Вдруг слон-дитя почувствовал, что его ноги скользят; он так и поехал на них по дну; наконец, говоря в нос, который теперь вытянулся почти на пять футов, слоненок выговорил: «С меня довольно!»

Двухцветный питон скал спустился в воду, обвил задние ноги слоника как бы двумя петлями каната и сказал:

– Неблагоразумный и неопытный путешественник, с этой минуты мы серьезно посвятим себя важному делу, постараемся тянуть твой нос изо всех сил, так как сдается мне, что этот самодвижущийся военный корабль с броней на верхней палубе (этими словами, моя любимая, он обозначал крокодила) будет мешать твоим дальнейшим движениям.

Все двухцветные питоны скал всегда говорят в таких запутанных выражениях.

Двухцветный питон тянул слоника; слон-дитя тянул свой нос; крокодил тоже тянул его; но слон-дитя и двухцветный питон скал тянули сильнее, чем крокодил, и тот, наконец, выпустил нос слона-ребенка, при этом вода так плеснула, что этот плеск можно было услышать по всей длине реки Лимпопо, вверх и вниз по течению.

В то же время слон-дитя внезапно сел, вернее, шлепнулся в воду, но перед этим сказал питону: «Благодарю!» Затем он позаботился о своем бедном носе, за который его так долго дергали, завернул его в свежие банановые листья и опустил в воду большой серо-зеленой тихой реки Лимпопо.

– Зачем ты это делаешь? – спросил его двухцветный питон скал.

– Прошу прощения, – ответил слон-дитя, – но мой нос совсем потерял свою форму, и я жду, чтобы он сморщился и уменьшился.

– Долго же тебе придется ждать, – сказал двухцветный питон скал. – А все-таки замечу, что многие не понимают своих выгод.

Три дня слон-дитя сидел и ждал, чтобы его нос уменьшился. Но этот нос не делался короче; кроме того, ему приходилось жестоко косить глазами. Моя любимая, ты поймешь, что крокодил вытянул нос слоника в самый настоящий хобот, вроде тех, какие ты увидишь теперь у всех слонов.

На третий день прилетела муха цеце и укусила слоника в плечо. Слоник же, сам не понимая, что он делает, поднял свой хобот и его концом убил муху.

– Выгода номер один, – сказал двухцветный питон скал. – Ты не мог бы этого сделать своим носом-коротышкой. Ну, теперь попробуй поесть.

Еще не успев подумать, что он делает, слон-дитя протянул свой хобот, сорвал большой пучок травы, поколотил эти зеленые стебли о свои передние ноги, чтобы сбросить с них пыль, и, наконец, засунул их себе в рот.

– Выгода номер два, – сказал двухцветный питон скал. – Ты не мог бы сделать этого своим носом-коротышкой. Как тебе кажется, не слишком ли печет солнце?

– Да, – согласился слон-дитя и, еще не успев подумать, что он делает, зачерпнул из серо-зеленой болотистой реки Лимпопо ила и намазал им свою голову; из ила получилась прохладная илистая шляпа; вода с нее текла за ушами слона-ребенка.

– Выгода номер три, – сказал двухцветный питон скал. – Ты не мог бы сделать этого своим прежним носом-коротышкой. Ну а что ты скажешь насчет колотушек, которыми тебя угощали? Опять начнется прежнее?

– Прошу извинения, – сказал слон-дитя, – мне совсем не хочется этого.

– Не приятно ли будет тебе поколотить кого-нибудь? – спросил слоника двухцветный питон скал.

– Мне очень хотелось бы этого, – ответил слон-дитя.

– Хорошо, – проговорил двухцветный питон скал, – ты увидишь, что твой новый нос окажется полезным, когда ты вздумаешь поколотить им кого-либо.

– Благодарю, – сказал слон-дитя, – я это запомню, а теперь пойду домой, к моим дорогим родственникам, и посмотрю, что будет дальше.

Слон-дитя действительно пошел к себе домой через Африку; он помахивал и крутил своим хоботом. Когда ему хотелось поесть плодов с деревьев, он доставал их с высоких ветвей; ему не приходилось, как прежде, ждать, чтобы плоды эти падали на землю. Когда ему хотелось травы, он рвал ее с земли и ему не нужно было опускаться на колени, как он делал это в прежнее время. Когда его кусали мухи, он срывал с дерева ветку и превращал ее в опахало; когда солнце жгло ему голову, он делал себе новую прохладную влажную шляпу из ила или глины. Когда ему делалось скучно, он пел, вернее, трубил через свой хобот, и эта песня звучала громче, тем музыка нескольких духовых оркестров. Он умышленно сделал крюк, чтобы повидаться с толстой гиппопотамихой (она не была в родстве с ним), и сильно отколотил ее хоботом, чтобы посмотреть, правду ли сказал двухцветный питон скал. Весь остаток времени он подбирал с земли дынные корки, которые побросал по дороге к Лимпопо. Он делал это потому, что был очень опрятным животным из рода толстокожих.

