«Рыжечка обернулся, да как далдыкнет его копейцом в затылок, где дощечка-то от шлычки оттарлычилась: Галиф и покатился с лошади кубарем.
«Рыжечка в един миг спрыгнул с своего коня, как клещ, насел на плечи Галифа и отлипал ему ножем голову. Знай наших! Вперед дуракам наука: не хвались, идучи на бой, хвались-идучи с боя.
«Тут армия наша возрадовалась, зашумела, словно волна морская заходила и «ура!» закричала. А шведская армия, знамо дело, приуныла, затихла, харунки свои к земле преклонила, словно голубушка, несолоно хлебала. Только один король шведский заклянчил, сударь мой; такой безпокойник был. Не хочет вериться, кричит:
– Подвох! подвох! Русак сзади ударил нашего! Подвох!…
«А енералы и сенаторы его и говорят ему:
– Что,что сзади? У нашего и сзади был панцырь. Нечего на зеркало пенять, коли рожа коса. Не клянчай, король. Эй, лучше будет, покорись.
«А король и слышать не хочет, ревет в выставочный голос, словно кто с него шкуру дерет, рвет на себе волосы, словно сумашедший, мечется во все стороны, словно угорелый, кричит: «пали!» а его никто не слушает.сам побежал на главную свою бутарею, вырвал у кононера фитиль, приставил к пушке и открыл по нашей армия огонь.
«Тут уж и нашего царя взяло за ретивое.Подал он своим енералушкам знак к бою, да и скомандировал:
– Катай! Без бардона катай! На занинающаго Бог.
«Вот тут, сударь мой, наша армеюшка и пошла чесать шведскую,- и пошла, и пошла чесать! Дым коромыслом стал! Всю, сударь мой, лоском положили!
«Хошь один ли на одного, стена ли на стену идет- все равно, лиха беда толь одному кому иля одной какой стороне струсить; а так смелоговоря: пропал.Так было и со шведскою армиею. Спервоначально она очен-но храбрилась, голову оченно высоко поднимала, а как ярой наш Егор Максимыч Замаренов, сиреч Рыжечка, сверзил ихняго великана и отлипал ему голову, так что толковать, у шведской армии душа в пятки. Ну, нашей армии это и на руку. Пошабашила она армеюшку короля шведскаго, словно пить дала. А король шведский, сам-друг с изменником Мазепою, еле-еле удрал в Турскую землю.Там, говорят, оба они с Мазепою, в кабалу пошли к Турку; там, говорят, и пропали. Туда, значит, дорога…
«А главная статья в этом деле, что там ни толкуй, все-таки ярой наш Рыжечка: он, значит, сделал первый начин; от его,значит, молодецкой руки пал Галиф, от его значит, лыцарскаго подвига в страх-ужас пришла шведская армия.
Лишь немного поуспокоилось, Рыжечка и явился к Петру Первому с головой Галифа на копье. Царь во слезах-то с радости, значит,- царь во слезах-то не видит его и спрашивает приближенных:
– А где наш малыш? Где безценный Рыжечка?
– Здесь! пищит Рыжечка.
– А, голубчик мой! сокровище мое!-говорит царь и целует Рыжечку в голову.
«Рыжечка поцеловал ручку у царя.
«Когда совсем поуспокоилось, царь позвал Рыжечку в свою палатку и привсех енералах и сенаторах, при всех иных земель посланниках, спрашивает его:
– Чем тебя, друже мой, дарить жаловать? Говори! Ничего не пожалею.
«Рыжечка поклонился царю и говорит:
– Мне, надежа-царь, ничего не надо, а пожалуй, коли на то милость твоя, пожалуй наше обчество.
«Царь спрашивает:
– Чем? говори.
«Рыжечка говорит:
– От предков твоих, благоверных царей, мы жалованы рекой Яиком, с рыбными ловлями, сенными покосами, лесными порубами; а владына у нас на то пропала. Пожалуй нам, надежа-царь, за своею высокою рукой другую «владену» на Яик, реку.
– С великою радостью!- говорит царь.- Секлетарь, бери перо, бумагу и ваяй от меня Яицким казакам «владену» на Яик реку; со всеми сущими при ней речками и проточками, со всеми угодьями, на веки вечные!
«Секлетарь написал.
«Царь говорит Рыжечке:
– Этого мало. Еще что? Проси!
«Рыжечка говорит:
– Еще, надежа царь, пожалуй, коли милость твоя, пожалуй нас «крестом да бородою».
«Царь говорит:
– Для кого нет, а для Яицких казаков есть! Секретарь, пиши во владенной, что я жалую Яицких казаков крестом и бородою на веки вечные, чтоб им насчет креста и бороды быть невредимым.
«Секлетарь написал.
– Будто? – спросил я.
– Не будто, а на самом деле было так,- сказал старик таким тоном, который не допускал никаких сомнений.-Есть когда-б мы не были жалованы крестом и бородою, то давно бы начальство, с позволения сказать, наш брат, скосило нам бороды; а мы, видишь, по милости Божией да царской, не лишены еще «отечества».Посмотри на иных прочих казаков, примерно на донских, оренбургских, всем им оскоблили рыла-то, а наши целы. Значит, правда, что говорю».
