Отец махал свежим номером «Вестанвикской газеты», которую держал в руках:

— Да, Расмус, почитай газету, ты увидишь.

— Напечатано объявление? — живо спросил Расмус.

Папа кивнул:

— Да, это само собой, но…

Крапинка кинулась на Глупыша. Она стащила его к себе на пол и бурно ласкала.

— Маленький, любименький Глупыш, подумать только, ты вернулся домой… А ты знаешь, что тебя просили позвонить по телефону: «Вестанвик, сто восемьдесят два»?.. Сделай это, пожалуйста, чтобы мы знали, как ты себя ведешь!

Расмус не мешал ей развлекаться: конечно, это его песик, но Крапинка спала, когда он утром вернулся с Глупышом домой, а сейчас — пускай немного поразвлекается. Одна только мама не спала тогда, она была так счастлива при виде Глупыша, что расплакалась. И еще она чуточку поплакала из-за того, что Расмуса не было дома и что он гонялся за похитителями серебра.

Но сейчас она не плакала, а принесла ему омлет с ветчиной и свежую французскую булочку, чудесно! Расмус с большим аппетитом накинулся на еду. Папа, стоя возле него, раскрыл газету.

— Послушай только! — сказал он.

— Да я знаю объявление наизусть, — сказал Расмус, его рот был набит ветчиной: — «Убежал Глупыш, маленькая жесткошерстная такса…»

— Дурачок, — сказал папа. — «Последние известия, — прочитал он. — Похитители серебра схвачены. Фантастический вклад Объединенного акционерного общества „Металлолом“».

Расмус вытаращил глаза:

— Это о нас написано в газете?.. Им что, больше и писать не о чем?

Отец с упреком посмотрел на него:

— И ты так говоришь о «Разбойничьей истории века»? Так называет эту историю газета, а вовсе не я.

— И выход газеты задержали на пять часов, только чтобы дать этот материал, — сказала мама.

Крапинка оценивающе посмотрела на брата:

— Да, ты — настоящий герой, даже если сам об этом и не знаешь, и Понтус — тоже.

— Ш-ш-ш, — прошипел Расмус.

Он радовался, что, кроме Понтуса и его самого, никто не знает, с чего это они стали героями, даже СП и папа ничего не знают о «Корпусе Спасения Жертв Любви» и думают, что они влезли к фон Ренкенам как раз для того, чтобы узнать, чем занимаются там Эрнст и Альфредо. Подумать только, если бы в газете было написано про «Каталог дешевой распродажи» — вряд ли бы Крапинка так радовалась.

— Ну а теперь я хочу знать одну вещь, — решительно сказала мама. — Послушай-ка, малыш, а что, собственно говоря, ты делал в четверг ночью вне дома?

Так, этого вопроса он ждал все время! Он запихнул в рот большой кусок ветчины, чтобы, пока он его прожевывает, выиграть время и подумать.

Потом он посмотрел на маму невинными голубыми глазами:

— Ты сама сказала как-то на днях, что в такие светлые майские и июньские ночи, собственно говоря, вообще не надо спать.

Мама засмеялась.

— Но это не имеет отношения к маленьким школьникам, — сказала она.

— Ну ладно, какое нам теперь до этого дело, — сказал папа. — Мы, верно, и сами были молоды, и крались по ночам тайком вокруг вигвама своих недругов.

— Только не я, — уверила мама.

— He-а, но зато тебе так никогда и не удалось схватить парочку похитителей серебра, — засмеялся папа.

Когда Расмус остался один и покончил с завтраком, он основательно прочитал все, что было написано в газете о нем и о Понтусе. «Страховое общество барона фон Ренкена присудит обоим мальчикам награду», — было напечатано там черным по белому.

«Елки-палки, до чего нудно, какие еще награды можно получать от Страхового общества… Может, небольшую дурацкую страховку? Спасибо, что я знаю о награде, которую обещал папа… Бесплатное мороженое во время весеннего праздника!»

Он прочитал объявление и был так счастлив, что маленький песик, жесткошерстная такса, вовсе не убежал.

— Подумать только, Глупыш! О тебе тоже написано в газете… в двух местах. Ты герой, Глупыш, ты знал об этом?

Глупыш тявкнул. Он знал, казалось, и об этом.