В один темный вечер слон-дитя вернулся к своим дорогим родственникам, свернул свой хобот в кольцо и сказал:

– Как вы поживаете?

Все они были очень рады повидаться с ним и тотчас же сказали:

– Подойди-ка поближе, мы отшлепаем тебя за твое неутолимое любопытство.

– Ба, – сказал слон-дитя, – я не думаю, чтобы кто-нибудь из вас умел драться; вот я умею колотить и сейчас научу вас этому.

Тут он выпрямил свой хобот, ударил двоих из своих милых родственников, да так сильно, что они полетели кувырком.

– Чудеса, – сказали они, – где ты выучился такой штуке? И скажи на милость, что ты сделал со своим носом?

– Крокодил устроил мне новый нос, и это случилось на берегу большой серо-зеленой болотистой реки Лимпопо, – ответил слон-дитя. – Я его спросил, что у него бывает на обед, а он за это вытянул мой нос.

– Какое безобразие! – заметил бабуин, волосатый дядя слоненка.

– Некрасив-то он некрасив, – сказал слон-дитя, – но очень удобен, – и, говоря это, слоненок обхватил хоботом одну ногу своего волосатого дядюшки, поднял его и посадил в осиное гнездо.

После этого дурной слоненок долго колотил всех своих дорогих родственников, колотил до тех пор, пока им не стало очень жарко. Они были донельзя удивлены. Слоненок подергал своего высокого дядю страуса за его хвостовые перья; поймал свою рослую тетушку жирафу за ее заднюю ногу и протащил ее через колючий терновый куст; когда его толстая тетка, гиппопотамиха, покушав, отдыхала в воде, он приставил свой хобот к самому ее уху, крикнул ей два-три слова, в то же время пустив несколько пузырьков через воду. Но ни в это время, ни позже, никогда никому не позволял обидеть птицу колоколо.

Наконец, все милые родственники слоненка начали так волноваться, что один за другим побежали к берегам большой серо-зеленой болотистой реки Лимпопо, затененной деревьями, от которых веет лихорадкой; каждый из них хотел получить новый нос от крокодила. Когда они вернулись домой, они уже не колотили друг друга; дядюшки и тетушки не трогали также и слоненка. С этого дня, моя любимая, у всех слонов, которых ты увидишь, и у всех, которых не увидишь, есть предлинные хоботы, совершенно такие, какой появился у любопытного слоненка.

Нашему старому кенгуру было вечно жарко; но в те времена, о которых я говорю, он был совсем другим зверьком и бегал на четырех коротеньких ногах. Шкурка у него была серая, пушистая, и он отличался гордым нравом. Странно, он больше всего гордился тем, что танцевал на горной площадке в центре Австралии. Вот однажды у него так закружилась голова, что он пошел к маленькому австралийскому богу Нка.

Пришел он к Нка в шесть часов утра и сказал:

– Пожалуйста, сделай так, чтобы к пяти часам пополудни я перестал походить на всех остальных животных.

Нка сидел на песке, услышав же просьбу старого кенгуру, подскочил и крикнул:

– Убирайся!

Кенгуру был весь серенький, пушистый и гордился тем, что танцевал на скале в середине Австралии. Он пошел к богу побольше, которого звали Нкинг.

Он пришел к Нкингу в восемь часов после завтрака и сказал:

– Пожалуйста, сделай меня непохожим на всех остальных зверей и, кроме того, устрой так, чтобы меня знали решительно все, и все это к пяти часам пополудни.

Нкинг сидел в норке, и, услышав, что ему говорит кенгуру, он выскочил из нее и закричал:

– Убирайся!

Кенгуру был серенький, пушистый и у него была странная гордость: он гордился тем, что танцевал в центре Австралии. Подумав, он пошел к большому богу по имени Нконг.

Пришел он к нему в девять часов, до обеда, и сказал:

– Сделай так, чтобы я не походил на всех остальных зверей; сделай так, чтобы все обращали на меня внимание, чтобы за мной гонялись, и все это – к пяти часам пополудни.

Нконг купался в соленой воде; услышав просьбу кенгуру, он сел в воде и закричал:

– Хорошо, сделаю!

Нконг позвал динго, желтого пса динго, зверя вечно голодного и пыльного. Динго спал на солнышке, но проснулся. Нконг показал ему кенгуру и сказал:

– Динго, проснись, динго! Видишь господина, который танцует на песке? Он хочет прославиться, хочет также, чтобы за ним гонялись. Беги за ним, динго!

Динго, желтый пес динго, вскочил и сказал:

– Гонять этого зверька, не то кошку, не то кролика? Хорошо!