Перепечатал Потапчев Д.В. яицкий казак
(Памятник Рыжечке, установленый на средства яицких казаков в г. Уральске, был снесён казахами в первые годы сов.власти).
Словарь «Русские суеверия»
КР'ИКСА, КР'ИКСА-ВАР'АКСА, КР'ИКСА-ПЛ'АКСА, КР'ЫКСА, КР'ИК, КРИКЛ'ИВЕЦ – детская болезнь, сопровождающаяся раздражительностью и плаксивостью; существо; вызывающее плач ребенка; фантастическое страшилище, бука, которым пугают детей.
«На мальчика криксы напали» (Тульск.); «Крыксы замаяли парпишонка: не знаю, што и делать» (Костр.); «Крычеть да реветь будешь, так тея крыкса-то и заберет» (Костр.); «Крик живет на детях» (Пенз.); «Заря-зарница, красная девица, возьми ты криксу рабе Божьей [имя] и денную, и ночную, и полуношную, и полуденную, и глазную; откель ты шла, туды ты и ступай: с лесу шла, на лес ступай, с поля ты шла, в поле ступай, с саду шла, в сад ступай, с лугов ты шла, на луг ты ступай, с моря ты шла, на море ступай, рабе Божьей [имя] спокой и смиренство дай» (Орл.); «Чтобы маленькие дети не кричали и не плакали, „показывают“ их в трубу или выносят за ворота, говоря: „Ворота скрыл, а ты возьми младенца крик!“» (Терек.).
Криксой, крыксой (криксой-вараксой, крикливцем) именуется и детская болезнь (нередко от испуга), и вызывающее ее существо, которое «нападает» на ребенка, отчего малыш начинает беспокоиться и плакать, особенно по ночам, ср.: «Беспокойное состояние детей от какой-нибудь болезни называется в некоторых местностях „крикливцы“» <Демич, 1891>.
Стремление оградить новорожденного от крикс, крикливцев, забота о нормальном сне и спокойствии младенца (важных и для его здоровья, и для всего уклада жизни крестьянской семьи) «проявляется уже в первых рукодействиях над новорожденным, которого бабы парят в бане, приговаривая: „Спи по дням, расти по часам! То твое дело, твоя работа, кручина и забота. Давай матери спать, давай работать!“» (Вятск.). В Енисейском округе повитуха при перевязке пуповины схватывает носик ребенка и потягивает его несколько раз, говоря: «Не будь курнос и спи крепче!» В Терской области при первом купании новорожденного в воду кладут маковые головки, «чтобы дитя не было крикливо» <Демич, 1891 >. По наблюдениям этого же автора, беспокойных и неспящих детей усыпляли следующими приемами: «1) Кормилицы кладут грудных детей к себе на постель и усыпляют их у своей груди, 2) постоянно качают ребенка на руках и в колыбельке, 3) весьма распространен вредный обычай пичкать неспящих беспокойных детей настоем маковых головок и даже спиртными напитками. Так называемая „маковка“ [настой маковых головок] играет на Руси немаловажную роль в жизни маленьких детей… Народу давно уже известно снотворное действие незрелых маковых головок, как это видно из старинных рукописных лечебников. <…> В Вятской губернии неспящих детей поят отваром мака, или кладут в головах маковки. Многократное употребление маковых головок при бессоннице приносит часто вред» <Демич, 1891>.
Облик криксы (как и других досаждающих младенцу существ) в поверьях очерчен неясно: это нечто назойливое и «крикливое», неопределенное, но опасное. Криксу можно «откликать» («откричать»), «вынуть», «выкурить», изгнать, заговорить, передать, переместить, ср.: «Криксы-вараксы! Идите вы за крутые горы, за темные лесы от младенца!» (Курск.)
Нередко первоначально гаданием (на угольках, глядя в воду, в зеркало и т. п.) определяют источник крика и крикс – от испуга, от дурного ветра, от глаза, от порчи и т. п. Один из наиболее распространенных способов лечения, удержавшийся до наших дней, – сбрызгивание: «При криксе ворожея берет блюдо с водой, шейный крест, два угля и, держа на руках ребенка, нашептывает воду и молится, ломая угли и опуская их на блюдо с водой. После этого погружает туда крестик и этой водой спрыскивает ребенка» (Пенз.) <Попов, 1903>. «В Енисейском округе при бессоннице детей брызгают на лицо ребенка сквозь дверную скобку, давая воде стечь с личика на порог, в уверенности, что бессонница падает на того, кто первым переступил порог. Иногда, чтобы успокоить детей, поют над их ушами, кричат, а чаще закачивают их» <Демич, 1891>. Из Воронежской губернии сообщали, что крикливых детей носят под колокол, отчего они будто бы успокаиваются <Селиванов, 1886>.