Затем Расмус выпрыгнул из кровати. Он тщательно умылся и совершенно противоестественно причесал волосы, ведь он обещал это Альфредо! Затем, надев рубашку и синие джинсы, вышел в кухню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, знаешь что, — сказала мама, — в таком виде, пожалуй, на весенний праздник ты не пойдешь. Надень фланелевый костюм.

Расмус был глубоко оскорблен. Он тут умывался и причесывался, перейдя все границы благоразумия, но жертва была напрасной, этого даже не заметили, а только стали возникать с возражениями по поводу его будничной одежды.

— Если надо надевать выходной костюм, — с досадой сказал он, — я лучше останусь дома.

Мама кивнула.

— Вот как? Тогда оставайся! — сказала она.

Расмус обиженно посмотрел на нее:

— Ш-ш-ш, тогда, значит, я зря умывался?

Мама осмотрела его уши:

— По-моему, ты, в виде исключения, помылся хорошенько, верно?

— Да, даже слишком, — сказал Расмус.

Притянув его к себе, мама погладила его по мокрым причесанным волосам:

— Как красиво ты причесан… и ты абсолютно сам до этого додумался! Ты, верно, никогда не станешь взрослым?

Нет, он не сам до этого додумался, ему это было не нужно… Это явно входило в интересы государства — как он причесан, одет и умыт; даже старые ворюги вмешивались в это дело.

— Ты видел, какая нарядная Крапинка? — спросил папа.

— Ш-ш-ш, девочка — это же совсем другое дело, — сказал Расмус.

— Разве? — спросила Крапинка.

Встав перед ним, она закружилась. На ней было что-то розово-клетчатое, и юбка так красиво колыхалась; Расмус даже признался самому себе, что Крапинка красивая. Но ведь девчонки любят шуршать шелками. Хотя вид у нее, у Крапинки, был не веселый, ну… ни капельки!

— Выше голову, Крапинка! — сказал папа. — Как можно не радоваться, когда идешь на праздник и сам похож на цветок шиповника.

Крапинка встала перед небольшим зеркалом, висевшим у мамы на стене кухни, осмотрела свое грустное лицо и скорчила гримаску.

— Цветок шиповника с веснушками на носу, да?

С этими несчастными веснушками, которые выступали у нее на лице каждую весну, Крапинка вела нескончаемую войну.

У Расмуса тоже выступали весной веснушки, но он как-то не замечал, чтобы они ему мешали.

Да и мама тоже так думала.

— Знаешь, Крапинка, а веснушки придают только прелесть, — сказала она.

Крапинка скорчила гримаску:

— Да, веснушки всегда придают прелесть… другим. — И она пошла. — Привет! Мне надо быть там заранее, мы будем репетировать!

— Ну как, — спросил Расмус, когда она исчезла, — можно мне надеть синие джинсы или нельзя?

Папа умоляюще посмотрел на маму:

— Он же может, верно, надеть их… как маленькую награду?

Расмус тоже умоляюще посмотрел на маму:

— Можно мне надеть их?

Мама еще раз погладила его по гладко причесанным волосам и сказала:

— В награду за честность и рвение на службе государству он… не наденет фланелевый костюм на весенний праздник!

— Красиво, — оценил Расмус. Потом, еще немного подумав, спросил: — А что, здесь, в доме, все решает мама?

— Нет, ты тут ошибаешься, — сказал папа, — ты тут совершенно ошибаешься! Раньше все решала мама…

— Разве теперь она больше этого не делает?

— He-а, видишь ли, Крапинка стала такая взрослая, что у нас теперь так называемое коллегиальное правление.

Но мама только смеялась:

— Чепуха, конечно же, все решает папа. И теперь он решил, что нам пора поторапливаться.

Но тут Глупыш залаял, чтобы напомнить о своем существовании, и Расмус оживился.

— Я решаю еще один вопрос, — сказал он. — Да, и я тоже! Я решаю, что Глупыш идет с нами.

Глупыш громко залаял. «Глупыш идет с нами!» — Он считал, что такие слова должны произноситься в этом доме намного чаще.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мама наклонилась и погладила песика.

— Да, это ему, пожалуй, необходимо, — сказала она. — После всего, что он пережил… Но ты, разумеется, наденешь на него цепочку…

Глупыш залаял. «Цепочка» — это слово, наоборот, желательно вовсе упразднить.