублей. Дочку ли, сына ли родишь — все равно сбереги деньги до возрасту: станешь дочь выдавать замуж — будет у нее приданое; а коли бог сына даст да войдет он в большие года — будет и ему в тех деньгах подспорье немалое.
Попрощался с женою и пошел в поход, куда было велено. Месяца три погодя родила жена двух близнецов-мальчиков и назвала их Иванами — солдатскими сыновьями.
Пошли мальчики в рост; как пшеничное тесто на опаре, так кверху и тянутся. Стукнуло ребяткам десять лет, отдала их мать в науку; скоро они научились грамоте и боярских и купеческих детей за пояс заткнули — никто лучше их не сумеет ни прочитать, ни написать, ни ответу дать.
Боярские и купеческие дети позавидовали и давай тех близнецов каждый день поколачивать да пощипывать.
Говорит один брат другому:
— Долго ли нас колотить да щипать будут? Матушка и то на нас платьица не нашьется, шапочек не накупится; что ни наденем, всё товарищи в клочки изорвут! Давай-ка расправляться с ними по-своему.
И согласились они друг за друга стоять, друг друга не выдавать. На другой день стали боярские и купеческие дети задирать их, а они — полно терпеть! — как пошли сдачу давать. Всем досталось! Тотчас прибежали караульные, связали их, добрых молодцев, и посадили в острог.
Дошло то дело до самого царя; он призвал тех мальчиков к себе, расспросил про все и велел их выпустить.
— Они, — говорит, — не виноваты: не зачинщики!
Выросли два Ивана — солдатские дети и просят у матери:
— Матушка, не осталось ли от нашего родителя каких денег? Коли остались, дай нам: мы пойдем в город на ярмарку, купим себе по доброму коню.
Мать дала им пятьдесят рублей — по двадцати пяти на брата — и приказывает:
— Слушайте, детушки! Как пойдете в город, отдавайте поклон всякому встречному и поперечному.
— Хорошо, родимая!
Вот отправились братья в город, пришли на конную, смотрят — лошадей много, а выбрать не из чего; все не под стать им, добрым молодцам!
Говорит один брат другому:
— Пойдем на другой конец площади; глядь-ка, что народу там толпится — видимо-невидимо!
Пришли туда, протолкались вперед — у дубовых столбов стоят два жеребца, на железных цепях прикованы: один на шести, другой на двенадцати; рвутся кони с цепей, удила кусают, роют землю копытами. Никто подойти к ним близко не смеет.
— Что твоим жеребцам цена будет? — спрашивает Иван — солдатский сын у хозяина.
— Не с твоим, брат, носом соваться сюда! Есть товар, да не по тебе, нечего и спрашивать.
— Почем знать, чего не ведаешь; может, и купим, надо только в зубы посмотреть.
Хозяин усмехнулся:
— Смотри, коли головы не жаль!
Тотчас один брат подошел к тому жеребцу, что на шести цепях был прикован, а другой брат — к тому, что на двенадцати цепях держался. Стали было в зубы смотреть — куда! Жеребцы поднялись на дыбы, так и храпят…
Братья ударили их коленками в грудь — цепи разлетелись, жеребцы на пять сажен отскочили, на землю попадали.
— Вот чем хвастался! Да мы этих клячей и даром не возьмем.
Народ ахает, дивуется: что за сильные богатыри появилися! Хозяин чуть не плачет: жеребцы его поскакали за город и давай разгуливать по всему чистому полю; приступить к ним никто не решается, как поймать, никто не придумает.
Сжалились над хозяином Иваны — солдатские дети, вышли в чистое поле, крикнули громким голосом, молодецким посвистом — жеребцы прибежали и стали на месте словно вкопанные; тут надели на них добрые молодцы цепи железные, привели их к столбам дубовым и приковали крепко-накрепко. Справили это дело и пошли домой.
Идут путем-дорогою, а навстречу им седой старичок; позабыли они, что мать наказывала, и прошли мимо, не поклонились, да уж после один спохватился:
— Ах, братец, что ж это мы наделали? Старичку поклона не отдали; давай нагоним его да поклонимся.
Нагнали старика, сняли шапочки, кланяются в пояс и говорят:
— Прости нас, дедушка, что прошли не поздоровались. Нам матушка строго наказывала: кто б на пути ни встретился, всякому честь отдавать.
— Спасибо, добрые молодцы! Куда ходили?
— В город на ярмарку; хотели купить себе по доброму коню, да таких нет, чтоб нам пригодились.
— Как же быть? Нешто подарить вам по лошадке?
— Ах, дедушка, если подаришь, станем тебя вечно благодарить!
— Ну пойдемте!
Привел их старик к большой горе, отворяет чугунную дверь и выводит богатырских коней:
— Вот вам и кони, добрые молодцы! Ступайте с богом, владейте на здоровье!
Они поблагодарили, сели верхом и поскакали домой. Приехали на двор, привязали коней к столбу и вошли в избу. Начала мать спрашивать:
— Что, детушки, купили себе по лошадке?
— Купить не купили, даром получили.
— Куда же вы их дели?
— Возле избы поставили.
— Ах, детушки, смотрите — не увел бы кто!
— Нет, матушка, не таковские кони: не то что увести — и подойти к ним нельзя!
Мать вышла, посмотрела на богатырских коней и залилась слезами:
— Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне. На другой день просятся сыновья у матери:
— Отпусти нас в город, купим себе по сабельке.
— Ступайте, родимые!
Они собрались, пошли на кузницу; приходят к мастеру.
— Сделай, — говорят, — нам по сабельке.
— Зачем делать! Есть готовые, сколько угодно берите!
— Нет, брат, нам такие сабли надобны, чтоб по триста пудов весили.
— Эх, что выдумали! Да кто ж этакую махину ворочать будет? Да и горна такого во всем свете не найдешь!
Нечего делать — пошли добрые молодцы домой и головы повесили.
Идут путем-дорогою, а навстречу им опять тот же старичок попадается.
— Здравствуйте, младые юноши!
— Здравствуй, дедушка!
— Куда ходили?
— В город, на кузницу, хотели купить себе по сабельке, да таких нет, чтоб нам по руке пришлись.
— Плохо дело! Нешто подарить вам по сабельке?
— Ах, дедушка, коли подаришь, станем тебя вечно благодарить!
Старичок привел их к большой горе, отворил чугунную дверь и вынес две богатырские сабли. Они взяли сабли, поблагодарили старика, и радостно, весело у них на душе стало!
Приходят домой, мать спрашивает:
— Что, детушки, купили себе по сабельке?
— Купить не купили, даром получили.
— Куда же вы их дели?
— Возле избы поставили.
— Смотрите, как бы кто не унес!
— Нет, матушка, не то что унесть, даже увезти нельзя.
Мать вышла на двор, глянула — две сабли тяжелые, богатырские к стене приставлены, едва избушка держится! Залилась слезами и говорит: